Сборник статей - Великий князь Константин Николаевич и Русский Иерусалим: к 150-летию основания
Южный корпус подворья, названный позже Николаевским, представляет собой вытянутое с запада на восток каменное здание, центральная часть которого выше фланкирующих ее крыльев за счет невысокой мансарды. Новый корпус был соединен с мужским паломническим приютом переходом с проездной аркой. В подворье были общие палаты для паломников и комнаты 3 класса. Ширина корпуса – 15 м, две лестничные клетки расположены поперек корпуса в центральной части здания. Общая протяженность корпуса около 100 м. К северу от Николаевского подворья располагались каменные и железные бараки.
Западный фасад здания, выходящий на Яффскую улицу, – самый парадный. Окна первого этажа западного торцового фасада представляли собой широкие витрины, простенки между которыми были украшены филенками. Окна второго и третьего этажей были прямоугольными, обрамленными наличниками с замковыми камнями как на Сергиевском подворье. Он напоминает фасад доходного дома, с магазинами на первом этаже и с жилыми помещениями на втором и третьем этажах. В центральной части расположены небольшие балконы с металлическими решетками. Углы здания – рустованные, прямоугольные оконные проемы с лучковой перемычкой обрамлены наличниками и сандриками с замковыми камнями. На южном фасаде центральной части здания на первом и втором этажах были устроены открытые галереи с входами в общие палаты для паломников.
В настоящее время собственностью России в Русском подворье являются только здания Троицкого собора и Русской Духовной Миссии. Целостность подворья нарушена, снесена ограждающая стена, почти все здания, за исключением собора Св. Троицы и, частично, здания Русской Духовной Миссии, поменяли свое назначение, кроме того, свободную площадь между зданиями бывшей русской больницы и бывшего Консульства занял современный комплекс иерусалимского муниципалитета, построенный в 1995 г. Но, несмотря на все изменения градостроительной ситуации, здания, входящие в ансамбль Русского подворья, до сих пор формируют городской квартал. Масштабные здания собора, Русской Духовной Миссии и паломнических подворий контрастируют с более мелкомасштабной окружающей застройкой.
Архитектурные памятники Русского подворья, ставшие первыми составляющими культурного феномена, получившего впоследствии название Русская Палестина, еще не оценены по достоинству. Однако эти сооружения, в создании которых принимали участие известнейшие русские архитекторы эпохи историзма, являются интереснейшими памятниками русской архитектуры. На протяжении долгого времени они были исключены из культурного и научного контекста, их изучением практически не занимались, тем не менее, они являются неотъемлемой частью русской культуры. Изучение произведений русских зодчих за рубежом несомненно очень важно для формирования более полной и объективной истории отечественной архитектуры, для расширения типологических и географических границ российского зодчества, а также для переоценки его вклада в мировую культуру.
Конец ознакомительного фрагмента.
Примечания
1
Дмитриевский А.А. Императорское Православное Палестинское Общество и его деятельность за истекшую четверть века: 1882–1907 / Вступ. ст. и послесл. Н.Н. Лисового. М., 2008. С. 100; Он же. Державные защитники и покровители Святой Земли и августейшие паломники у Живоносного Гроба // Дмитриевский А.А. Деятели Русской Палестины / Сост. и автор предисл. Н.Н. Лисовой. – М.-СПб., 2010. С. 22; Воронин В.В. Государственная деятельность великого князя Константина Николаевича (до начала 60-х гг. XIX в.). Диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук. М., 1996. С. 144–146; Лисовой Н.Н. Русское духовное присутствие в Святой Земле в XIX – начале XX в. // Россия в Святой Земле. Документы и материалы: в 2 т. Т.1. М., 2000. С. 21, 23; Лисовой Н.Н. Русское духовное и политическое присутствие в Святой Земле и на Ближнем Востоке в XIX – начале XX в. М., 2006. С. 109–112.
2
Общий негативный тон в оценке личности и деятельности Б.П. Мансурова был задан еще первыми деятелями ИППО В.Н. Хитрово и А.А. Дмитриевским. В настоящее время попытка немного смягчить критерии оценки сделана Н.Н. Лисовым, который рассматривает Мансурова как трагическую фигуру в истории становления Русской Палестины. См: Лисовой Н.Н. Люди Русской Палестины в изображении А.А. Дмитриевского // Дмитриевский А.А. Деятели Русской Палестины / Сост. и автор предисл. Н.Н. Лисовой. M.-СПб., 2010. С. 11–12. Полноценно судить о действительном значении Б.П. Мансурова для судеб Русской Палестины и его вкладе в утверждение российского влияния в Святой Земле можно будет только после создания полной научной биографии Бориса Павловича, появления монографии о деятельности Палестинского Комитета и Палестинской комиссии, а также научного переиздания с комментарием и аппаратом изданных ранее книг Б.П. Мансурова о Святой Земле.
3
Впервые к исследованию деятельности Палестинского комитета обратился А.А. Дмитриевский. В настоящее время его выводы, касающиеся рассматриваемых нами вопросов, требуют критической перепроверки. Кроме встречающейся иногда явно тенденциозной группировки материала, произвольных подстановок фрагментов одного и того же документа (особенно, когда речь идет о цитируемых им письмах), в работах исследователя нередко встречаются фактические ошибки, иногда сомнительные курьезы, каковой является фраза о том, что рождение у Константина Николаевича и его супруги второго сына Константина было «плодом их горячей молитвы на святых местах». См: Дмитриевский А.А. Памяти в Бозе почившей первой августейшей паломницы в Св. Землю Ее Императорского Высочества великой княгини Александры Иосифовны // Дмитриевский А.А. Деятели Русской Палестины С. 45. Классическим примером постановки проблемы с ног на голову служит работа архимандрита Никодима (Ротова), в которой причины создания РОПиТ и консульства в Иерусалиме объясняются нежеланием официального Петербурга «примириться с тем, что Русская Церковь в лице умного и независимого архиерея представлена в Иерусалиме, что где-то Церковь вышла из общей системы подчинения светской власти», представлять которую (т. е. российскую власть) в Палестине, по мысли автора, намеревался «откуда-то самозародившийся и никому уже не подчиненный Палестинский Комитет» (Никодим (Ротов), архимандрит. История Русской Духовной Миссии в Иерусалиме. Л., 1959. С. 171–172). В том, что старые штампы живут очень долго, можно убедиться, читая работы даже такого крупного современного исследователя Русской Палестины, как Н.Н. Лисовой, написавшего, что «по окончании войны, вопреки ее тяжелым для России результатам, русской дипломатии удается осуществить прорыв именно на иерусалимском направлении – используя <…> легко поддающуюся активизации стихию русского православного паломничества». См: Лисовой Н.Н. Императорское Православное Палестинское Общество: 125 лет служения церкви и России // Дмитриевский А.А. Императорское Православное Палестинское Общество и его деятельность за истекшую четверть века: 1882–1907. С. 373. Важно, что как раз от стихии русского паломничества, т. е. от проблем и нужд русских паломников в Палестине, российская дипломатия времен А.М. Горчакова всемерно старалась отстраниться.
Хронология российской деятельности в Палестине после Крымской войны в период с 1856 по 1864 г. также требует уточнений. Так И.Ю. Смирнова, опираясь на труды Н.Н. Лисового, использует следующую последовательность: начало всего – 23 марта 1857 г., т. е. дата утверждения императором всеподданнейшего доклада А.М. Горчакова о возобновлении Русской Духовной Миссии в Иерусалиме. Причем, этот доклад, по утверждению исследовательницы, «вызвал всеобщий – и в первую очередь в высочайших кругах – интерес к русскому присутствию в Палестине»; осень 1857 г. – назначение начальника Русской Духовной Миссии в Иерусалиме; возникновение идеи создания Благотворительного Комитета под покровительством императрицы Марии Александровны и, наконец, перехват этой «женской» инициативы «более решительной и деловой партией великого князя Константина Николаевича». См: Смирнова И.Ю. Церковно-дипломатические отношения России и Иерусалимского Патриархата в первое десятилетие после Крымской войны // Вестник Челябинского государственного университета. 2009. № 4 (142). История. Вып. 29. С. 101–102.
Такая разнонаправленность взглядов, оценок и утверждений в отношении первого периода создания Русской Палестины происходит прежде всего из-за отсутствия новых фундаментальных исследований, основанных на критическом прочтении уже известных архивных документов, на изучении всего исторического контекста, в котором они были созданы, при обязательном привлечении нового архивного материала.
