Александр Балыбердин - Христианство как новая жизнь. Беседы с ищущими Бога
Не об этом ли говорит ставшее уже привычным, повседневным и повсеместным пренебрежение школы к воспитательной работе, ее почти всецелая сосредоточенность на вопросах обучения, когда важнейшим критерием обученности и, в конечном счете, образованности, просвещенности, становится Единый государственный экзамен. Конечно, за последние годы он несколько изменился и уже не является простой «угадайкой», но суть остается прежней – судьба выпускника все также зависит исключительно от приобретенных им знаний и умения работать с ними, его душевные и нравственные качества не принимаются во внимание.
Следствием из этого является негласное, а где-то и официально признаваемое деление школьных предметов на «основные» и «неосновные», то есть по которым «надо или не надо сдавать ЕГЭ». Именно поэтому также почти повсеместным стало пренебрежение «неосновными» предметами художественно-эстетического цикла (музыкой, изобразительным искусством, мировой художественной культурой), которые в силу их тесной связи с эмоциональной сферой учащихся содержат мощный воспитательный потенциал, но современной школой востребованы не в полной мере. Поскольку же основным критерием оценки успешности педагога становится качество сдачи экзаменов или количество победителей предметных олимпиад, то на «основных» и «неосновных» делятся не только предметы, но также и учителя.
Складывается впечатление, что, следуя за Кантом в понимании просвещения, как «выхода человека из состояния своего несовершеннолетия», современная школа и общество, в целом, стремятся, как можно скорее преодолеть детство и переделать детей во взрослых. Словно детство – это недостаток и быть ребенком стыдно. Словно ребенок – это только неполноценный, неразвитый взрослый. Словно мы забыли, как Христос сказал о детях, что «таковых есть Царство Небесное» и, кто не «умалиться как дитя», не войдет в Его Царство (Мк. 10, 13—15).
Признаемся, что тон в этом нередко задают не учителя, а родители. Мало кто их них сегодня отдаст ребенка в музыкальную школу или спортивную секцию просто «для общего развития» – родителям, как и учителям, нужны победы, грамоты, дипломы, кубки, и над всем этим в течение одиннадцати лет гильотиной висит ЕГЭ. Так буквально с первых шагов школа и семья погружают детей в ситуацию взрослой жизни, постоянно приговаривая: «Будешь плохо учиться – будешь мало зарабатывать – станешь БОМЖом и т.д.». Словно, счастье, любовь и радость жизни зависят только от этого.
Если современная школа и говорит о любви, радости, истине, справедливости, красоте, то, чаще всего, это – голос отдельных педагогов, идущих против общего течения. Куда чаще мы слышим о том, какие эффективнее использовать учебники – обычные или электронные, а может быть вообще лучше учить детей на расстоянии, по Интернету, чтобы не учителя не видели детских глаз, ни ученики – глаз учителей? А между тем глаза – это зеркало души.
Так с каждым годом школа становится все более требовательной и бездушной. И общество, вслед за ней, тоже. Программа «просвещения без любви» давно исчерпана и стремительно приближает «времена дикарей и язычников», о которых с тревогой писал Ушинский. С той лишь разницей, что новые дикари будут метать не копья, а ракеты. И тогда из недостатка в людях подлинного света – света любви к Богу и ближнему – вместо выдуманного просветителями темного средневековья могут наступить действительно мрачные времена.
Беседа 4. МИР И МIРЪ. ЧТО ВОКРУГ НАС?
Самого главного глазами не увидишь
Антуан де Сент-Экзюпери
В нашей предыдущей беседе (или в предыдущей главе) мы диагностировали перемены в понимании содержания, целей, задач и методов Просвещения, которые произошли странах Западной Европы и Америки во второй половине XVII – XVIII вв. – исторический период, получивший название Эпохи Просвещения. Эти перемены означали разрыв со средневековой, христианской концепцией «просвещения светом деятельной любви» – разрыв более или менее радикальный, но имевший далеко идущие последствия для стран и народов, принявших новую концепцию «просвещения светом рационального знания».
На рубеже XVIII и XIX вв. идеи «нового» Просвещения стали проникать и в Россию, где окончательно утвердились в XX веке в советский период ее истории. Продолжают они господствовать и в наши дни, формируя общество будущего – рациональное и бездушное, которое уже угадывается в современной школе.
О том, что это будущее будет не таким «светлым», свидетельствует тот факт, что с каждым годом становится все больше людей, которым столь беспросветно темно в окружающем мiре, что они решают уйти из него самовольно. За два века русского просвещения число таких людей в России выросло более чем в 20 раз. Случайно ли это совпадение, или, может, оно свидетельствует о том, что наши современники – не только в России, но и за рубежом, в том числе в давно «просвещенных странах» – не понимают и не принимают окружающего их мiра?
О масштабах этой трагедии говорит статистика Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ)55, согласно которой, по неполным данным56, ежегодно 1,1 млн. чел. совершают самоубийства, и еще 19 млн. – неудачные попытки суицида. Таким образом, потери от самоубийств сопоставимы с потерями Второй мировой войны, в которой погибло от 60 до 65 млн. чел., в том числе 27 млн. на фронтах57. Если самоубийцам было так беспросветно темно в окружающем их мiре, то не потому ли, что мы не осветили их путь?
Почему люди решаются совершить этот непоправимый шаг? Какова статистика этой войны, которую по масштабам и содержанию с полным правом можно назвать «Мiровой»? Как она связана с процессами в общественной жизни стран в течение двух – трех последних столетий, которые прошли под знаменем Эпохи Просвещения?
Понимая, что «цифры обманчивы»58, тем не менее, согласимся с тем, что они могут о многом. И, прежде всего, используя военную терминологию, постараемся узнать, как обстоят дела на «русском фронте»?
На «русском фронте»59
Официальным источником зарегистрированных смертей от самоубийств являются сведения, публикуемые в ежегодниках Всемирной организации здравоохранения (World Health Statistics Reports)60. Сложность состоит в том, что данные по России начали публиковаться лишь с 1988 г., поэтому статистика советского периода истории ученым почти не известна, а за период 1927 – 1965 гг. они вообще не имеют более или менее достоверных данных61. Когда же данные по СССР были опубликованы, оказалось, что Госкомстату, действительно, было, что скрывать.
В целом Российская империя относилась к числу стран с невысоким количеством и уровнем самоубийств. Так в 1803 г. в России было зарегистрировано 582 суицида, и индекс числа самоубийств в пересчете на 100 тыс. населения составил 1,7. Далее – больше: в 1829 г. – 1 283 случая (2,6), в 1838 г. – 1 559 случаев (2,9). Очевидно, что эти цифры отражают усредненные данные, которые в разных частях империи могли отличаться друг от друга. Также известно, что в течение всего XIX в. число самоубийств в России росло и в итоге составило около 4 на 100 тыс. населения.
О том, что уже тогда эта проблема сильно волновала русское общество, говорит тот факт, что библиографический указатель только русской дореволюционной литературы о самоубийстве насчитывает более ста пятидесяти авторов. Ей профессионально занимались В. М. Бехтерев (1857 – 1927), И. А. Сикорский (1842 – 1919) и другие известные врачи. В том числе потому что «передовая» Европа демонстрировала совсем другие показатели.
Для сравнения во Франции в 1831 г. уровень самоубийств составил 6,4 на 100 тыс. населения, то есть в два раза выше, чем в России. Бурный XIX в. подгонял статистику вверх. В итоге в 1860 – 1870 гг. во Франции ежегодно регистрировалось уже 15 самоубийств на 100 тыс. населения; в Швеции – 8,5; в Норвегии – 7,6; Англии – около 7,0; Бельгии – 6,662. Таким образом, уже в те годы эти страны приблизились к показателям, которые демонстрируют в наши дни: Франция – 16,3 (2007), Швеция – 12,7 (2008), Норвегия – 11,9 (2009), Англия – 6,9 (2009). Исключение составляет Дания, которая полтора века назад была печальным лидером этого списка с показателем около 27, а ныне имеет 11,9 – в два раза ниже63.
На фоне этих стран не только царская Россия, но даже Советский Союз с показателями 4,4 в 1923 г. и 6,3 в 1925 г. выглядел вполне благополучной страной64. К сожалению, ученым не доступна статистика следующих четырех десятков лет, вместивших коллективизацию, индустриализацию, массовые репрессии, Великую Отечественную войну, восстановление народного хозяйства и хрущевскую «оттепель» и новые гонения на Церковь. Однако известно, что в 1965 г. в СССР было зарегистрировано уже 17,1 случаев на 100 тыс. населения – в три раза больше, чем в 1920 гг.65
