Авва Дорофей - Душеполезные поучения
Лукавый же не хочет сего, но ненавидит, ибо он хочет делать зло и больше о тех радуется, имже несть управления. Почему? — Потому что они падают аки листвие. Вспомни того брата, которого любил лукавый, и о котором говорил он Авве Макарию: «Имею одного брата, который, когда видит меня, вертится как мотовило». Таких он любит, о таких всегда радуется, которые (живут) без наставления, и не поручают себя (человеку), могущему помогать им и руководить их о Боге. Разве не ко всем братиям приходил тогда демон, которого видел святый носящим различные снеди в тыквах? Разве не всех он посещал? [В греч. книге: искушал] Но каждый из них, понимая его козни, шел (к своему духовному отцу) и открывал ему свои помышления, и находил помощь во время искушения, а потому лукавый и не мог одолеть их. Только одного несчастного нашел он, который следовал самому себе и ни от кого не имел помощи и потому лукавый поступал с ним, как с игралищем, и уходя благодарил его и проклинал других. Когда же (враг) сказал Авве Макарию это (дело), и имя брата, святый пошел к нему и нашел, что причиною его погибели было то, что он не хотел исповедывать (свои помышления); нашел, что он не имел обыкновения открывать их кому-либо. Посему-то враг и вертел им, как хотел. И (брат), вопрошаемый святым старцем: «Как ты пребываешь, брат?» — отвечал: «Молитвами твоими, хорошо». И когда святый опять спросил: «Не борют ли тебя помыслы?», он отвечал: «Пока мне хорошо». И не хотел ничего исповедать, пока святый искусно не заставил его открыть свои помыслы, и, сказав ему слово Божие, утвердил его и возвратился.
По обыкновению своему враг пришел опять, желая низвергнуть сего брата, но посрамился, ибо нашел его утвержденным, нашел его исправленным и не мог уже более над ним издеваться, и потому удалился, не успев ничего сделать; удалился посрамленный и этим (братом). Посему когда святый опять спросил демона: «Как пребывает тот брат, твой друг?» — он уже не назвал его другом, но врагом, и проклинал его, говоря: «И тот развратился, и тот не повинуется мне, но даже стал всех свирепее». Видишь ли, почему ненавидит враг гласа утверждения? Потому что всегда желает нашей погибели. Видишь ли, почему он любит полагающихся на себя? Потому что они помогают диаволу, и сами себе строят козни. Я не знаю другого падения монаху, кроме того, когда он верит своему сердцу. Некоторые говорят: от того падает человек, или от того; а я, как уже сказал, не знаю другого падения, кроме сего, когда человек последует самому себе. — Видел ли ты падшего, — знай, что он последовал самому себе. Нет ничего опаснее, нет ничего губительнее сего. Бог сохранил меня, и я всегда боялся сего бедствия. Когда я был в общежитии, я открывал все свои помыслы старцу Авве Иоанну, и никогда, как я сказал, не решался сделать что-либо без его совета. И иногда говорил мне помысл: «Не то же ли (самое) скажет тебе старец? Зачем ты хочешь беспокоить его?» А я отвечал помыслу: «Анафема тебе, и рассуждению твоему, и разуму твоему, и мудрованию твоему, и ведению твоему; ибо что ты знаешь, то знаешь от демонов». И так я шел и вопрошал старца. И случалось иногда, что он отвечал мне то самое, что у меня было на уме. Тогда помысл говорил мне: «Ну что же? (Видишь), это то самое, что я говорил тебе: не напрасно ли беспокоил ты старца?» И я отвечал помыслу: «Теперь оно хорошо, теперь оно от Духа Святого; твое же внушение лукаво, от демонов, и было делом страстного устроения (души)». И так никогда не попускал я себе повиноваться своему помыслу, не вопросив (старца). И поверьте мне, братия, что я был в великом покое, в полном беспечалии, так что я даже и скорбел об этом, как я уже и говорил вам о сем; ибо слышал что многими скорбми подобает нам внити во Царствие Божие (Деян. 14, 21), и, видя, что у меня нет никакой скорби, я боялся и был в великом недоумении, не зная причины такового спокойствия, пока старец не объяснил мне того, сказав: «Не скорби, ибо каждый, предающий себя в послушание отцам, имеет сей покой и беспечалие».
Постарайтесь же и вы, братия, вопрошать и не надеяться на себя. Познайте, какое в сем деле беспечалие, какая радость, какое спокойствие. Но поелику я сказал, что я никогда не скорбел, то послушайте и о том, что со мной случилось тогда.
Когда я еще был там, в общежитии, нашла на меня однажды великая и нестерпимая скорбь, и я был в таком страдании и стеснении, что готов был даже предать и самую душу мою: скорбь же сия происходила от коварства демонского. И такое искушение, наносимое демонами от зависти, бывает тяжко для человека, но маловременно: оно мрачно, тяжко, безутешно, ниоткуда не представляется успокоения, но отовсюду стеснение, отовсюду угнетение. Однако скоро посещает душу благодать Божия, ибо если бы не посетила благодать Божия, то никто не мог бы перенести сего. И я был, как сказал, в таком искушении, в такой тесноте. В один день, когда я стоял на дворе монастырском, изнемогая и моля о сем Бога, внезапно взглянул я внутрь церкви, и увидел некоего (мужа), по виду — Епископа, который как бы нес Святые Дары [В греч. кн. вместо сих слов сказано: облеченного в омофор] и входил в святый алтарь. Я никогда не приближался к страннику или приходящему без нужды или повеления; но тогда меня как бы влекло что-то, и я пошел за ним. Вошедши, он долго стоял с воздетыми к небу руками, и я стоял сзади его, молясь в страхе; ибо от видения его напал на меня страх и ужас. По окончании молитвы, он обратился и пошел ко мне, и по мере того как он приближался ко мне, я ощущал, что скорбь и ужас удалялись от меня. Потом, став передо мною, он простер руку свою, прикоснулся к моей груди, и ударяя в нее перстами своими, сказал: Терпя потерпех Господа, и внят ми, и услыша молитву мою: И возведе мя от рова страстей и от брения тины: и постави на камени нозе мои, и исправи стопы моя, и вложи во уста моя песнь нову, пение Богу нашему (Псал. 39, 2–4). Все эти стихи произнес он по трижды, ударяя, как я сказал, в грудь мою, и так вышел. Тотчас после сего водворились в сердце моем: сладчайший свет, радость, утешение и великое веселие, и я стал уже не тем, чем был прежде. Когда он вышел, я поспешил вслед за ним, желая найти его, но не нашел, ибо он сделался невидим. С того времени, по милости Божией, я не ощущал уже, чтобы беспокоили меня скорбь или страх, но Господь покрыл меня доныне ради молитв оных святых старцев. Сие сказал я вам, братия, для того, чтобы вы знали, какое спокойствие и беспечалие имеет тот, кто не следует самому себе, и с какою безопасностью, с какою твердостью живет, кто не полагается на себя и не верит своему помыслу, но во всем, что до него касается, возлагает упование на Бога и на тех, которые могут наставлять его по Боге. Итак, научитесь и вы, братия, вопрошать, научитесь не полагаться на самих себя, не верить тому, что вам говорит помысл ваш. Хорошо смирение, (в нем) покой и радость [В греч. кн.: хорошо вопрошать, (от сего) смирение и радость]. К чему напрасно сокрушать себя? Нельзя спастись иначе, как сим образом.
Однако иной может подумать: если кто не имеет человека, которого он мог бы вопрошать, то что в таком случае должно ему делать? Правда, если кто хочет истинно, всем сердцем, исполнять волю Божию, то Бог никогда его не оставит, но всячески наставит по воле Своей. Поистине, если кто направит сердце свое по воле Божией, то Бог просветит и малое дитя сказать ему волю Свою. Если же кто не хочет искренно творить волю Божию, то хотя он и к пророку пойдет, и пророку положит Бог на сердце отвечать ему, сообразно с его развращенным сердцем, как говорит Писание: и пророк аще прельстится, и речет слово, Аз Господь прельстих пророка того (Иезек. 14, 9). Посему мы должны всею силою направлять себя к воле Божией и не верить своему сердцу. Но если будет и доброе дело и мы услышим от какого-либо святого мужа, что оно точно доброе; то мы и должны почитать его добрым, однако не верить самим себе, что хорошо исполняем его, и что оно должно (непременно) хорошо совершиться. Но мы должны исполнять его по силе своей, и опять сказывать и то, как мы его исполняем, и узнавать, хорошо ли мы его исполнили; и после того не должны оставаться беззаботными, но ожидать и Божиего суда, как сказал святый Авва Агафон, когда его спросили: «Ужели и ты, отче, боишься?» Он отвечал: «Я исполнял (волю Божию) по силе своей, но не знаю, угодно ли дело мое Богу; ибо иной суд Божий и иной человеческий». Господь Бог да покроет нас от бедствия, (постигающего) тех, которые уповают на самих себя, и да сподобит нас держаться пути отцов наших, благоугодивших имени Его, ибо Ему подобает всякая слава, честь и поклонение во веки. Аминь.
Поучение 6. О том, чтобы не судить ближнего
Если бы мы помнили, братия, слова святых старцев, если бы мы всегда поучались в них, то мы не предавались бы так легко беспечности о себе: ибо если бы мы, как они сказали, не порадели о малом, и о том, что нам кажется ничтожным, то не впадали бы в великое и тяжкое. Я всегда говорю вам, что от сих незначительных (грехов), от того, что говорим: «Какая важность в том, или в другом», образуется в душе злой навык, и (человек) начинает нерадеть и о великом. Знаете ли, какой тяжкий грех осуждать ближнего? Ибо что тяжелее сего? Что столько ненавидит Бог? От чего столько отвращается? Как и отцы сказали, что нет ничего хуже осуждения. Однако и в такое великое зло человек приходит от сего же (нерадения) о ничтожном по-видимому. Ибо от того, что (человек) дозволит себе малое зазрение ближнего, от того, что говорим: «Что за важность, если послушаю что говорит сей брат? Что за важность, если и я скажу одно вот такое-то слово? Что за важность, если я посмотрю, что будет делать сей брат, или тот странник?» — (От сего самого) ум начинает оставлять свои грехи без внимания и замечать грехи ближнего. И от сего потом происходит, что мы осуждаем, злословим, уничижаем (ближних), а наконец впадаем и в то самое, что осуждаем. Ибо от того, что (человек) не заботится о своих грехах «и не оплакивает», — как сказали отцы, — «своего мертвеца», не может он преуспеть ни в чем добром, но всегда обращает внимание на дела ближнего. А ничто столько не прогневляет Бога, ничто так не обнажает человека и не приводит в оставление (от Бога), как злословие, или осуждение, или уничижение ближнего.
