Марина Власова - Энциклопедия русских суеверий
Подобно оврагам, провалам, ущельям, болото — опасное, неопределенное («ни вода, ни земля») место, излюбленное нечистой силой. В Вологодской губернии в болоте «селили» бесов, в Смоленской — водяного; согласно общерусским поверьям, в болоте традиционно обитает леший (на Урале кочечного, болотного лешего именуют «анцыбал»).
В огромном моховом болоте Муромского уезда «неоднократно видят русалок», схожих по облику, действиям и с болотницами, и с водяницами. «Расчесывая свои длинные волосы», русалки «кличут к себе путников на разные голоса и губят оплошавших» (Влад.) <Добрынкина, 1900>.
Болото — типичное место действия рассказов о черте, что отражено и в поговорках: «Было бы болото, а черти будут»; «Всякий черт свое болото хвалит»; «Не ходи при болоте — черт уши обколотит» <Даль, 1880>; «В тихом омуте черти водятся, а в лешом болоте плодятся» (Нижегор.).
БОЛОТНИКОВ — Иван Болотников, руководитель крестьянской войны 1606―1607 гг., продолжающий после казни «жить» в реке Онеге.
Предание онежских крестьян переосмысливает факт ссылки Ивана Болотникова в Каргополь (1608 г.), где он был ослеплен и утоплен. Подобно многим «неуспокоенным умершим», чья жизнь насильственно прерывается раньше срока, в поверьях местных жителей Болотников становится «вечным обитателем» Болотникова берега: «Был Болотников, Иван — крестьянский сын. Роста он был высокого, плечи широкие. Сильный был очень… за народ пошел, за бедное население. Он, говорят, до Москвы дошел…
Да ведь остервенели потом царевы-то слуги, схватили Ивана Болотникова. Арестовали, глаза завязали накрепко. А царь его все равно боится: „Увезите его, говорит, куда-нибудь подальше, в Белом море утопите!“
Да его не довезли: глаза у него все развязывались… Его на Онеге-реке к проруби привели, глаза выкололи, привязали к ногам тяжесть… столкнули. Что он сделать мог! Их, может, целая рота была, солдатов!
Ведь с тех пор несчастный этот берег. Каждое лето кто-нибудь да утонет с него… будто Болотников к себе тянет. Старики скажут: „Новое войско себе набирает!“»
БОЛЬШОЙ — леший (Костр.).
«Костромичи Ветлужского уезда уверены, что болезни, происходящие от перехода через след большого (лешего), одни из самых серьезных болезней» <Попов, 1903>.
БОМКА — страшилище, пугающее детей; бука.
«Вот посажу тебя в голбец, там тебя бомка схамкает» (Перм.).
БОРОВИК, БОРОВОЙ — дух бора, «хозяин» бора; леший; черт.
«По бору ходит боровой, хуже медведя, самый страшный. Борового-то зовут леший» (Арх.); «Уж она [ворожея] луче знат, как звать — боровой, лешак ли» (Арх.); «Боровой-то и есь лешой» (Пск.).
Известные нам упоминания о боровых редки. На Вологодчине боровики — маленькие старички ростом в четверть аршина. Они «заведуют» грибами (груздями, рыжиками), живут под грибами и питаются ими.
Однако чаще всего боровой — это тот же леший, но обитающий в определенном месте леса — в бору, сосновом лесу, возвышенном месте в лесу. Иногда боровой описывается как «младший» лесной дух, подчиненный главному лесовику (см. ЛЕШИЙ).
БОРОВУХА — сверхъестественный персонаж в обличье девушки, женщины, появляющейся в лесу или у воды; лешачиха.
«В лесу леший и боровухи-те»; «Красивой-то боровуха выглядит, а лешачиха некрасивая, волосы растрепанные» (Арх.).
В современных поверьях Архангельской области, описанных О. А. Черепановой <Черепанова, 1996>, боровухи схожи с лешачихами (иногда подчеркивается, что они «обитают на бору»): «Боровухи — это лешачихи, на бору дак». Согласно несколько иной версии, боровуха отличается от «растрепанной» лешачихи и гораздо привлекательнее ее.
«Наряжающаяся как девочка» (девушка, женщина) боровуха способна принять облик жены встреченного ею в лесу человека и погубить его: «У нас один охотник жил в Нюхче. По ворге (болотистой местности. — М. В.) раз пошел и встретил свою жонку. Они давно не виделись и сотворили, что надь. А это боровуха была, вот и помер он, и как помер-то на кровати, дак меж досками оказался».
Сожительство с боровухой (или испуг при виде боровухи) может стать причиной помешательства: «Вот дедушка, он испугался тех боровух и чокнулся потом. Она и обнимать начнет, как муж и жена. Говорят, как сотворишь блуд с боровухой, дак и с ума сойдешь»; «Поехал пахать, пашет, и вдруг впереди лошади мышь пробежала. А лошадь-то испугалась. Он взял и матюгнулся. Приехал домой — болен невозможно. Там в деревне-то и говорят: „Ну, это боровухи к нему привязались“. Вот отцу-то его и говорят: „Ты возьми, воскресну молитву прочитай в рубаху-то, да и дай эту рубаху сыну-то. Если он оденет воскресну-то рубаху, то это не боровухи, а если не оденет, то это боровухи, значит, привязались, надо от боровух лечить“» (Арх.) <Черепанова, 1996>.
Очевидно, что в поверьях подчеркивается не столько роль боровухи как лесной (боровой) «хозяйки», сколько исходящая от нее опасность, способность соблазнить, напугать до потери рассудка, напустить болезнь (подобная «деятельность» может характеризовать «лесовых русалок», а также лесных девок, лесачих, причем сходные представления о лесачихах отмечены в этом же регионе и в начале XX в.) (см. РУСАЛКА, ЛЕСНАЯ ДЕВКА, ЛЕШАЧИХА).
БУВАН — существо, которым пугают детей; бука.
«Спи, спи! А то вот буван придет к окошку… и сволокет тебя к цыганам» (Арх.).
БУКА — фантастическое страшилище, которым пугают детей; таинственное существо в пустых постройках, в лесной глухомани.
«Робёнку, буде не слухатце, говоришь: „Спи, спи, бука идет“. А спросишь, какой бука, — а в шубы, шерсью повернут» (Онеж.); «Букой детей пугали, это медведь значит» (Волог.);
«Баю, баю, баю, бай, даПоди, бука, под сарай, даКоням сена надавай, даУ нас Колю не пугай, да.
А теперь-то [поют] по-другому: „Поди, бука, под сарай, под сараем кирпичи, буке некуда легчи“. Пугают молодого букой а сторого мукой» (Волог.) <Черепанова, 1996>; «Ходишь букой лесовой» (Онеж.); «В монастыре как-то ночевал, в пустом. Крысы шум подняли, а я думал, бука гремит. Всю ночь дрожал» (Арх.); «Отец болел, сон видел. Пришел он в лес. Вдруг как закричит по лесу: „Ягод-то надо? Красненькие, беленькие!“ Бука и был» (Волог.).
Представления о буке — детском страшилище — распространены повсеместно. Бука — «мнимое пугало, коим разумные воспитатели стращают детей», — писал В. Даль <Даль, 1880>. Описания буки расплывчаты. Это страшилище с растрепанными волосами, с огромным ртом и длинным языком. Ходит только ночью, около домов и дворов; хватает, уносит и пожирает детей.
В Архангельской губернии «пугают ребят и просто букою; ее считают черною, оборванною женщиною» <Ефименко, 1877>.
Черный, лохматый бука может быть сходен и с медведем, и с ряженым в шубе навыворот. Это персонификация ночного морока, опасности и страха.
Интересно, что иногда, обращаясь к малышам, букой называли и большое черное пятно сажи: «В иных случаях мать натирает соски сажей и когда ребенок потребует груди, то она, раскрыв последнюю и указав на большое черное пятно, объясняет ему, что это „бука“, причем, искривив лицо, плюет на пол. Ребенок… соглашается, что это действительно должно быть „бука“, и невольным образом отвращается от груди матери» <Покровский, 1884>.
В Олонецкой губернии, когда подросший ребенок никак не желал расставаться с зыбкой, ее уносил вбегавший в избу бука (т. е. кто-то из нарядившихся в вывернутый тулуп домашних).
Само слово «бука», особенно адресованное детям, создает образ чего-то не вполне определенного, но опасного, темного и в то же время занятного, завораживающего, пробуждающего творческую фантазию, сродни игре слов: «От стукания пошло буканье, от буканья пошло оханье», и т. п.
По некоторым характеристикам бука (и особенно такие его «разновидности», как букан, буканай, букарица (см. ниже)) сходен с домовым, дворовым.
Подобно им, бука мохнат (см. ДОМОВОЙ). В детской колыбельной буку прогоняют под сарай кормить лошадей — занятие, традиционное для домового, дворового. В поверьях ряда районов России (особенно Русского Севера и Сибири) образ буки-страшилища слит с обликами домовых, дворовых духов, которые, по общераспространенным представлениям, не только покровительствуют хозяйству, но и персонифицируют судьбу обитателей дома, предвещают и даже приносят несчастья, болезни, смерть (см. ДОМОВОЙ, ДВОРОВОЙ).
