Гай Винч - Первая психологическая помощь
На самом деле мы крайне редко совершаем неправильные поступки, которые сами по себе способны погубить все наши начинания (хотя следует признать, что никогда не бывает подходящего момента для демонстрации женщине своей коллекции нижнего белья). Чаще всего потенциальные партнеры (или работодатели) отвергают нас просто потому, что мы «не их тип», что мы не в состоянии удовлетворить нынешние потребности этого человека или фирмы либо просто не вписываемся в узкое определение того, кого они ищут. Следовательно, наши якобы «роковые ошибки» или серьезные «дефекты характера» здесь совершенно ни при чем.
Подобного рода заблуждения не приносят нам пользы, а лишь усиливают боль, которую мы испытываем, добавляя к ней абсолютно ненужные и глубоко ошибочные упреки. Таким образом мы лишь еще больше вредим своей самооценке. Отвержение болезненно само по себе; не следует сыпать соль на свои раны или пинать себя, когда мы и так лежим на земле.
4. Ослабление чувства принадлежности: люди, которые нуждаются в других, далеко НЕ самые счастливые
Наша самооценка так чувствительна к отвержению еще и потому, что в нас живет фундаментальная потребность в принятии со стороны окружающих. Если наша потребность в принадлежности к сообществу не удовлетворяется в течение длительного периода времени – будь то по причине отвержения, с которым мы столкнулись, или из-за отсутствия возможности построить конструктивные отношения с другими людьми, – нашему физическому и психологическому здоровью угрожает опасность.
Жизненные обстоятельства некоторых из нас настолько неблагоприятны, что удовлетворение потребности в принадлежности к коллективу становится большой проблемой. Дэвид, молодой человек, с которым я работал несколько лет назад, столкнулся куда с более серьезными преградами, чем большинство из нас. Его история научила меня тому, что постоянное отвержение сильно затрудняет нахождение нами своего места в мире и мешает почувствовать свою принадлежность к человеческому роду.
Дэвид родился с редким врожденным заболеванием, которое обычно затрагивает многочисленные органы и системы, заметно уменьшая продолжительность жизни (раньше большинство детей с этой болезнью не доживали и до двадцати). И хотя болезнь Дэвида протекала в сравнительно легкой форме, в детстве он перенес не одну операцию и провел много времени в больницах. Заболевание Дэвида сказалось не только на его здоровье, но и на внешности. Проблемы с мышцами и скелетом сделали его походку неустойчивой; помимо прочего, он отличался неправильными чертами лица: сплюснутой верхней губой и выступающей нижней челюстью. Кроме того, Дэвид страдал повышенным слюноотделением.
У детей, рождающихся с более тяжелой формой этой болезни, часто диагностируются тяжелые соматические нарушения и проблемы, которые представляют реальную угрозу для жизни и не позволяют им посещать обычную школу. Однако состояние Дэвида было более легким (включая отсутствие проблем с интеллектом), поэтому он являлся одним из немногих детей с этим заболеванием, которые могли посещать обычную начальную и среднюю школу. Но такая «удача» обернулась для него настоящим кошмаром. Его внешность, нарушение координации движений и повышенное слюноотделение, возникающее, когда необходимо на чем-то сосредоточиться, сделали его жертвой насмешек и послужили поводом для отвержения со стороны одноклассников.
Дэвида никогда не приглашали на вечеринки, у него практически не было друзей, во время ланча он всегда сидел за столом один, а на переменах ни с кем не общался. Проблемы с координацией движений и мышечная слабость не позволяли ему участвовать во внешкольных мероприятиях и заниматься спортом вместе с ребятами из его квартала. Несколько робких попыток посещать внеклассные занятия для детей с ограниченными возможностями закончились плачевно, потому что из-за своего относительно «неплохого» состояния здоровья Дэвид выделялся на фоне остальных (иногда в буквальном смысле слова) и в целом плохо подходил для участия в такого рода программах. В результате основополагающая потребность Дэвида в принадлежности к коллективу оставалась неудовлетворенной на протяжении всего детства и подросткового периода. Постоянное (и нередко жестокое) отвержение причиняло ему огромную душевную боль.
Я встретил Дэвида вскоре после того, как он окончил школу – за пару месяцев до начала занятий в местном колледже. Хотя мысль о посещении колледжа приводила его в восторг, он с ужасом ждал возобновления травли и унижений со стороны новых «товарищей». Родители, чтобы успокоить Дэвида, уверяли его, что студенты колледжа более зрелые и понимающие, чем школьники, поэтому ему будет проще влиться в коллектив. Но бесконечная череда отвержений подорвала уверенность Дэвида в себе, и он не мог отделаться от страха. «Они посмотрят на меня всего пару секунд, а затем отвернутся, – сказал он во время первого сеанса. – И так поступят лучшие из них. Худшие будут просто потешаться надо мной».
Я согласился с Дэвидом в том, что первое впечатление может оказаться не самым благоприятным (я не видел смысла отрицать то, что жизнь не раз доказывала ему), и спросил, знает ли он, как исправить это впечатление в дальнейшем. Мы начали обсуждать его поведение в возможных социальных ситуациях, и вскоре я понял, что его коммуникативные навыки находятся в зачаточной стадии. Годы отчуждения и нехватка общения вылились в неспособность принимать правильные решения и говорить нужные слова в самых обычных ситуациях. В ответ на мое наблюдение Дэвид не обиделся, а лишь подтвердил, что все так и было.
Мы решили провести лето в работе над его социальными навыками. Для этого мы очертили круг гипотетических ситуаций и разыграли их по ролям. Дэвид также согласился со следующим утверждением: любое начальное отвержение со стороны однокурсников в колледже не будет носить сугубо личный характер. Оно будет проистекать из их незнания медицинских проблем Дэвида и чувства дискомфорта, которое люди обычно испытывают, находясь в компании людей с ограниченными возможностями. Как следствие, мы решили провести мозговой штурм, чтобы найти как можно больше способов снять напряжение и преодолеть чувство неловкости, которое его шаткая походка и слюноотделение могут вызвать у одногруппников (например, с помощью уместной шутки). К сентябрю Дэвид почувствовал себя готовым к новому вызову – обучению в колледже. Он все еще опасался, что его отвергнут, но сейчас в его распоряжении находились отличные инструменты для манипулирования социальными ситуациями. Следующий терапевтический сеанс должен был состояться спустя неделю после начала занятий.
В назначенный час Дэвид вошел в мой кабинет со страдальческим выражением лица. Он упал на диван, глубоко вздохнул и рассказал: «В первый день я пришел на занятия чуть раньше и сел в первом ряду. Никто не захотел садиться рядом со мной. Поэтому на следующей паре я решил занять средний ряд. Не прошло и нескольких минут, как передо мной сидело несколько человек. За мной также не было ни одного свободного места, а я снова был один. На третью пару я тоже пришел заранее, но на этот раз подождал почти до самого начала занятий, а затем занял место между двумя студентами. Я поздоровался с ними, а они только кивнули в ответ. Один пересел на два места дальше буквально через пару минут после начала лекции. Другой ни разу не взглянул на меня, а после окончания пары поспешно удалился. С остальными повторилась та же история. Люди пялились на меня, словно я их не видел, или просто отворачивались. Никто со мной не разговаривал. Никто не смотрел мне в глаза, даже преподаватели».
Рассказ Дэвида сильно меня разочаровал. Он претерпел немало физических и эмоциональных страданий, был жертвой насмешек и всю жизнь находился в полнейшей изоляции, поэтому я хотел, чтобы с ним наконец произошло что-то хорошее. Я не ставил перед собой и перед ним заоблачных целей, считая, что даже небольшая порция социального принятия значительно повысит его самооценку и улучшит качество жизни. Мы проработали несколько месяцев над исправлением неблагоприятного первого впечатления, которое Дэвид мог произвести на окружающих. Но ровесники продолжали его избегать: никто не желал садиться с ним рядом, смотреть ему в глаза или разговаривать с ним. А значит, у него не было возможности применить полученные знания.
Дэвид сильно упал духом, и я боялся, что он может окончательно разочароваться в себе и в жизни. Психологические раны, наносимые постоянным отвержением, были очень глубокими, ведь на долю юноши выпало столько душевных страданий, сколько иному не выпадет и за всю жизнь. Я очень хотел помочь ему переломить ход событий. Пусть результаты первой недели ничем нас не порадовали, но отчаиваться было рано. Тем не менее, чтобы иметь хоть какие-то шансы на успех, ему следовало сперва залечить свежие раны, нанесенные недавним отвержением.
