Анастасия Герасимова - Вензель императора
– Я ума не приложу, как этого не заметили царские медики! Ни Дмитрий Климентьевич Тарасов, ни Яков Васильевич Виллие! Или… они просто не хотели замечать… Хотя все признаки налицо… В общем, – собрался он наконец с духом, – мое личное мнение, что у покойного была застарелая французская болезнь14.
– Что?! – Андрей Петрович побагровел от гнева. – Как вы смеете такое утверждать!
– Я лишь высказываю свое мнение как врач и, заметьте, совсем не стремлюсь его афишировать, – з алепетал Лакиер. – Я не первый год веду врачебную практику, не раз мне приходилось сталкиваться с больными такого рода, особенно среди солдат, участвовавших в заграничной кампании15.
– Но для того, чтобы заразиться этой болезнью, необходимо вести соответствующий образ жизни, не находите? Все, что я знаю о его величестве, полностью исключает возможность подобного диагноза!
– А я бы и не стал утверждать, – Лакиер снова понизил голос и оглянулся на дверь, – что это именно государь заразился этой болезнью.
– Что вы хотите сказать?
– Я не уверен, что тот, кого мы бальзамировали в подвале царского дворца, был император Александр Павлович, – тихо произнес лекарь.
Повисло тягостное молчание.
– В своем ли вы уме, Лакиер? – спросил Никольский.
– Я не имел счастья лично беседовать с государем, но я все-таки неоднократно его видел! А тот человек, что лежал передо мной на столе в подвале, лишь отдаленно напомнил мне государя, – продолжал Борис Львович. – Плюс странный диагноз… Поспешность и необстоятельность, поверхностность, я бы даже сказал небрежность, с которой происходило вскрытие и составлялся протокол… Все это наводит на определенные мысли. А главное, у человека, которого мы вскрывали, все плечи, спина и все мягкие части ниже – все имело темно-оливковый цвет, словно умершего долго били палками. Да и поведение доктора Тарасова меня несказанно удивило…
– А что такое произошло? – встрепенулся полковник.
– Князь Волконский назначил Дмитрия Климентьевича ответственным за бальзамирование. Как-никак он был личным врачом государя на протяжении многих лет. Однако тот не пожелал участвовать в бальзамировании, объяснив отказ сыновними чувствами к императору.
– Ну и что с того?
– Но почему он не захотел подписывать протокол вскрытия? Кстати, вы, кажется, заходили к нам в то время, когда происходило бальзамирование?
– Да, по ошибке. Но Чернышев сразу выпроводил меня из комнаты.
– А вы ничего странного не заметили?
– Нет, что-то не припомню.
– А не показалось ли вам странным, что голова покойного императора была обрита наголо? Ведь не было даже бакенбардов, с которыми император никогда не расставался при жизни!
– Да, пожалуй. Но я счел это необходимым действием для процедуры вскрытия.
– Помилуйте, для вскрытия черепа не требуется бритье бакенбардов! Не кажется ли вам теперь этот поступок цирюльника прямо-таки кощунственным по отношению к покойному царю?
– Конечно! Поэтому я склонен предположить все же, что император сам захотел сбрить бакенбарды перед кончиной.
– Но кто, находясь при смерти, будет думать о своих бакенбардах?! – с просил Борис Львович.
Никольский беспомощно развел руками. Лакиер же загадочно посмотрел на него и сам ответил на свой вопрос:
– Тот, кто хочет сделать гипсовую маску своего лица.
– Я слышал, что после смерти с лица императора была снята гипсовая маска, – произнес полковник.
– Но, опять же, зачем было нужно брить бакенбарды? С бакенбардами гипсовый лик покойного императора был бы более похож на его лицо.
Никольский не знал, что сказать.
– А вот когда снимают маску с лица живого человека, – продолжал лекарь, – которому хотят причинить как можно меньше беспокойства, естественно, сначала прибегают к бритью.
– То есть вы утверждаете, что маска была сделана при жизни императора? – уточнил Никольский.
– Мне кажется это единственным логичным объяснением.
– Но зачем выдавать ее за посмертную?
– А это уже вопрос не ко мне, любезный Анд рей Петрович!
Никольский вновь задумался, а Лакиер продолжал:
– А запах, сударь? Неужели вас не удивил запах в помещении, где мы производили вскрытие?
– Да, пожалуй, запах был резковат.
– Не то слово! Это был трупный запах, прошу заметить, который исходит обычно от двухтрехдневного мертвеца. Кстати, на теле имелись и вполне характерные трупные пятна. Но Яков Васильевич упорно не хотел их замечать, по крайне мере, в протоколе пятна не зафиксированы. А нам тогда пришлось выкурить с десяток сигарет, иначе в комнате невозможно было бы находиться! Между тем со времени смерти государя прошло чуть более суток!
– То есть вы полагаете, что государь скончался ранее объявленного официально срока?
– Может быть, но к чему тогда было скрывать это несколько дней?! А возможно, опять же повторюсь, возможно, это вообще был не государь. И у меня даже есть догадка, чье именно тело мы могли вскрывать.
– Чье же?
– Семнадцатого декабря в гарнизонном лазарете умер унтер-офицер Струменский. Я как-то видел этого солдата при жизни и был поражен его сходством с государем. В полку, говорят, его даже называли «Александром Вторым». В шутку, конечно. За побег из-под ареста Струменского прогнали сквозь строй, отчего он и умер через несколько дней. Вот вам и кровоподтеки на спине. Да еще с похоронами его вышла несуразица: тело внесли в церковь для отпевания, а куда оно потом делось, никто не знает.
– Две недели назад на моих глазах погиб еще один человек, очень похожий на императора, – задумчиво произнес Никольский. – Только это было в Крыму. Его там же спешно и похоронили. Вы, полагаю, ни за что бы не перепутали двухнедельного мертвеца с только что умершим?
– Конечно нет! – согласился Лакиер. – Хотя… Помните эту странную историю с собаками у дворца?
– Да, по приказу Волконского мы перестреляли тогда несколько десятков бродячих псов. Но я не нахожу здесь ничего странного – в Таганроге всегда было полно бездомных собак.
– А как же тот неистовый вой, который наводил ужас на всю округу?
– Вой действительно был ужасный, – согласился Никольский.
– И где же собирались эти бродяги, позвольте спросить?
– Перед дверью в подвал.
– А если бы нужно было сохранить труп человека на какое-то время, где бы вы его спрятали?
– В ле́днике, в подвале…
– Не кажется ли вам, что теперь все становится на свои места и все странности находят свое объяснение?
– Не знаю, не знаю… По-вашему, выходит, что тело государя где-то спрятали, а Дибич, Волконский, Виллие, Тарасов и Штофреген – все в сговоре. Но зачем это им?
– Есть еще вариант – г осударь вовсе не умер, но тайно покинул престол. Вспомните про маску.
– Но разве в интересах Виллие и Тарасова идти на подмену? Ведь именно их, как врачей, смерть государя ставит в весьма щекотливое положение.
– Да, на это может решиться только очень преданный государю человек, – согласился Лакиер.
– Что ж, и Яков Васильевич, и Дмитрий Климентьевич из таких и будут, – вынужден был признать полковник.
– Тогда, дорогой Андрей Петрович, мы не можем утверждать, будто исчезновение императора не могло иметь места при безусловной охране тайны ее соучастниками, – подытожил довольный Борис Львович.
Конец ознакомительного фрагмента.
1
Александр Иванович Дунаев (даты жизни не известны) – пятый градоначальник Таганрога (1825–1832), действительный статский советник.
2
Арнаутка – сорт пшеницы с белым и твердым зерном.
3
Имеется в виду первое посещение императором Александром I Таганрога в 1818 г.
4
Таганрогский карантин – поселок, устроенный по указу Екатерины II в 1776 г. с целью изолирования экипажей судов и доставляемых грузов для наблюдения за ними во избежание распространения эпидемий.
5
Гнилым морем в Таганроге называли болота, расположенные на окраине города и бывшие некогда продолжением Азовского моря.
6
Михаил Семенович Воронцов (1782–1856) – граф, князь (1845), русский государственный деятель, генераладъютант (1815), генерал-фельдмаршал (1856), герой войны 1812 г. В 1815–1818 гг. командир русского оккупационного корпуса во Франции. В 1823–1844 гг. новороссийский и бессарабский генерал-губернатор.
7
