Моисей Рижский - Библейские пророки и библейские пророчества
Бросается в глаза также, что чудеса, приписываемые Елисею, дублируют чудеса, совершаемые Илией, так, как будто они описывались по определенному трафарету.
Среди ученых, исследователей Библии, давно уже сложились разные мнения по вопросу об историчности этих двух пророков. Одни считают, что ни тот ни другой в действительности никогда не существовали, что это легендарные и даже мифологические образы. «Анализ фантастических черт, параллельно присвоенных Илии и Елисею, — писал И. Г. Франк-Каменецкий, — приводит к заключению, что в основу легендарного прототипа героев легли мифологические представления, восходящие к божеству, которое, являясь олицетворением водной стихии, ставится, с другой стороны, в тесную связь с небесным огнем». Илия, по мнению этого автора, первоначально почитался как бог грозы, тождественный с самим Яхве, впоследствии как пророк и легендарный основатель культа святилища Яхве на горе Кармил, и еще позже как историческое лицо, современник Ахава и ревностный поборник культа единого бога[22].
Другие исследователи склонны считать, что Илия и Елисей, или по крайней мере один из них, все же существовали как исторические личности, но то, что о них написано в Библии — это в значительной степени продукт фантазии их учеников и последователей из среды «сынов пророков Яхве», создававших и распространявших во славу своих учителей ореол неколебимых и яростных борцов за дело Яхве.
Эти рассказы сочинялись в разное время и разными людьми, которые, может быть, и не слышали друг о друге, чем и объясняются непоследовательность и противоречия в библейском повествовании.
Можно не сомневаться, что библейские авторы, написавшие книги Царств, использовали древний легендарный материал как источник для своего повествования. Но они бесспорно прибегали и к другому источнику: дошедшим до их времени древним летописям, мемуарам и другим материалам, содержавшим подлинные сведения об истории их народа. И авторы, жившие более чем тремя веками позже описываемых событий, не просто объединили эти разные источники, но и обработали их в духе официальной доктрины победившего к тому времени культа Яхве, доктрины, провозгласившей нетерпимость к чужим религиям догмой и «заповедью Яхве».
В библейском повествовании о древних царях Израиля и Иуды и о ранних пророках рука позднейшего ортодоксального автора и редактора ощущается постоянно, а в одном месте он, можно сказать, открыто обнаружил себя. Рассказав о «нечестивом», с его точки зрения, поведении Иеровоама, который не только установил золотых тельцов в Дане и Вефиле, построил капища на высотах и поставил там священников высот, но и сам приносил жертвы на жертвенниках в Вефиле, автор выводит на сцену некоего безымянного «человека божия», который, обратившись к этому жертвеннику, произносит: «Жертвенник, жертвенник! так говорит Яхве: вот, родится сын дому Давидову, имя ему Иосия, и принесет на тебе в жертву священников высот, совершающих на тебе курение, и человеческие кости сожжет на тебе». Здесь позднейший автор не только вложил в уста выдуманного им «божьего человека» «пророчество» о том, что действительно произошло четыре века спустя, при иудейском царе Иосии, но представил пророка даже знающим имя этого будущего царя (3 Цар. 13:2). И это, конечно, его, автора, рук дело — комментарии, вставленные во многих местах в текст повествования и восхваляющие тех царей, которые «творили угодное в очах Яхве», уничтожая храмы и служителей Ваала, или, наоборот, осуждающие царей, совершавших «неугодное в очах Яхве», вроде Ахава. О последнем этот автор и редактор, разорвав ткань рассказа, отозвался с особой ненавистью: «Не было еще такого, как Ахав, который предался бы тому, чтобы делать неугодное пред очами Яхве… он поступал весьма гнусно, последуя идолам, как делали аморреи, которых Яхве прогнал от лица сынов израилевых» (3 Цар. 21:25–26). Но, как уже было сказано, эти позднейшие авторы, к счастью, как правило, не исправляли источников, ограничиваясь лишь дополнениями некоторых фактов, которые традиция не давала, но которые, с их точки зрения, были необходимы, чтобы лучше преподнести религиозный урок, который можно извлечь из истории прошлого Израиля.
В их изложении постоянно присутствуют две линии: одна — политическая и светская история, другая — религиозная, одна — передающая действительные факты, записанные в летописях, другая — эхо устной традиции, продукт фольклора. История Илии и Елисея — это, конечно, не история, а фольклор; борьба между культами Яхве и Ваала отображена в Библии слишком упрощенно и далека от реальной исторической действительности.
Исторически правдоподобно, что Ахав, возможно, под влиянием финикиянки Иезавели взял под свое покровительство культ Ваала. Но он не прекращал в то же время почитать Яхве. Свидетельством может служить хотя бы тот факт, что Ахав нескольким своим детям дал имена теофорные (включающие в себя имя бога. — М. Р.) с «Яхве»: Охозия, Иорам, Гофолия. Таковы же, видимо, были религиозные воззрения его подданных, основной массы израильтян, которые, по выражению Илии, конечно, вложенному в его уста автором, «хромали на оба колена», т. е. вовсе не считали обязательным поклоняться только одному богу — Яхве или Ваалу, а верили, что необходимо уделять должное внимание и другим, привычным для них местным богам. В одном месте автор заставил самого Яхве признаться Илии, что верных ему в Израиле осталось совсем немного: «Впрочем, я оставил между израильтянами семь тысяч мужей; всех сих колени не преклонялись пред Ваалом, и всех сих уста не лобызали его» (3 Цар. 19:18). Неизвестно, откуда взялась эта цифра, но, может быть, она как-то отразила действительное положение вещей: сторонников исключительности Яхве, считавших недопустимым поклоняться иным богам, в Израиле было в то время действительно немного, и скорее всего это были «братства» пророков Яхве и жрецы местных святилищ Яхве.
Эти люди, «ревнители Яхве», как они себя называли (3 Цар. 19:10), искренне верили, что и бог их также ревнив к своей славе — «бог-ревнитель» (Исх. 20:5) — и не желает делить ее с другими богами. Терпимое и даже покровительственное отношение к чужим культам, которое проявляли цари и их окружение, они рассматривали как измену Яхве, за которую их бог непременно отомстит, и, наверное, считали себя обязанными принять в этой мести посильное участие. Кроме того, не надо забывать, что большинство «сынов пророческих», пророков Яхве, были выходцами из народных низов (вспомним презрительное замечание одного из знатных знакомых Саула «А у тех кто отец?»). Бедствуя и голодая вместе с народной массой, они должны были испытывать неприязнь к жившей в роскоши и довольстве столичной элите во главе с царем, а заодно и к тем пророкам, которые примирились с изменой своему богу и пророчествовали угодное царям-нечестивцам.
Неприязнь, выросшая на социально-экономической почве и ставшая еще большей благодаря религиозной направленности, служит достаточным объяснением того факта, что пророки Яхве в ряде случаев принимали активное участие в антиправительственных заговорах и переворотах. Причиной отпадения десяти колен при Ровоаме было, конечно, бремя податей и повинностей, тяжким игом легшее на плечи народных масс в правление Соломона и Ровоама. Но пророк Яхве Ахия силомлянин, благословляя Иеровоама «поднять руку» на своего царя, объяснил ему волю бога отделить от династии Давида десять племен из двенадцати по религиозным мотивам. «Это за то, — передал пророк слова Яхве, — что они оставили меня и стали поклоняться Астарте, божеству сидонскому, и Хамосу, богу моавитскому, и Милхому, богу аммонитскому…» Заметим, что Ахия был пророком в старинном святилище Яхве — Силоме, захиревшем после того, как был построен центральный храм Яхве в Иерусалиме, и Илия и Елисей, сыгравшие, по Библии, важную роль в истреблении «дома Ахава», были тоже периферийными пророками.
ПРОРОКИ — ПИСАТЕЛИ И ПРОБЛЕМА ТЕОДИЦЕИ ЯХВЕ
Энгельс подчеркивал: «…Единый бог никогда не мог бы появиться без единого царя… единство бога, контролирующего многочисленные явления природы, объединяющего враждебные друг другу силы природы, есть лишь отражение единого восточного деспота, который по видимости или действительно объединяет людей с враждебными, сталкивающимися интересами»[23] В массовом народном сознании идеализированному земному царю присваивались черты всевластия, всемогущества, всеведения, и эти же черты были перенесены на небесного монарха, но в еще более гипертрофированном и абсолютизированном виде. Смутные религиозные представления, спонтанно возникшие в народном сознании, получали затем соответствующее богословское оформление, — это уже было делом жрецов, пророков и т. п. Верховный или единый бог наделялся атрибутами вечности и вездесущности, всеведения и всемогущества. Этот бог сотворил весь мир и управляет им своим промыслом. В Египте и Месопотамии строй восточной деспотии утвердился еще в III тысячелетии до н. э., и в относящемся к середине II тысячелетия до н. э. гимне египетскому богу Амону последний восхваляется как «основавший все вещи… единственный… отец богов, создатель людей, творец животных, творец плодоносных растений… Ты изрек слово, и получили бытие боги… создавший всех людей, сколько их ни есть, давший им жизнь, разделивший их по цвету кожи… Спят все, а ты не спишь, промышляя полезное для твари своей»[24].
