Эволюция бога: Бог глазами Библии, Корана и науки - Райт Роберт
Безусловно, нет никакой случайности в том, что это стандартное объяснение причин, по которым неудачи могут исходить от человеческого существа, также является стандартным объяснением причин, по которым неудачи исходят от богов. В религиях охотников-собирателей и во многих других религиях первопричиной плохого почти всегда оказывается неуважение людей к богам в том или ином смысле. Люди либо не отдают богам то, что принадлежит им по праву (допустим, не приносят положенных жертв духам предков), либо своими поступками раздражают врагов (допустим, шумят во время пения цикад). И помириться с обиженными богами можно тем же самым способом, которым мы миримся с обиженными людьми: или подарить им что-нибудь (то есть совершить ритуальные жертвоприношения), или откорректировать в будущем поведение так, чтобы не раздражать их (перестать шуметь, когда поют цикады)[1108].
В таком свете невероятные, дикие суеверия уже не кажутся настолько дикими. Охотники-собиратели айны, коренные жители Японии, ни в коем случае не плюют в огонь[1109]. Странно! Но если принять их предпосылки, согласно которым огонь в очаге — дар богини огня, остальное прояснится само собой. Мы не совершаем поступков, оскорбляющих тех, кто делает нам подарки, потому что в противном случае от обиды нам перестанут их дарить. А плевок на подарок вполне может быть расценен как оскорбление.
Бойер считает, что именно так во многом и объясняется религия — как результат того, что мы приписываем сверхъестественным действующим силам причинно-следственной связи те самые человеческие эмоции, которые развились с целью регулирования реципрокного альтруизма; подобно нашим собратьям, людям, боги добиваются выполнения условий наших сделок с ними. Это не означает, что недовольство богов всегда справедливо. Злые божества, по мнению Бойера, «стремятся к нечестным сделкам»[1110]. Но существование таких нечестных богов вполне естественно — ведь есть же на свете нечестные люди.
(И людям, которым удается остаться безнаказанными, несмотря на нечестность, то есть получить больше, чем отдать, свойственно могущество, как и богам.)
Два с половиной тысячелетия назад греческий поэт Ксенофан предположил, что, будь у лошадей боги, эти боги были бы лошадьми. Верно это или нет, мы никогда не узнаем, и в любом случае речь сейчас не об этом. Дело не в том, что любой разумный вид в попытке объяснить нечто таинственное приписывал бы его существам себе подобным. А в том, что история человеческого вида — а именно эволюция человеческого мозга в контексте реципрокного альтруизма, социального обмена, — подтолкнула его именно в таком направлении[1111]. Закон социальных джунглей, в которых эволюционировал человеческий мозг, таков: когда с тобой случается что-то плохое, зачастую это означает, что кто-то злится на тебя, возможно, потому, что ты каким-то своим поступком оскорбил этого человека; примирение чаще всего оказывается способом сделать так, чтобы плохое перестало случаться. Если подставить вместо слов «некий бог или дух» просто «некто», получится закон, заложенный во всех известных религиях охотников-собирателей.
ЗАКОН СОЦИАЛЬНЫХ ДЖУНГЛЕЙ, В КОТОРЫХ ЭВОЛЮЦИОНИРОВАЛ ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ МОЗГ, ТАКОВ: КОГДА С ТОБОЙ СЛУЧАЕТСЯ ЧТО-ТО ПЛОХОЕ, ЗАЧАСТУЮ ЭТО ОЗНАЧАЕТ, ЧТО КТО-ТО ЗЛИТСЯ НА ТЕБЯ, ВОЗМОЖНО, ПОТОМУ, ЧТО ТЫ КАКИМ-ТО СВОИМ ПОСТУПКОМ ОСКОРБИЛ ЭТОГО ЧЕЛОВЕКА; ПРИМИРЕНИЕ ЧАЩЕ ВСЕГО ОКАЗЫВАЕТСЯ СПОСОБОМ СДЕЛАТЬ ТАК, ЧТОБЫ ПЛОХОЕ ПЕРЕСТАЛО СЛУЧАТЬСЯ
Назад во времени
То, что религиозные идеи естественным образом импонируют человеческому разуму, само по себе не объясняет, каким образом было положено начало религии. Допустим, у религиозных «мемов» есть «селективное преимущество» в культурной эволюции. Но как именно отдельно взятый мем — конкретное религиозное убеждение — сначала обрел форму, а потом набрал силу? Мы никогда не узнаем этого наверняка, но человеческая натура такова, что наметить в общих чертах правдоподобный сценарий не составит труда.
Прежде всего, людям нравится привлекать к себе внимание, а один из способов добиться этого — оказаться в центре ярких событий. В романе Марка Твена «Приключения Тома Сойера» Том убегает вместе с друзьями Гекльберри Финном и Джо играть в пиратов на реке Миссисипи, а горожане решают, что мальчишки утонули. Марк Твен пишет, как собирались их друзья,
разговаривая благоговейным шепотом насчет того, где они в последний раз видели Тома, и как он тогда сделал то-то и то-то, и как Джо сказал такие-то и такие-то слова (по-видимому, ничего не значившие, но предвещавшие беду, как все теперь понимали), — и каждый из говоривших показывал то самое место, где стояли тогда погибшие, прибавляя что-нибудь вроде: а я стоял вот тут, как раз где сейчас стою, а он совсем рядом — где ты стоишь, а он улыбнулся вот так — и у меня мурашки по спине вдруг побежали, до того страшно стало, — а я тогда, конечно, не понял, к чему бы это, зато теперь понимаю.
Потом заспорили насчет того, кто последний видел мальчиков живыми, и многие претендовали на это печальное отличие и давали показания, более или менее опровергаемые свидетелями; и когда было окончательно установлено, кто последним видел погибших и говорил с ними, то эти счастливчики сразу почувствовали себя возведенными в высокий сан, а все остальные глазели на них и завидовали[1112]. (Перевод Н. Л. Дарузес. — Прим. пер.)
Нет причин полагать, что это стремление претендовать на роль особого свидетеля острой драмы было менее выраженным в среде охотников-собирателей за 30 тысяч лет до н. э., чем среди американцев с Среднего Запада примерно в 1900 году н. э. Представьте себе, что вы один из тех самых охотников-собирателей, что вы идете мимо места, где кого-то постигла таинственная смерть, и вдруг слышите зловещий шорох листьев. Рассказ об этом происшествии наверняка привлечет внимание людей, а чтобы усилить их внимание, можно подчеркнуть, насколько точно рассчитанным по времени был шорох. Кстати, вы, случайно, не заметили краем глаза промелькнувшую призрачную тень?
Антрополог Стюарт Гатри предположил, что такие «лжевидения» у охотников-собирателей поощряло стандартное ментальное оснащение человека, называемое «гиперактивным устройством обнаружения объекта»[1113]. Поскольку неспособность обнаружить притаившегося в зарослях хищника может обойтись гораздо дороже, чем ложное обнаружение хищника там, где его нет, естественный отбор, по убедительному утверждению Гатри, мог склонять наш мозг к «ложнопозитивному срабатыванию»: мы слышим шорох, в голове мгновенно проносится предположение о том, что это шуршит некое животное, мы выжидательно поворачиваемся в направлении звука. Действительно ли мы что-то видели? Вроде бы.
Во всяком случае, если при рассказе о своей призрачной встрече вы под впечатлением случившегося заявите о том, что видели призрачное существо, возможно, вы убедите в этом не только своих слушателей, но и самого себя. Одно из примечательных открытий современной психологии — систематичность введения нас в заблуждение памятью. Зачастую люди с самого начала запоминают события неверно, и даже когда не делают этого, позднее память может подтолкнуть их к лжи. Особенно крепко цементирует в памяти ложные подробности сам процесс рассказа о них. Мы не просто вспоминаем то, что помним; мы помним то, о чем рассказываем[1114]. (Бывший агент звезды футбола О. Дж. Симпсона был уверен, что Симпсон убил свою бывшую жену и в то же время убежден, что Симпсон верит, что не убивал ее.[1115]) Эта встроенная подверженность ошибкам имеет смысл с точки зрения дарвинизма, позволяя людям искажать истину в своих интересах, демонстрируя значительную и возрастающую убежденность. И конечно, искажение истин религиозного рода могло служить корыстным целям. Если рассказчик — близкий друг или родственник покойного, тогда весть о том, что где-то поблизости бродит его могущественный дух, способна побудить людей хорошо обращаться с рассказчиком, чтобы не навлечь гнев этого духа.
