Пол Холмс - Внутренний мир снаружи: Теория объектных отношений и психодрама
В реальной жизни людям свойственно регрессировать под воздействием психологического или социального стресса. Окружающие нас «другие» становятся «черными» или «белыми», «хорошими» или «плохими» — без полутонов. Амбивалентность теряется, исчезает и беспокойство за то, что ярость, направленная на «плохих» людей вокруг нас, может причинить вред. Все становится предельно «простым и ясным».
В чрезвычайных ситуациях интегрированный опыт объектов «я сам» и «другие» фрагментируется, и Я идентифицируется с любым из полученных фрагментов. Личность теряет контакт с взрослой реальностью, развивается психоз.
Джордж определенно не проявлял себя во время сессии как психотик. Драматическое использование «расщепления» во время сессии помогло ему снизить свою тревогу и выразить чувства, остававшиеся вытесненными в течение многих лет. Таким образом, его спонтанность и креативность возросла, и он смог найти новые эмоциональные и когнитивные решения своей проблемы.
Сложившаяся ситуация бросала вызов реальности. На самом деле у Джорджа не было двух матерей, одной плохой и одной хорошей. Однако протагонист не впал в настоящее безумие, сохранял аспекты своего взрослого «наблюдающего Эго», которое смотрело за тем, как он разговаривает с двумя, уже разъединенными, аспектами своей матери. Если бы Джордж на самом деле поверил в эту ситуацию, можно было бы сказать, что его чувство реальности было ослаблено. В этом случае он был бы обманывающим себя психотиком.
Регрессия, возникающая на короткий срок во время защиты, полезна, но при длительном использовании она значительно снижает способность личности к интегрированным, ориентированным на реальность и, стало быть, нормальным отношениям с миром.
Использование расщепления, возможное благодаря волшебной иллюзии психодрамы, позволило Джорджу добиться значительно–го терапевтического прогресса. Поскольку сессия продолжалась, он мог сознательно принять свою амбивалентность по отношению к матери. Чтобы достичь такого уровня развития, ребенку могут потребоваться месяцы или годы. А у пограничных личностей, таких как о. Рольф, этот прогресс может никогда не произойти.
Проекция и проективная идентификация
Расщепление естественным образом связано с защитным механизмом проекции и проективной идентификации.
Говоря об этих процессах, нам следует быть крайне внимательными. Психоаналитики используют эти термины самым разнообразным образом. Например, Мелани Кляйн использовала термин «проекция» для обозначения психических механизмов, которые являлись базовыми в психике младенцев (дискуссию по этому вопросу см. Hinshelwood, 1989), а вот Кернберг применял его для обозначения механизма, который используют невротические взрослые (Kernberg в Sandler, 1988:94). Аналогично, в некоторых случаях применение проективной идентификации взрослыми можно рассматривать как признак патологии (напр., Segal, 1964; см. также обзор Sandler, 1988), в то время как для других (Moses, там же у Sandler, 1988) проективная идентификация связана с гораздо более совершенными защитными механизмами невротической личности.
Я всегда рассматривал проекцию как крайне примитивный механизм, используемый новорожденными младенцами, глубокими психотиками, обманывающими себя, и галлюцинирующими взрослыми (см. Segal, 1973); именно в этом смысле я применяю этот термин в своей книге.
Проекция
Процессы проекции, происходящие у взрослых, обладают большой силой. Психотик или шизофреник отбрасывает аспекты самого себя случайным и ненаправленным образом. Любой человек (или даже вещь) может стать хранилищем проективных аспектов его больного «я». Естественно, ему часто «слышится», как эти люди или объекты говорят о нем, используя его собственные слова. Он живет в угрожающем ему мире, где множество людей или объектов становятся источником его страхов, питая манию преследования.
Преследующие «другие» абсолютно пассивны и могут быть как живыми людьми, так и просто неодушевленными предметами (например, телевизор). Психотик «знает», что другой человек «злой», и реакция других для него не имеет значения, ему не требуется подтверждения своего знания от других людей. Он слышит угрожающий голос холодильника, и для этого даже не нужно, чтобы холодильник говорил. Мании и галлюцинации не зависят от внешней реальности.
Проекция для Мелани Кляйн была существенным элементом психики младенца. Она считала:
«Незрелое Эго младенца с рождения подвергается действию тревоги, вызванной врожденной полярностью инстинктов — непосредственный конфликт между инстинктом жизни и инстинктом смерти… Повернувшись лицом к тревоге, вызванной инстинктом смерти, Эго преломляет его. Это преломление… по мнению Мелани Кляйн, состоит частично из проекции, частично из конверсии инстинкта смерти в агрессию. Само Эго расщепляется и проецирует ту часть себя, которая содержит инстинкт смерти, вовне, в подлинный внешний объект — грудь. Таким образом, грудь… переживается как плохая и угрожающая Эго, вызывая чувство преследования».
(Segal, 1964 и 1973:25)
В этом процессе личность проецирует часть самой себя (вместе со связанными с этой частью аффектами) на кого–то еще, в младенчестве обычно на мать. По мнению Кляйн, спроецированная часть Я также включает добрые и любящие аспекты внутреннего мира. В этих обстоятельствах другой воспринимается как хранилище «хорошего», в то время как «я сам» может переживаться как фрагментированное и испытывающее недостаток позитивных качеств (Segal, 1964 и 1973; Sandler, 1988).
Связь этого процесса с психическими механизмами, которые используют младенцы, является фундаментальным аспектом кляйнианской теории. Однако исследования (и повседневный опыт) показывают, что даже новорожденные обладают острым осознанием реальности других (Stern, 1985).
Проективная идентификация
Процесс проективной идентификации является более тонким и более селективным, чем тот, что происходит при проекции. Он представляет собой характерную особенность психического функционирования младенцев и многих взрослых.
И здесь, как и в проекции, объекты внутреннего мира проецируются вовне, но не к любому объекту, а к специфическим людям. Такие проекции, отражающие более интегрированный внутренний мир, содержат не только внутренний объект, но и связанные с ним аффекты и роли.
Проективная идентификация позволяет, к примеру, взрослым, не способным выносить свой «я» — образ «гневливого деструктивного человека», избежать своего гнева, проецируя его (и тем самым переживая) на кого–то еще. Проекция роли происходит на человека, который согласен ответить на нее; актуальная реакция этого «другого» подтверждает «факт» успешной проекции. Именно по этой причине проективная идентификация «работает» только с теми, кто отзывается на роль и идентифицируется с проекцией. Джордж не мог использовать проективную идентификацию, чтобы избавить свой внутренний мир от «плохого отца», пока Фред не стал отвечать на проекцию соответствующим образом.
Сандлер рассказывал, как в процессе психотерапии пациент бессознательно манипулирует или провоцирует определенные действия или реакции аналитика, которые подходят к его объектным отношениям, вовлеченным в перенос. Он писал: «В переносе, множеством неуловимых способов, пациент пытается побудить аналитика вести себя особенным образом» («Контрперенос и ролевая отзывчивость», Sandler, 1976:44).
Терапевт осознает эти манипуляции и соответствующие проекции через свои чувства и мысли (его контрперенос). Сандлер считал, что терапевт, в дополнение к «свободно парящему» сознательному вниманию (связанному с эмоциональными реакциями и когнитивным пониманием), также обладает «свободно парящей» возможностью поведенческого ответа. Таким образом, он может с одинаковой легкостью попасть в психическую ловушку и активно реагировать как, скажем, «невнимательный отец» или «излишне опекающая мать».
В первой роли, если пациент ведет себя как отвергнутый и оскорбленный ребенок и относится к своему терапевту как к плохо–му отцу, спустя некоторое время терапевт начнет чувствовать себя как отец, отвергающий своего ребенка. Он может даже начать опаздывать на встречи с пациентом, а в худшем случае полностью потеряет с ним контакт.
Приняв вторую роль, терапевт может выражать излишнее беспокойство обо всем новом, что появилось в жизни пациента. Он идентифицируется с предложенной ему ролью родителя и начинает действовать как отец/мать пациента, который, в свою очередь, ведет себя как сын/дочь.
Подобное поведение будет называться «отыгрыванием» (acting-out) терапевта и само по себе не считается благоприятным, хотя и повышает драматический накал лечения. Тем не менее, его можно рассматривать с точки зрения проекций внутренних объектов пациента. В этом случае, задумавшись над происходящим, терапевт получит много информации, полезной для создания правильной интерпретации.
