Карл Абрахам - Классические психоаналитические труды
Некоторые из таких проявлений крайне очевидны, и их очень легко анализировать. Однако, возможно, никакого большого улучшения не будет. Пациентка может почувствовать себя чуть-чуть лучше, но никакого движения ассоциаций в прошлое не произойдет. А мы более всего хотим побудить такое движение в прошлое до точки фиксации. Напротив, усиливается сдвиг ассоциаций к текущим событиям. Все попытки, предпринимаемые нами в интерпретациях для продвижения в прошлое, упираются в невидимую стену. Мы можем не только ощущать наличие молчаливого препятствия, но и осознавать, что оно имеет свойство толкать вперед, что оно является как бы невидимой и неосязаемой пружиной-амортизатором[27]. Короче, результат наших попыток проникнуть за переднюю линию организованных защит пациента становится более и более понятным. Вместо того чтобы хронологически возвращаться назад, в прошлое пациента, мы оказываемся под давлением идти вперед из-за возрастающей озабоченности пациента сегодняшним днем. Мы также видим все больше свидетельств, что такой поступательный сдвиг либидо пациента начинает захватывать аналитическую ситуацию. Все чаще молчание перемежается слегка нервным,
легчайшим кашлем и прочисткой горла, речь все больше сдерживается, как если бы горло и губы пациента пересохли, мускулы слегка окоченели, поза на кушетке становится все более ригидной и настороженной, появляется множество других мелких признаков того, что пациент внутри себя реагирует на текущую аналитическую ситуацию. Впервые приступы тревоги могут проявиться по дороге на анализ. В некоторых случаях вместо небольших привычных уже для нас пауз целая сессия становится практически одной затянувшейся паузой. Пациент, правда, каждый день сообщает определенные наблюдения, обычно по вопросам, касающимся предыдущих двадцати четырех часов, и, сообщив весь свой дневник до текущего момента, намекает, что больше на уме у него ничего нет. Более того, обычно он выражает мнение, что пришло время, чтобы аналитик что-нибудь сказал, и сопротивляется любому сохранению пассивности с его стороны или активно и открыто, или становясь все более сдержанным в речи. Короче говоря, вся аналитическая ситуация приобретает совершенно новый вид, который сохраняется с различной степенью выраженности на протяжении второй стадии анализа. Невроз переноса начался.
Немедленно возникают два вопроса: во-первых, почему говорится, что невроз переноса только что начался, ведь реакции переноса уже описывались как присутствующие на начальной стадии, и, во-вторых, почему не считать такую озабоченность проблемами настоящего просто преувеличением существующих защит? Так вот, действительно, проявления переноса того или иного рода демонстрировались с самого начала. Сказать, что перенос везде – значит просто сказать, что смещение является универсальным механизмом. Различными способами – ранними сновидениями, различными оговорками, определенным ассоциативным материалом непосредственно личного характера и реакциями на анализ вообще – мы достаточно скоро можем себе доказать, что аналитик был помещен в различные ниши психики пациента, и к нему относятся со смешанным чувством расположения и враждебности. Например, робость, возникающая в первые минуты анализа, уже является неопровержимым доказательством смещенного отношения. Более того, мы уже обратили данные реакции на пользу, интерпретировав их как переносы при возникновении каждого специфического затруднения. С другой стороны, такая озабоченность текущими событиями на самом деле подразумевает усиление защиты. Но пациенту было бы так же просто защищаться с помощью продолжительного и подробного пересказа событий из подросткового или позднего детского возраста. Действительно, как мы знаем, во многих обсессивных случаях изрядная доля обсуждения, объяснения и разбора прошлого, хоть и производится, якобы чтобы изложить для аналитика все «совершенно ясно», отчасти является защитой обычного реактивного типа. Без сомнения, данные подробные пересказы имеют характер объяснительных извинений, предоставляемых собственному Супер-Эго пациента, а также они служат непосредственной цели отвлечь внимание аналитика или, другими словами, сделать эмоциональный материал скорее непонятным, чем понятным, и затемнить реальную проблему завесами прошлого.
Так вот почему истерические пациенты для тщательного обсуждения выбирают текущие события и почему, сделав такой выбор, они не в состоянии заполнить всю сессию данной темой и вскоре останавливаются из-за того, что им нечего больше сказать? Мы вынуждены сделать вывод, что пациент был захвачен поступательным движением либидинозного интереса и что в то время как оно, несомненно, является защитой в том отношении, что это движение вперед, в противоположную от работы воспоминаний сторону, оно также сопровождается специфическими трудностями и оказывается коротким в силу конкретных препятствий. Данное движение вперед, данная занятость текущими событиями заканчивается более или менее полным «затором» процесса мышления, потому что его логической целью является озабоченность самым непосредственным из всех эмоциональных событий, т. е. жизнью в аналитическом кабинете и непосредственными отношениями с аналитиком.
А это совсем иное положение дел, чем когда пациент давал спорадические признаки бессознательного переноса, и отношение пациента тоже другое. Например, если на более ранних стадиях пациент желает принести аналитику какой-нибудь небольшой подарок или еще что-то, или случайно оставляет на кушетке несколько медных монет или нечистый носовой платок, или забывает всю информацию о времени сеанса, то мы не ошибемся, если проинтерпретируем для пациента эти действия как соответственно позитивное, амбивалентное или негативное отношение. И пациент очень часто принимает данные интерпретации – данное принятие, конечно, не является неизбежным или очень существенным. Но если мы отважимся предположить, что такая новая озабоченность текущими делами является более заметным случаем той же самой группы реакций и что она имеет непосредственно личное значение, то столкнемся с недоверием, отрицанием и раздражением с его стороны. Более того, он начнет спорить и укажет на то, что поверхностно верно – что в его ассоциациях нет очень убедительных свидетельств таких реакций.
Здесь мы можем сформулировать наше первое обобщение, касающееся невроза переноса – а именно: что он отличается от более спорадических признаков позитивного и негативного переноса, наблюдавшегося на ранних стадиях анализа, и поэтому склонен проходить незамеченным, во всяком случае пациентом, а в некоторых случаях и аналитиком. Мы можем добавить к данному утверждению в качестве вывода, что основная часть работы аналитика – сделать данный бессознательный набор отношений сознательным. Я не хочу сказать, что невроз переноса никогда не бывает ярко выраженным или бурным. Временами это происходит очень явно; и на самом деле, чем более сознательным мы его делаем, тем лучшая возможность предоставляется нам, чтобы оценить его силу. Но я хочу сказать, что существует значительный риск аналитической неудачи, если мы будем руководствоваться предположением, что невроз переноса со временем автоматически проявит себя убедительным для пациента образом. Подлинная сущность невроза переноса может быть вынесена на поверхность только в результате напряженного внимания с нашей стороны.
В данный момент вы, без сомнения, заметите кажущееся противоречие в материале. С одной стороны, я говорил, что многие из признаков наступающего невроза переноса являются явными (даже в негативном смысле периодов молчания и торможения), с другой – утверждаю, что аналитик может, тем не менее, упустить признаки наступающего невроза переноса.
Ответ, конечно, в том, что не все пациенты в анализе страдают от состояний тревожности и что в любом случае не все тревожные пациенты из-за действия вытеснения демонстрируют классический невроз переноса. Конверсионные истерики в качестве первого признака невроза переноса могут демонстрировать некоторые признаки экстернализованной тревоги или могут давать просто резкие колебания в своих физических симптомах. Обсессивный пациент может казаться не меняющим свою привычку ассоциировать или может стать немного непунктуальным, или, кроме того, может посвящать основную часть сеанса обсессивному перечислению повседневных переживаний, вбрасывая в конце несколько фрагментов сновидений, которые к тому моменту на текущей сессии уже невозможно проанализировать. Депрессивный пациент может всего лишь стать чуть более отстраненным от текущих интересов или, наоборот, вслед за своим описанием текущих ситуаций позволить последовать более эмоциональной реакции обесценивания. Кроме того, даже более драматичные проявления истерических переносов могут действовать как своего рода приманка для отвлечения внимания аналитика от других и более важных аспектов невроза переноса. Короче говоря, хорошая общая политика – учитывать защитные аспекты невроза переноса и вслед за начальной фазой анализа искать их именно в тот момент, когда кажется, что они отсутствуют.
