Мировые религии. Индуизм, буддизм, конфуцианство, даосизм, иудаизм, христианство, ислам, примитивные религии - Хьюстон Смит

Мы обсудили действия Иисуса и его слова. Но их одних было бы недостаточно, чтобы побудить его учеников к выводу о его божественности, если бы не третий фактор: то, кем он был.

«Мы видели славу Его». «На свете есть, – пишет Достоевский, – одно только положительно прекрасное лицо – Христос, так что явление этого безмерно, бесконечно прекрасного лица уж конечно есть бесконечное чудо».

Безусловно, больше всего в учениях Иисуса впечатляет не то, что он проповедовал их, а то, что, по-видимому, он жил согласно им. Судя по сведениям, которыми мы располагаем, вся его жизнь была образцом смирения, самопожертвования и бескорыстной любви. Высшее свидетельство его смирения заключается в том, что невозможно в точности определить, какого мнения Иисус был о самом себе. Его заботило, что люди думали о Боге – о природе Бога и о воле Божией для их жизни. Да, это косвенным образом говорит нам кое-что о самовосприятии Иисуса, но очевидно, что он ценил себя ниже Бога. «Что ты называешь Меня благим? Никто не благ, как только один Бог». Невозможно читать то, что Иисус говорил о самоотверженности, и не чувствовать при этом, что в нем самом вовсе не было гордыни. То же относится к искренности. Сказанное им по этому вопросу мог произнести только тот, в чьей жизни отсутствовало лукавство. Истина была для него подобна воздуху.

На страницах Евангелий Иисус предстает сильным и цельным человеком, в котором не было, по чьему-то выражению, никаких странностей, кроме странности совершенства. Ему нравились люди, и те отвечали ему взаимностью. Его любили – горячо и многие. Привлеченные к нему не только харизмой, но и состраданием, которое ощущалось в нем, люди окружали его, тянулись к нему, следовали за ним. Он останавливается у Галилейского моря и, уступая настояниям людей, обращается к ним с лодки. Он назначает день, и толпа в несколько тысяч человек собирается, забыв про обед, и не расходится, пока вдруг не обнаруживает, что проголодалась. Иисус вызывал отклик в душах – но откликался и сам. Он чувствовал их просьбы, их мольбы – неважно, богатыми они были или бедными, молодыми или старыми, святыми или грешниками. Мы уже видели, как он пренебрегал барьерами, которые обычаи воздвигли между людьми. Он любил детей. Ненавидел несправедливость за то, что она делала с теми, кого он ласково называл «Моими меньшими» (Мф 25:40). Ненавистнее всего ему было лицемерие, потому что оно прятало людей от них самих и препятствовало подлинности, к которой он стремился в отношениях. В конечном счете, тем, кто лучше всех знал его, казалось, что это человек, в котором начисто исчезло человеческое эго, подчинив его жизнь воле Божией настолько, что эта воля проходила через него, не встречая преград. Доходило до того, что при виде Иисуса людям казалось, что они смотрят на подобие Бога в человеческом облике. Вот чем объясняется лирический возглас ранней Церкви: «Мы видели славу Его… полную благодати и истины» (Ин 1:14). Столетия спустя Шекспир облек ту же мысль в другие слова:

Поверье есть, что каждый год, зимою,

Пред праздником Христова рождества,

Ночь напролет поет дневная птица.

Тогда, по слухам, духи не шалят,

Все тихо ночью, не вредят планеты

И пропадают чары ведьм и фей,

Так благодатно и священно время[233].

Конец и начало

Финал земного служения Иисуса известен всем и каждому. После общения со своими последователями и наставления их на протяжении нескольких месяцев он был распят.

Этим все могло и закончиться. История изобилует провидцами, которые предлагали что-либо, погибали, и больше о них никто ничего не слышал. Но в данном случае это было лишь начало. По прошествии краткого времени его последователи стали проповедовать весть о своем воскресшем Господе.

Нам почти не сообщили подробностей того, что именно происходило после распятия; наверняка известно лишь, что его последователи были убеждены: смерть не удержала его. Они сообщали, что начиная с Пасхального воскресенья он «являлся им» как тот же человек, которого они знали во времена его служения, но по-новому. Невозможно в точности определить, что именно было новым: некоторые рассказы предполагают телесность – с употреблением пищи, с прикосновением Фомы к ране у него в боку – в то время как другие указывают скорее на видение, сообщая, что Иисус проходил сквозь запертые двери. Вера в эти отчеты, представленные учениками, убежденными в воскресении Иисуса, ясно указывает, что он не просто вернулся в прежнее физическое тело; воскресение было не реанимацией, а переходом к другой форме бытия – иногда видимой, но чаще всего нет. Ясно то, что последователи Иисуса начали воспринимать его по-новому, а именно как обладающего качествами Бога. Теперь его можно было узнать где угодно, не только на близком расстоянии.

Вера в воскресение Иисуса породила Церковь и ее христологию. Для того чтобы постичь силу веры, нам следует понять, что она не просто имела отношение к судьбе достойного человека. В конечном счете она распространяется на статус блага во вселенной, утверждая, что оно всесильно. Если бы крест на Голгофе был финалом, благо, воплощенное в Иисусе, оказалось бы прекрасным, но насколько значительным? Нежный бутон, подхваченный бурным потоком, вскоре будет смят – насколько уместно благо, если у него нет преимуществ в реальности и силы в распоряжении? Воскресение изменило космическое положение, в которое распятие поместило благо Иисуса. Вместо уязвимости ученики увидели в нем силу сострадания, побеждающую все, даже видимый финал всему – саму смерть. «Смерть! где твое жало? ад! где твоя победа?»

Далее мы поговорим о том, как эта весть вошла в мир Средиземноморья и в конечном итоге захватила его.

Благая весть

Убежденность, что Иисус продолжал жить, превратила дюжину безутешных последователей жестоко убитого и опороченного лидера в одну из самых активных и энергичных групп в истории человечества. Мы читаем, что на этих людей сошли огненные языки. Этот огонь предназначался для того, чтобы воспламенить мир Средиземноморья. Люди, ранее не умевшие говорить публично, обрели дар красноречия. Они рассеялись по греко-римскому миру, проповедуя то, что со временем назовут Евангелиями, а если перевести буквально – «благой вестью». Из большой горницы в Иерусалиме они распространяли эту весть с таким рвением, что еще при жизни поколения, к