Джон Стотт - Джон Р.У. Стотт Великий Спорщик
Наверное, сейчас было бы полезно сопоставить второй и третий принципы, утверждаемые здесь Христом. Второй заключается в том, что те предания или традиции, которые не противоречат Писанию (например, омывание рук и посуды), позволительны, если остаются при этом необязательными. Третий принцип заключается в том, что традиции и предания, противоречащие Писанию (например, клятва о Корване, следствием которой явилось непочтение к родителям), нужно с твердостью отвергать. Ибо Писание всегда обладает высшим авторитетом, а предания должны ему подчиняться.
Иисус повторяет этот третий принцип три раза, чтобы ни у кого не осталось сомнений. Стих 8: «Вы, оставивши заповедь Божию, держитесь предания человеческого». Стих 9: «Хорошо ли, что вы отменяете заповедь Божию, чтобы соблюсти свое предание?» Стих 13: «Устраняя Слово Божие преданием вашим, которое вы установили». Каждый раз Иисус противопоставляет человеческие предания и заповеди Божьи и запрещает нам «оставлять», «отменять» и «устранять» Слово
Божье ради того, чтобы «держаться» своего предания и «соблюсти» его. Вообще–то, мы должны поступать как раз наоборот! Наш долг в том, чтобы «держаться» Слова Божьего, «соблюдать» его и, если необходимо, «оставить», «отменить» и «устранить» для этого наши человеческие предания и традиции. Еще яснее это проступает в рассказе Матфея об этой истории, где ключевым понятием является слово «преступление», то есть нарушение закона или заповеди. Фарисеи спрашивают: «Зачем ученики Твои преступают предание старцев?» Иисус отвечает им: «Зачем и вы преступаете заповедь Божию ради предания вашего?» (Мф. 15:2,3).
Преступление фарисеев, должно быть, уже понятно вам. Да, они не хотели ничего плохого. Они утверждали, что устные предания были «оградой для Торы», то есть защитным оплотом, призванным сохранить закон в его цельности, «однако на самом деле предания вмешивались в закон, искажая его»[64]. Более того, на практике они, по всей видимости, предпочитали свои собственные предания, так что раввин Иехония говорил: «Слова Соферима (т. е. книжников)… более любимы, нежели слова Торы (т. е. закона)»[65].
Иисус твердо противостоял такой тенденции. Он настаивал, что, когда Писание расходится с преданием, Писание всегда стоит выше предания. Например, Божье Слово о почитании родителей должно перевесить человеческую традицию клятвы о Корване (Мк. 7:11). Этот принцип Иисус провозглашал и применял снова и снова. То, что Он с почтением подтверждал богодухновенность и высший авторитет ветхозаветных Писаний, не подлежит сомнению. Например, в Нагорной проповеди и в Своем учении о соблюдении субботы и о разводе Он отодвинул все накопленные иудеями предания и вернулся прямо к запечатленному Божьему Слову. Для него Писание всегда оставалось высшим арбитром. «Разве не читали вы? — спрашивал Он, — Что написано в законе?» Именно то, что написано, то, что можно прочесть, — то есть учение Писания — должно являться высшим авторитетом в каждом споре и разрешать все разногласия.
Теперь мы сможем сопоставить и совместить все три принципа, изложенные Иисусом в Его споре с фарисеями. Он утверждал божественность[66], достаточность и высший авторитет Писания. Это означает, что Иисус подтвердил достаточность Писания без добавления к нему каких–либо обязательных традиций и преданий, а также его высший авторитет, согласно которому и должны оцениваться все предания. А основанием, на котором Христос возвел две эти истины, является божественное происхождение и богодухновенность Писания; предания — это слова человеческие, но Писание — Слово Божье.
Теперь от библейского принципа мы обратимся к примеру из истории.
Приверженцы Реформации и высший авторитет Писания
Взаимоотношения между Писанием и преданиями были одной из главных причин разногласий во времена Реформации. Обе стороны принимали божественное происхождение и авторитет Библии. Спорили они не об этом. Вопрос заключался в том, является ли Библия единственным авторитетом, достаточно ли будет ее учения, без каких–либо внебиблейских дополнений, для спасения и превосходит ли ее авторитет даже самые древние предания и традиции церкви.
Рим утверждал, что нет. Подобно фарисеям, он сильно полагался на так называемые «неписаные предания». Действительно, во взглядах на предания и традиции у фарисеев и римских католиков тогда было много общего. И те, и другие верили, что их предания богодухновенны, как и Писание. Фарисейские предания начинались со времен Моисея; католические — со времен Христа. Таким образом, в Мишне раввин мог провозглашать следующее: «Моисей принял (устный) закон на горе Синай и передал его Иисусу Навину; тот передал его старейшинам, старейшины — пророкам, а пророки — мужам великой синагоги». Точно также в Риме утверждали, что его предания были «приняты апостолами из уст Самого Христа или из уст самих апостолов, когда им говорил Святой Дух»[67]. Четвертое собрание Трентского Собора в 1546 году постановило: «Писание и предания должны приниматься церковью как равные по авторитету». Далее сказано, что Собор «принимает и почитает с равным восхищением» как Писание, так и предания. В результате Римско–католическая церковь не попыталась измениться согласно требованиям Писания и исключить из своей системы предания и традиции, касавшиеся, например, девы Марии, мессы, священнослужителей, чистилища и индульгенций, — предания, которые разрослись за много столетий, хотя в Писании их либо нет вообще, либо есть прямые им опровержения.
Приверженцы Реформации думали иначе. Sola Scriptura — «только Писание» — было одним из камней, на котором они строили свое учение. Они знали, что у первой церкви было достаточно оснований для того, чтобы раз и навсегда определить и закрыть канон Нового Завета. Утверждение этого канона (причем, делая это, церковь не наделяла книги Библии каким–то дополнительным авторитетом, а просто признавала авторитет, присущий им изначально) означало, что между апостольским преданием и преданиями церковными была проведена четкая граница, что апостольские предания книг Нового Завета являются каноном, стандартом, меркой, по которой всегда нужно проверять церковные предания и традиции. Приверженцы Реформации также знали, что отцам первой церкви это тоже было известно. «Все споры отцов первой церкви с еретиками касались того, что сказано в Писании, — писал Кранмер, — …но когда речь шла о том, чего нет в Писании, они никогда не обвиняли человека в ереси»[68]. Значит, их меркой была Библия.
Тот же самый вопрос о Писании и предании был упомянут Хью Латимером в его знаменитой «Проповеди о плуге», прочитанной возле собора св. Павла 18 января 1548 года. В ней он назвал дьявола «самым усердным епископом и прелатом во всей Англии», который «никогда не покидает своей епархии» и является «наиусерднейшим проповедником во всем королевстве». И везде, где бы ни поселился дьявол, продолжал Латимер, «где бы ни проходил его плуг, там выносятся книги — и вносятся свечи, убираются Библии — и достаются четки… провозглашаются человеческие предания и законы — и отменяются предания Божьи и Его святое Слово»[69].
Однако процитированные мною документы Реформации и антиРеформации принадлежат XVI и XVII столетиям. А что происходит сейчас? Остались ли Римско–католическая и Протестантская церкви на тех же самых позициях, что и триста–четыреста лет тому назад?
Современные тенденции в Римско–католической церкви
Сначала давайте взглянем на позицию Римско–католической церкви. Одним из самых важных документов, принятых II Ватиканским собором (1962–1965), была догматическая конституция «О Божественном откровении». В шести главах конституции содержится учение совета о самом откровении, о том, как оно было передано людям, о богодухновенности Писания и его толковании, о Ветхом Завете, Новом Завете и о Писании в жизни церкви.
Многое там можно только горячо приветствовать. Например, туда включено прямое подтверждение о полной богодухновенности Писания. Согласно параграфу 11, Римско–католическая церковь «верит, что книги как Ветхого, так и Нового Завета во всей их полноте, во всех их частях являются священными и каноническими, поскольку они были написаны под вдохновением Святого Духа… и, значит, автором их является Бог… Следовательно, поскольку все, написанное вдохновенными авторами библейских книг, должно приниматься нами как сказанное Святым Духом, то нужно признать, что книги Писания твердо и верно и без ошибки преподают нам истину, которую Бог пожелал включить в Священное Писание ради нашего спасения».
Еще одной особенностью догматической конституции является то, что она с новой силой призывает верующих посвящать себя изучению Библии. На протяжении столетий чтение Библии простыми прихожанами Римско–католической церкви не поощрялось, а порой даже и запрещалось. Однако теперь Писание получило в этой церкви свободу — и последствия этого предсказать трудно. Параграф 22 гласит: «Все верные христиане должны иметь свободный и легкий доступ к Священному Писанию». В сноске к нему мы читаем следующий комментарий: «Это, пожалуй, самое крупное нововведение в конституции. Это первый официальный документ, принятый церковью со времен первых столетий, который провозглашает доступность Библии для каждого»[70].
