Сабина Шпильрейн: Между молотом и наковальней - Лейбин Валерий Моисеевич
В феврале 1910 года Фрейд выразил сожаление по поводу того, что в преддверии второго Международного психоаналитического конгресса он не может пригласить на него Гросса, так как не знает его адреса.
В апреле 1911 года мэтр психоанализа сообщил Юнгу о том, что Гросс прислал ему уважительное письмо. Оно было написано карандашом и послано из расположенного недалеко от Вены Стейнховского санатория. В письме выражалась просьба по возможности срочно опубликовать его материал «В самозащиту. По поводу так называемой школы Блейлера-Юнга». В самом материале содержались два обвинения. Первое обвинение выдвигалось в адрес Блейлера, укравшего у Гросса термин Dementia praecox, который тот использовал для обозначения шизофрении. Второе обвинение выдвигалось против Юнга, опубликовавшего статью «Значение отца в судьбе индивида» (1908), идеи которой тот позаимствовал у Гросса во время прохождения им анализа в клинике Бургхольцли.
Фрейд сообщил Юнгу, что ответил отказом на просьбу Гросса опубликовать присланный им материал. Его аргументы сводились к следующему: он никогда не любил диспуты и не допускал их, если в этом не было необходимости; первое обвинение – это вопрос терминологии, а второе предполагает открытие, которое каждый аналитик может сделать самостоятельно, и, следовательно, нет необходимости обвинять друг друга, поскольку оригинальность Гросса признана всеми, включая Блейлера и Юнга.
Фрейд написал Юнгу также о том, что несколько дней спустя получил яростное письмо от Гросса с требованием вернуть ему его материал, что он и сделал.
По этому поводу Юнг в письме Фрейду заметил, что Гросс окончательно спятил, Стенховский санаторий является подходящей для него синекурой и он мог бы работать более плодотворно вместо того, чтобы выступать с необоснованными обвинениями.
Что касается приоритета в изложении идей в статье «Значение отца в судьбе индивида», то, как подчеркнул Юнг, он сослался в этой работе на Гросса, а включение в нее соответствующего пассажа было согласовано с ним. Кроме того, Гросс мог свободно использовать свои идеи, и если он не сделал этого, то сам виноват. По словам Юнга, Гросс, «как паразит, преуспевает там, где может».
На этой ноте был завершен обмен мнениями о Гроссе между Юнгом и Фрейдом. В дальнейшей их переписке, которая в силу идейных разногласий прекратилась в личностном плане в 1913 году, не содержалось каких-либо упоминаний о Гроссе.
Последующие годы жизни Гросса прошли под знаком наркотической зависимости, от которой он так и не смог освободиться. В конце 1913 года он был принудительно направлен отцом на лечение в австрийскую клинику, а затем добровольно прошел курс психоаналитического лечения у Вильгельма Штекеля, который, как и Альфред Адлер, разошелся с Фрейдом и покинул Венское психоаналитическое общество.
Гросс умер в 1920 году. До конца жизни он сохранил убежденность в том, что полигамия является средством лечения от психических расстройств. Во всяком случае, в период Первой мировой войны во время службы врачом в австро-венгерской армии, он собрал вокруг себя последователей, которым импонировали полигамные отношения. Гросс обязывал их вступать в половые отношения со своей любовницей, и если кто-либо не хотел этого делать, то тут же объявлялся морально ненадежным и подвергался осуждению.
Цена победы над сексуальным инстинктом
Начало кратковременного лечения Гросса в Бургхольцли сопровождалось явной неприязнью Юнга по отношению к своему пациенту. Ему не могли импонировать ни манеры поведения неряшливого пациента, ни его зависимость от наркотических средств, ни терапевтические идеи больного психоаналитика, сопровождающиеся призывами к полной сексуальной свободе и установлению полигамных отношений.
В то время Юнг поддерживал дружеские отношения с Сабиной Шпильрейн, которая в середине мая 1908 года, за четыре дня до прибытия Гросса в клинику Бургхольцли, сдала предварительные экзамены на медицинском факультете Цюрихского университета и собиралась поехать на каникулы в Ростов-на-Дону.
К тому времени он уже услышал признание Сабины в любви к нему. Это признание можно было рассматривать как результат переноса пациентом на врача эротических чувств, возникших в процессе психоаналитического лечения. Вместе с тем Юнг на себе ощутил сексуальную привлекательность молодой девушки, что вызывало у него, женатого мужчины и примерного семьянина, бурю противоречивых чувств.
Его собственные эротические желания вступали в конфликт с теми нравственными устоями, которых он консервативно придерживался. Юнг считал законный брак оплотом устойчивых семейных отношений и воспринимал моногамию как нечто само собой разумеющееся. Поэтому возникшее у него чувство к Сабине привело к напряженной внутренней борьбе, сопровождавшейся подавлением собственных желаний и стремлением не выходить за рамки дружеских отношений с его молодой пациенткой и ученицей.
В свете этого становится понятной и агрессивно-негативная реакция Юнга, узнавшего о том, что некоторые психоаналитики позволяют себе полигамные отношения. Эта реакция наглядно проявилась в одном из его писем Фрейду, написанном после возвращения с амстердамского конгресса, на котором Юнг познакомился с Гроссом.
В этом письме он коснулся личности психоаналитика Макса Эйтингона, который одно время работал вместе с ним. Назвав его пустозвоном, Юнг в то же время признался Фрейду, что это немилосердное суждение сорвалось с его губ в силу охватившего его чувства зависти к Эйтингону, который не испытывал угрызений совести из-за своих полигамных влечений.
Юнг также осудил Гросса за его терапевтическую стратегию, когда тот сообщил ему о том, что он кладет конец переносу путем превращения пациента в сексуально аморального человека, для выздоровления которого требуется сексуальная распущенность. По этому поводу Юнг писал:
«Мне кажется, сексуальное вытеснение является чрезвычайно важным и необходимым фактором цивилизации, хотя для многих неполноценных людей оно чревато риском заболевания. Без некоторых вредных привычек в мире не обойтись. Чем еще является цивилизация, как не плодом превратностей? Я думаю, Гросс заходит слишком далеко в своем уповании на кратковременную сексуальную связь, которая не требуют ни особого ума, ни хорошего вкуса и, отличаясь удобством осуществления, может быть чем угодно, но только не цивилизационным фактором».
Фрейда давно интересовали вопросы, касающиеся отношений между нравственностью и сексуальностью, культурой и невротическими заболеваниями. Скорее всего, именно та скрытая полемика между психоаналитиками, особенно ярко проявившаяся в реакциях Юнга на полигамию Эйтингона и крамольные идеи Гросса, послужила толчком к написанию Фрейдом статьи «"Культурная" сексуальная мораль и современная нервозность», которая была опубликована им в 1908 году.
В этой статье мэтр психоанализа остановился на некоторых положениях вышедшей ранее работы Эренфельза «Сексуальная этика». В частности, он привел соображения автора о том, что при господствующей в европейском обществе «культурной» сексуальной морали с ее двойными стандартами (запрещение для женщин всякой половой жизни, за исключением брачно-моногамной, и менее строгое отношение к проступкам мужчин) здоровье и жизнедеятельность некоторых людей могут подвергаться ущербу. Еще вреднее действует эта мораль, когда прославляет моногамию, тем самым уничтожая фактор мужского отбора.
При этом Фрейд отметил, что Эренфельз не обратил внимания на ту связь между растущей невротизацией и современной культурной жизнью общества, которую подметили многие невропатологи, хотя и недостаточно, по мнению мэтра психоанализа, объяснили частности в происхождении нервных расстройств.
В понимании Фрейда вредное влияние культуры сводится главным образом к подавлению у людей сексуальной жизни благодаря господству культурной морали. Культура построена на подавлении страстей. Но для большинства людей существуют границы, за пределами которых их конституция не может следовать требованиям культуры:
