Ричард Бокэм - Иисус глазами очевидцев Первые дни христианства: живые голоса свидетелей

Очень показательны и три других случая: женщины у креста и у гробницы, Симон Киринеянин и его сыновья, люди, чудесно исцеленные Иисусом. Первый случай я подробно обсуждаю в другой книге[132]; однако он столь важен для нашей аргументации, что я повторю ключевые пункты своего рассуждения.

Женщины у креста и у гробницы — названные по именам свидетельницы

В синоптических Евангелиях критически важна роль женщин как свидетельниц: они видели, как умер Иисус, видели, как его тело положили в гробницу, они нашли гробницу пустой. Некоторые женщины присутствовали при всех трех событиях — и, следовательно, могли подтвердить, что Иисуса положили в гробницу мертвым и что именно та гробница, где его похоронили, оказалась пустой. Во всех трех синоптических Евангелиях роль женщин постоянно описывается глаголом «видеть»: они «видели» событие смерти Иисуса (Мф 27:55, Мк 15:40, Лк 23:49), «видели», как его положили в гробницу (Мк 15:47, Лк 23:55), пришли на следующий день, чтобы «посмотреть» гробницу (Мф 28:1), «взглянув, видят», что камень от гробницы отвален (Мк 16:4), «увидели» юношу, сидящего с правой стороны (Мк 16:5); ангел приглашает их «увидеть» пустое место, где лежало тело Иисуса (Мф 28:6, Мк 16:6). Едва ли можно четче выразить ту мысль, что Евангелие обращается к их роли свидетельниц[133].

Первостепенная роль зрения (выраженная в известном изречении Гераклита: «Глаза — свидетели надежнее ушей»[134]) характерна для древнегреческой теории познания[135]; с ней хорошо согласуется внимание к свидетельствам очевидцев у историков: «С прошлым они связаны визуально», отмечает Самуэль Бирског[136]. Разумеется, это не означает, что из воспоминаний и свидетельств очевидцев исключаются все прочие чувственные восприятия: однако первостепенная роль зрения подчеркивает, сколь важно действительно присутствовать при событии, а не просто слышать чей–то рассказ о нем. Женщины у креста и у гробницы важны в первую очередь тем, что они видели, — но также и тем, что слышали весть ангела (ангелов).

Эти женщины — не анонимная группа: во всех Евангелиях называются имена некоторых из них, причем утверждается или подразумевается, что вместе с этими женщинами были и другие (Мф 27:55; 28:1,5, Мк 15:41,47; 16:6, Лк 24:10, Ин 20:2). Значение этих перечислений, а также вариаций в списке имен пока не получило должной оценки. Бирског предполагает, что имена называются, «возможно, потому, что женщины–свидетельницы априорно вызывали недоверие»[137]. Однако трудно понять, почему недоверие к свидетельнице–женщине должно рассеяться от того, что ее назовут по имени. Скорее, имена отражают значимость для церкви тех событий, которым эти женщины стали единственными свидетельницами — ведь все синоптические Евангелия согласны в том, что никто из мужчин–учеников не видел ни погребения, ни пустой гробницы.

В Евангелиях различаются списки имен, хотя во всех упоминается Мария Магдалина, а у синоптиков — Мария, мать Иакова:

Расхождения между этими списками намного более интересны и значительны, чем обычно полагают. Возможно, в них играет определенную роль требование двух или трех свидетелей, зафиксированное в Торе (Втор 19:15). Как верно указывает Биргер Герхардссон, это законодательное установление выходило далеко за пределы суда и распространялось на все житейские ситуации, в которых требовались свидетели происшедшего[138]. Поэтому четко стоит отметить, что всякий раз, говоря о событиях страстей и воскресения, которым женщины были свидетельницами, синоптики упоминают двух или трех женщин. Однако, разумеется, требование двух или трех свидетелей не объясняет, почему в Евангелиях приводятся разные имена.

Расхождение между списками часто трактуется как знак того, что перечисление этих свидетельниц не стоит принимать всерьез. Однако в действительности дело обстоит ровно наоборот: эти списки, если правильно их понимать, демонстрируют скрупулезную заботу авторов Евангелий о том, чтобы внушить читателю доверие к этим женщинам как свидетельницам. Марк называет трех женщин у креста и этих же женщин — у гробницы, однако погребение Иисуса видят лишь две из них[139]. Вероятно, это связано с тем, что третья, Саломия, при погребении не присутствовала. Еще более очевидно это у Матфея. По всей видимости, он не знает Саломию как известную свидетельницу и потому просто убирает ее из своих списков[140]. У креста Матфей заменяет ее матерью сыновей Зеведеевых — уникальной героиней этого Евангелия, появляющейся также в Мф 20:20. Однако ни во время погребения, ни у гробницы автор Евангелия не добавляет ее к двум Мариям — возможно, потому, что мать сыновей Зеведеевых не была известна как свидетельница этих событий[141]. Матфей с легкостью мог бы сделать ее дополнительной свидетельницей — однако вместо этого он скрупулезно соблюдает точность повествования и довольствуется лишь теми двумя свидетельницами, что были ему известны. Лука, перечисляющий женщин лишь в конце своего рассказа о посещении гробницы[142], помимо общей для всех Марии Магдалины, называет Иоанну, героиню только этого Евангелия, ранее появлявшуюся в Лк 8:3, и Марию, мать Иакова. Это последнее имя — возможно, единственное заимствование Луки у Марка в рассказе о пустой гробнице. Как и Матфей, Лука опускает Саломию, однако не просто воспроизводит список последовательниц Иисуса, приведенный им ранее (8:2–3: Мария Магдалина, Иоанна, Сусанна). Очевидно, он знал, что Мария Магдалина и Иоанна видели пустую гробницу, а Сусанна — нет. Таким образом, мое предположение, что евангелисты тщательно перечисляли имена женщин, известных им как свидетельницы ключевых событий в истории возникновения христианства, объясняет эти отличия в списках лучше, чем какая–либо иная гипотеза.

Вполне естественно предположить, что эти женщины не один–единственный раз рассказали свою историю: они оставались доступными и авторитетными источниками этих преданий на протяжении всей своей жизни. Какие из них были известны каждому евангелисту — зависело, возможно, от того, в каких кругах этот евангелист собирал предания и в каких кругах вращались сами эти женщины на протяжении своей жизни. Различия между евангельскими повествованиями о посещении гробницы, вполне возможно, прямо восходят к различиям в рассказах об этом у разных женщин. В то время, когда синоптики писали свои Евангелия, эти женщины вовсе не были какими–то загадочными фигурами. Пропуск Саломии у Матфея и Луки показывает, что евангелисты не сохраняли имен женщин, им неизвестных. Те же, кого евангелисты называют по именам — оставались, как и их рассказы, свежи в памяти информантов (а может быть, и самих евангелистов).

Симон киринеянин и его сыновья — очевидец и его дети

Второй наш пример, в свете первого, намного более понятен. В этом случае разница между Евангелиями в том, что Марк называет не только Симона, но и его сыновей Александра и Руфа (15:21), а Матфей (27:32) и Лука (23:26) имена сыновей опускают. Предположение Мартина Дибелиуса, что Симон Киринеянин упомянут Марком как очевидец[143], Бирског мгновенно отметает на том основании, что это, мол, «чисто спекулятивная догадка»[144]. Однако, рассмотрев этот вопрос внимательно, мы видим, что догадка имеет под собой основания. Во–первых, читатели Марка, задававшиеся вопросом, откуда он брал сведения, скорее всего, приходили к выводу — из круга двенадцати апостолов, почти единственных учеников Иисуса, которых упоминает Марк до появления женщин в 15:40; они участвуют почти во всех событиях, пока наконец (кроме Петра) не покидают повествование Марка в 14:50, чтобы больше уже не появляться в качестве отдельных персонажей. Как мы увидим далее, читатели склонны были предполагать, что больше всего сведений Марк черпал из рассказов Петра. Но после 14:72 из повествования исчезает и Петр. Мы уже видели, что Марк старательно изображает женщин свидетельницами событий, при которых Петр и другие апостолы из числа двенадцати не присутствовали. Однако еще до того, как в 15:40 читатели впервые услышат о женщинах, в 15:21 появляется другой очевидец — Симон Киринеянин.