Николай Лосский - Условия абсолютного добра
Более сложен, по Спенсеру, путь развития альтруистических чувств. Эту группу душевных явлений он определяет следующим образом: «В число альтруистических действий, как отличных от действий эгоистических, входят все те действия, которые или отрицательным образом – путем самовоздержания — или положительным путем — затраты известных усилий ради блага других — ведут к благополучию наших собратьев людей: они включают в себя и справедливость и благотворительность». «Первое из этих крупных подразделений альтруизма требует симпатического признания права других на свободную деятельность и на плоды этой свободной деятельности; второе же требует симпатического признания прав других на помощь в получении этих продуктов их усилий и в успешном ведении их жизненных дел».
Альтруистические чувства возможны не иначе как на основании симпатии. Под симпатией Спенсер разумеет способности воспроизводить в своем уме чужую душевную жизнь, чужие удовольствия и страдания, наблюдая внешние телесные проявления их и вспоминая свои аналогичные переживания. Развитие симпатических чувств задерживается, пока человеческие общества находятся во вражде друг с другом и не перешли еще к чисто промышленной организации, но сохраняют военный строй или переходный военно–промышленный строй. В таких обществах одновременно действуют два противоположных друг другу кодекса мора ли: один в отношении своих сограждан, другой — в отношении к враждебному государству: «Ненавидь и губи своих собратьев людей, раздается повеление в эту минуту; люби своих собратьев людей и оказывай им всякую помощь, слышится новое повеление в следующую затем минуту. Пускай в ход все средства для обмана, говорит один кодекс; будь правдив и верен в слове и в деле, говорит другой кодекс» и т. д. (Основания этики. §50).
Дальнейшая социальная эволюция приведет к прекращению войн; человечество окончательно перейдет к чисто промышлен ному строю, в котором взаимозависимость людей на основе сотрудничества чрезвычайно тесна; вместе с тем и симпатические чувства разовьются в высшей мере, в особенности тогда, когда они будут источником преимущественно удовольствий, а не страданий, как
34
часто бывает теперь. В самом деле, «чувствование, побуждающее к попыткам облегчить чужое страдание, есть само страдание, происходящее из воспроизведения в себе чужого страдания». Мучительное сочувствие к страданию «может повести к двум противоположным исходам, смотря по тому, велика или мала сила умственной восроизводительности, которой обладает сочувственно–возбужденный индивид. Если эта сила его воображения не особенно велика, он может отделаться, и часто действительно отделывается, от неприятного сознания посредством удаления от своих глаз и от своих ушей тех внешних обнаружений и звуков, выражающих страдания, которые вызывают у него мучительное сочувствие, т. е. он постарается удалиться от предмета своего сострадания; впрочем, даже человек с высокоразвитым воображением побуждается к тому же самому, если он не может принять таких мер, которые облегчили бы видимое им страдание. Но если воображение человека живо и если он видит, что страдание может быть уменьшено при его помощи, тогда он не может освободиться от овладевшего им неприятного сознания тем, что он уйдет прочь, так как воспроизводимое им себе страдание продолжает преследовать его, принуждая его вернуться назад и предложить свою помощь» (Основания психологии. §529).
В чисто промышленном строе общества, при высоком развитии культуры, страдания будут сравнительно редким явлением, и по тому симпатия, как источник множества удовольствий, разовьется в высшей степени; «под конец каждый будет непринужденно и самопроизвольно стремиться к симпатическим удовольствиям и будет стараться пользоваться ими сполна, до самого того пре дела, до которого это может быть выгодным для всех и каждого» (Основания этики. §95).
Развитие самоограничений поведения индивидуума в пользу других людей проходит через ряд ступеней. Вначале оно совершается под влиянием страха мести со стороны обиженного или его родственников; при более высоком развитии общества сюда присоединяется влияние политической власти, например, страх на казания вождем, религиозный мотив, страх наказания Божия и влияние общественного мнения. «Каждый из этих трех родов контроля [поведения], и политический, и религиозный, и общественный, ведут людей к подчинению ближайших удовольствий отдаленным»; «однако они еще не составляют нравственного контроля, а служат только подготовлением к нему». «Сдерживающее побуждение заключается тут вовсе не в умственном представлении себе тех бедствий, которые должен повлечь за собой запрещенный поступок по самой природе вещей, но в умственном представлении себе тех искусственных бедствий, которые будут его последствиями» (§44). Подлинно нравственные ограничения поведения возникают тогда, когда человек «имеет в виду не внешние, случайные последствия действий, но их внутренние, существенно необходимые последствия. Истинно нравственная помеха убийству состоит не в представлении возможности быть повешенным
35
за это, и не в представлении ожидаемых за это адских мучений, и даже не в представлении ужаса и ненависти, которые будут возбуждены этим поступком в своих собратьях–людях, но в представлении его необходимых, естественных последствий, т. е. мучительной смертной агонии жертвы, разрушения всех ее видов на счастье и, наконец, тех бедствий, которые будут этим причинены всем зависящим от нее личностям» (§45).
Остается еще ответить на вопрос: откуда является чувство долга и сознание принудительности подлинно нравственных само ограничений? Спенсер следующим образом решает его: «Так как сдерживающие побуждения политического, религиозного и общественного характера состоят главным образом в представлении будущих последствий наших поступков; так как сдерживающие побуждения нравственного свойства также состоят в представлении будущих последствий; и так как эти представления, имея много общего между собою, часто возбуждаются в одно и то же время, то из этого является тот факт, что страх, связанный с тремя группами этих представлений, по закону ассоциации связывается и с четвертой их группой. Мысль о внешних последствиях какого‑либо запрещенного поступка возбуждает страх, который продолжает держаться в душе и в то время, когда мы перешли уже мыслью к внутренним последствиям этого поступка, и, будучи сцеплен, таким образом, с этими внутренними последствиями, порождает смутное чувство нравственного принуждения». Отсюда следует, что «чувство долга, или нравственной обязанности, имеет переходный характер и будет уменьшаться вместе с возрастанием нравственности». «Настойчивое выполнение долга пре вращает его под конец в удовольствие» (§ 46). «Удовольствия и страдания, порождаемые нравственными чувствами, станут, подобно телесным удовольствиям и страданиям, побудителями и сдерживателями, столь хорошо приспособленными по своей силе к требованиям жизни, что нравственное поведение станет просто естественным» (§47). «Те самые естественные процессы, которые произвели многочисленные формы телесного устройства, приспособленные к многочисленным формам деятельности, сделали также и то, что эти формы деятельности стали приятными для выполнявших их существ. А отсюда неизбежно вытекает тот вывод, что и впредь в границах, полагаемых физическими законами, всегда будут развиваться, приспособительного всякой новой группе условий, которая может установиться, новые примененные к ней структурные аппараты, функции которых будут доставлять их обладателям каждая свое собственное удовольствие». «С ослаблением тех эмоций, для которых общественное состояние оставляет слишком мало места или даже вовсе не оставляет его, и с возрастанием тех, которые оно беспрерывно упражняет, те самые вещи, которые выполняются теперь с неудовольствием, лишь по чувству обязанности, будут выполняться со временем по непосредственному влечению, а вещи, от которых мы воздерживаемся теперь лишь по чувству долга, будут отталкиваться
36
нами со временем просто вследствие того, что они будут казаться нам противными» (§67). Таким образом, эволюция при ведет по мнению Спенсера, в будущем к полному примирению между эгоизмом и альтруизмом (§95).
Эти оптимистические учения Спенсера становятся понятными, если принять во внимание, что он признает не только установленные Дарвином принципы эволюции (начал он разрабатывать свое учение об эволюции раньше Дарвина), но еще и, вслед за Ламарком, придает особенно высокое значение упражнению или неупражнению функции и возникающему вследствие этого развитию или атрофии соответствующих органов. Новые признаки, приобретенные индивидуумом благодаря упражнению. Спенсер считает передающимися по наследству (вопреки мнению ультра дарвинистов с Вейсманом во главе, против которого он много полемизировал). Таким образом, он полагает, что его эволюционизм ведет к примирению априоризма и апостериоризма, как в теории знания, так и в этике: «Опыты касательно полезности, организуясь и сплачиваясь между собою у всех прошлых поколений человеческой расы, производили в людях соответственные нервные видоизменения, которые путем постоянной передачи по наследству и накопления стали в нас известными способностями нравственной интуиции, т. е. известными чувствами касательно хорошего и дурного поведения, не имеющими, по–видимому, ни какого заметного основания в индивидуальных опытах на счет их полезности» (§45). Согласно Спенсеру, априорное для индивиду ума есть апостериорное для рода.
