Александр Данилин - LSD. Галлюциногены, психоделия и феномен зависимости
Но вот что интересно. С точки зрения Липовецки, все эти процессы имеют положительное, позитивное значение для человечества. Липовецки не видит ни того, что нарциссизм является изнанкой наркоза, ни того, что окружающие люди становятся для нарцисса вещами:
«Страсть нарцисса возникает не ради восстановления утраченной целостности, она не компенсирует отсутствие личности, а вырабатывает ее новый тип, новое сознание с его неопределенностью и колебаниями. Пусть наше «Я» становится как бы «плавающим пространством», не имеющим ни постоянного места, ни ориентиров. Пусть это резерв в чистом виде, приспособленный к неустойчивости своей собственной системы; такова функция нарциссизма, тонкого инструмента, постоянного обновления «пси» (психической энергии. — А.Д.), который необходим для постмодернистского экспериментирования.
Очищая наше «Я» от сопротивляющихся постоянных факторов и стереотипов, нарциссизм делает возможной ассимиляцию моделей поведения, разработанных теми, кто занят проблемами нашего физического и душевного здоровья: вырабатывая «характер», приспосабливающийся к современной ситуации, нарциссизм участвует в важной работе по научному управлению телами и душами людей».
Если вы вчитаетесь в последний абзац, то услышите знакомое воспевание скиннеровских методов внушения. Липовецки радуется тому, что мир, состоящий из нарциссов, будет поддаваться «научному управлению» со стороны свободной от нарциссизма элиты. Внимательному читателю нашей книги будет понятно, что «нарциссизм» Липовецки на самом деле является одним из наиболее частых проявлений эгосистолического влечения «Я» (в сущности, вариантом «понижения порога сознания»).
Личность прячется от равнозначности мира в самое себя, резко ограничивая тем самым способность своего восприятия реальности. Предельная самовлюбленность заставляет человека окончательно ослепнуть и оглохнуть по отношению к другому. Липовецки, постулируя нарциссизм как главную, единственную и положительную характеристику новейшего человека, как бы полностью лишает нас права на метафизическую потребность и эгодиастолу — расширение своего «Я», достижение цельности и мудрости.
Липовецки понимает пустоту точно так же, как понимал ее основатель микропсихоанализа Сильвано Фанти. Для них обоих пустота — это энергия, создающая нового человека и новое общество.
В отличие от французской философии свободная русская мысль XX века всегда воспринимала происходящее с нами, опустошенность наших душ как трагедию.
Русские религиозные философы различали понятия «личность» и «индивидуальность», то есть понятия, которые часто употребляют как синонимы.
В 1953 году И.А. Ильин выпустил в Париже свою пророческую книгу «Аксиомы религиозного опыта». Это замечательное исследование вышло в свет незадолго до начала «психоделической революции». Философ как будто пытается предупредить о чем-то…
«…Объясняется еще целый ряд явлений религиозного вырождения, как личных, так и социальных, из коих некоторыя обычно совсем не осмысливаются как религиозныя.
Таково явление человеческого аутизма. Под аутизмом разумеется такая жизненная установка человека, при которой он считает себя и свои настроения, потребности, вкусы, удовольствия, удачи, неприятности — важнейшим делом жизни, мерилом всяческой ценности. Бессознательно, в силу неодухотворенного инстинкта самосохранения (выделено мной. — А.Д.), — такая установка присуща огромному большинству людей»…
Обратите внимание — Ильин пользуется психиатрическим термином «аутизм» для обозначения того же состояния души, которое Липовецки именует нарциссизмом. Для некоторых направлений современной психиатрии, в частности психиатрии советской, слова «аутизм» и «безумие» являются полными синонимами.
В этой книге мы еще не описывали способы самозащиты «растворяющегося», онтологически неуверенного «Я». За что оно может ухватиться?
Только за самого себя.
Такое «Я» должно будет войти в состояние эгосисто-лы, исключив для себя любую возможность для трансценденции. Человек должен запретить себе слова «Любовь», «Вера» (даже «Доверие»), «Мечта» и «Смысл»; заглушить в себе малейшие проблески романтики.
«Спрятавшееся» «Я» будет все время бояться, что другие проведают о его ничтожестве и унизят его еще больше. Центром его жизни станет желание самосохранения, и только оно одно.
Для самоопределения такой человек будет использовать фальшивые ценности — «симулякры». Говоря другими словами, он будет испытывать постоянную зависимость от собственных развлечений.
Существование других «Я» просто не будет приниматься им в расчет; они же — вещи, а вещь можно использовать в своих интересах, можно делать с ней все, что угодно…
Все взаимоотношения «виртуального человека» с другими сведутся к попыткам манипулировать ими.
Подобную человеческую конструкцию, конечно, трудно называть личностью. Ее место заняла конструкция, которую русская христианская философия именовала «индивидом».
«Личность не тождественна индивидууму… человек может иметь яркую индивидуальность и не иметь личности, если он не способен… к тому усилию, которое требует реализация личности… личность предполагает существование сверхличного. Личности нет, если нет ничего выше личного. Тогда личность лишается своего ценностного содержания».
Николай Бердяев
Очевидно, чтобы всего этого не произошло, человек обязан когда-то осознать, что то, что дано человеку Богом, опасно растрачивать попусту. С точки зрения святых отцов христианства, и прежде всего святых каппадокийцев Василия Великого, Григория Богослова и Григория Нисского, сама характеристика человека как образа и подобия Божьего состоит из двух частей.
Образ Божий в человеке есть данность; есть дар, достающийся человеку по праву рождения.
«Если будешь низко думать о себе, то напомню тебе, что ты — Христова Тварь, Христово дыхание, Христова честная часть, а потому вместе и небесный, и земной, присно-памятное творение. Ты — созданный Бог, через Христово страдание идущий в нетленную славу».
Святой Григорий Богослов
Однако одного дара мало; он нуждается в развитии.
«Тема человека вложена в него Богом, а задача человеческого творчества — осуществление и развитие этой темы. Человек призван быть со-творцом мира».
Протоиерей Сергий Булгаков
Индивидуальность — это образ Бога — заданностъ — генетика в привычной для нас терминологии.
Личность — это подобие Бога — духовное развитие — творчество — осмысленность мира.
Человек свободен. Насильно никто не заставит его развивать себя, свою душу во имя благодатного единения с Божественной жизнью. Бог вечно хочет нашей встречи и объединения. Но объединение предполагает устремленность двух воль навстречу друг другу. Встреча с Богом не может совершаться в одностороннем порядке, не может быть насильственной.
«Одна воля — в творении, но две — в обожении; одна воля — для создания образа, но две — для того, чтобы образ стал подобием».
Владимир Лосский
Если личность не формируется, то ее место занимает инфантильный «индивид».
Индивидуальность, не признавая наличия Божественного огня, не может определить и почувствовать себя. «Аутист», «нарцисс» или «индивид» и есть онтологически неуверенная, незрелая личность, из чувства самосохранения старающаяся доказать себе самой, что она и есть центр мироздания, что она сама способна «разобраться в себе».
Для того чтобы индивидуальность стала личностью, ей необходимо творчество — осознание и создание собственного мира. Она должна найти собственный смысл — собственный путь уподобления Богу. Только в этом заключена тайна ее свободы.
«Цель свободы… в том, чтобы добро действительно принадлежало тому, кто его избирает. Бог не хочет оставаться собственником созданного им добра. Он ждет от человека большего, чем чисто природной слепой причастности. Он хочет, чтобы человек сознательно воспринял свою природу, чтобы он владел ею — как добром — свободно, чтобы он с благодарностью принимал жизнь и Вселенную, как дары Божественной любви».
Владимир Лосский
В отсутствие творчества индивидуальность будет лишь пытаться найти все новые и новые «симулякры» — маски и барьеры, прячущие ее от реальности.
То, что Ж. Бодрийар описывает как «виртуальность», И.А. Ильин называет «властью пошлости». Возможно, именно это знакомое русское слово наиболее полно воплощает весь спектр проблем виртуальной эпохи:
