Сергей Аверинцев - Древнееврейская литература

Древнееврейская литература

История всемирной литературы: В 9 томах

АН СССР; Ин-т мировой лит. им. А.М. Горького. — М.: Наука, 1983– ... Т. 1. — 1983. — С. 271–302

Введение

Памятники древнееврейской литературы XII—II вв. до н. э. дошли до нас в составе библейского канона, т. е. обобщающего нормативного сборника, отобранного поколениями «книжников» и освященного авторитетом религии. Это отнюдь не помешало войти в канон произведениям светских жанров — исторической хронике, скептической афористике житейского опыта, любовно-свадебной песне и т. д. Канон оказался построенным как маленькая литературная «вселенная», включающая самые разные тексты — однако в прямом или косвенном, изначальном или вторичном соотнесении с религиозной идеей. Возникнув, канон прожил два тысячелетия как священная книга двух религий: он стал «Писанием», или «Библией», иудаизма (греческое слово «библиа» значит просто «книги»), и он же вошел в Библию христиан на правах первой ее части — Ветхого Завета (о смысле обозначений «Новый Завет» и «Ветхий Завет» см. ниже, гл. 9). Из поколения в поколение его тексты воспринимались прежде всего как действующая норма вероучения и культа, права и морали. Они сохраняли актуальность, а потому подвергались неизбежным переосмыслениям. К их авторитету апеллировали угнетенные, требуя от угнетателей справедливости, и угнетатели, требуя от угнетенных покорности. Ссылками на них обосновывались притязания носителей светской и духовной власти, но также, например, требования мятежных крестьян в Германии XVI в. и программы Английской буржуазной революции XVII в. Сторонники монархии находили в них учение о богоустановленности монархической власти, противники монархии — учение о ее богопротивности. Церковь искала в них доводы против ересей, еретики — доводы против церкви. В своем литературном, эстетическом аспекте памятники древнееврейской литературы долгое время воспринимались и переживались, но не осознавались. Чтобы увидеть их как драгоценные памятники древнего поэтического творчества, еще в конце XVIII в. понадобилась гениальная интуиция немецкого философа и поэта И. Г. Гердера.

Застывание в каноне — судьба довольно обычная для литературного наследия древневосточных культур. И древнеиндийские тексты, вошедшие в категорию шрути, и древнеиранские тексты, образовавшие Авесту, сохранились в веках на правах священного писания религиозных общин; а если в Китае кодификация древнейших эдиктов и песен не приобрела специфически религиозного характера, то сама установка на построение замкнутого нормативного канона проявилась и там не менее отчетливо.

Ветхозаветный канон делится на три больших цикла: 1) Тора, или Пятикнижие, — пять хроникально-законодательных книг, приписывавшихся Моисею; 2) «Пророки» — раздел, в который входят древние хроники («Книга Иисуса Навина», «Книга Судей Израилевых», «Книги Самуила»* и «Книги Царств»), а также собственно пророческие сочинения, с разной степенью достоверности приписываемые Исайе, Иеремии, Иезекиилю и двенадцати «малым пророкам»; 3) Писание — собрание текстов, относящихся к различным жанрам (гимны, сборники афоризмов, назидательные повести, любовная поэма «Песнь песней», снова хроникальные тексты). Деление это условно. «Книга Иисуса Навина» непосредственно продолжает «Книгу Исхода» из предыдущего цикла (в связи с чем в науке имеет хождение термин «Шестикнижие»), а хроники третьего цикла дублируют по теме «Книги Царств» из второго цикла.

Библейская научная критика установила хронологические рамки составления отдельных книг Библии — от архаической «Песни Деворы» (XII в. до н. э.) до кодификации библейских текстов (завершилась в первые века н. э.); впрочем, датировка ряда памятников древнееврейской литературы остается неясной. Археология довольно много сделала для выяснения повседневной жизни, отразившейся в библейских легендах и хрониках. Например, структура патриархальной семьи, изображенная в «Книге Бытия», очень точно соответствует тому, что́ наука с недавнего времени стала знать о северной Месопотамии и Ханаане эпохи Средней Бронзы. Обычай, согласно которому бездетная женщина сама дает мужу в наложницы свою служанку с тем, чтобы дети от этой служанки считались ее собственными детьми, был известен только из библейских рассказов о Сарре и Агари, Рахили и Валле, Лии и Зелфе; между тем он засвидетельствован текстами брачных контрактов середины II тыс. до н. э., найденными при раскопках в Нузи. Если бездетный Авраам строит планы усыновить своего слугу Элиецера, это, строго говоря, противоречит израильско-иудейскому праву исторического времени (согласно которому он обязан был оставить наследство кому-нибудь из ближайшей родни, например племяннику Лоту), но зато соответствует юридическим нормам, по которым действовал в XV в. до н. э. хуррит Тупкийа, завещательное распоряжение которого обнаружено в том же Нузи. Для социальной истории ясен смысл конфликтов, описанных в «Книгах Самуила» и связанных с переходом от варварской «военной демократии» (термин Л. Моргана) к деспотической монархии ближневосточного типа. Развитие имущественного неравенства, разрушение патриархальных нравственных норм волнует афинского государственного деятеля и поэта Солона не меньше, чем современных ему древнееврейских пророков. Путем привлечения внешних данных и анализа самого текста уточнены исторические условия, в которых возникали, а позднее подвергались кодификаторским редакциям библейские книги, выявлена преемственность этих книг по отношению к другим древневосточным литературам — древнеегипетской, шумеро-аккадской, угаритской, древнеиранской и др. Наряду с этим установлены типологические черты, сближающие Библию с иными древневосточными текстами, в особенности с теми, которые сохранились в более или менее кодифицированном виде.

Так, уже сама трехчастная структура ветхозаветного канона отражает принцип традиционалистской циклизации; каждая последующая стадия литературного развития представляется комментированием памятников предшествующей стадии, апеллируя к их авторитету. Например, история усвоения заповедей Пятикнижия с прямыми ссылками на «Книгу Моисееву» излагается в «Книге Неемии», входящей в цикл Писания. Ряд книг третьего цикла («Псалмы», «Екклезиаст», «Книга притчей Соломоновых», «Песнь песней») связывается с именами царей Давида и Соломона — главных персонажей в хрониках второго цикла. «Плач Иеремии» из цикла Писания приписан тому самому Иеремии, проповеди которого вошли в цикл «Пророки». С подобным «комментарийным традиционализмом» мы встречаемся в истории индийской и китайской литератур.

И еще одна черта сближает древнееврейскую литературу с другими древними литературами Востока: это проходящее через памятники разных эпох и жанров противоборство, а подчас и сложное переплетение двух тенденций — религиозно-племенной исключительности и общечеловеческой широты. Непримиримая вражда к «чужакам» и к «иноверцам», понимание своего бога как этнического бога, ненавидящего иные народы, готовность утверждать славу этого бога огнем и мечом достаточно отчетливо проявляется, например, в «Книге Иисуса Навина». Напротив, бог пророка Амоса любит каждый народ, и «чужаки» имеют не меньше прав на его милость, чем «свои». Исаия в пору кровавых войн говорит о вечном мире между людьми и призывает «перековать мечи на орала». В «Книге пророка Ионы» изображено, как пророк, ненавидящий город врагов, оказывается посрамлен своим богом, которому дороги не только люди, но даже домашние животные в каждом городе. Если «Книга Ездры» сурово осуждает браки между людьми разных племен, то «Книга Руфь» делает именно такой брак предметом прочувствованного восхваления.

ИСТОРИЧЕСКИЕ ПРЕДПОСЫЛКИ ДРЕВНЕЕВРЕЙСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

В различных ближневосточных документах середины II тысячелетия до н. э. (например, в текстах архива фараонов из древнеегипетского города Ахетатона, относящихся к XV—XIV вв. до н. э.) упоминаются некие «хапиру», или «апиру», — судя по контексту, неравноправные иноплеменники на территориях государств Ханаана и на земле египетской державы, постоянно переходившие со своими стадами из зоны пустынь и степей в зону населенных земель и обратно. Весьма вероятно, что слово «иври» (самоназвание евреев) — это и есть поздняя форма термина «хапиру», изначально имевшего скорее социальный, нежели этнический смысл. Библейская «Книга Бытия» описывает отдаленных предков древнееврейского народа именно как бродячих скотоводов, остро заинтересованных в договорах с местным населением на право пользования колодцем и лишь в необычных случаях приобретающих земельные участки. «Я у вас пришелец и поселенец», — говорит Авраам хеттам в Кирйат-Арба (Быт., 23, 4).