Пол Холмс - Внутренний мир снаружи: Теория объектных отношений и психодрама
Эти ранние внутренние психические структуры состоят из представлений только о двух объектах, состоящих в отношениях, — на данном этапе малыш обычно осознает в каждый момент времени только две вещи: себя и другое.
Внутренние объекты, которые появляются после интернализации или запоминания себя (во взаимоотношениях с другими) можно было бы назвать «я» — объектами (self–objects)»[9]. Однако этот термин в сходной форме (selfobject) уже был использован Хайнцем Кохутом (Heinz Kohut, 1977) для обозначения другого психоаналитического концепта. Поэтому здесь я предлагаю называть этот внутренний объект Я-объектом (I-object), термином, который отражает как идеи Мартина Бубера о «Я-Ты» — отношениях (Cooper, 1990), так и идеи психоаналитика Джойс МакДугалл, которая обращалась к Я (I), когда обсуждала, в частности, повторения (Joyce McDougall, 1966:4,7). Взаимно соответствующие внутренние объекты могли бы быть названы «ты»-объектами. Тем не менее я продолжу называть их «другой»-объектами, поскольку этот термин более естественен для современного английского языка.
Кернберг, вслед за Фрейдом, постулировал, что психику человека определяют два основных влечения — агрессия и либидо, — которые стимулируют взаимодействие между людьми и являются его неотъемлемой частью. Тем не менее, он подчеркивал, что это вовсе не ригидные, изолированные, генетически заданные силы — они отражают способность нервной системы испытывать боль или удовольствие во всем промежутке полярности «плохо–хорошо».
Либидо — это стремление получать приносящие удовольствие переживания, которые приводят к психологическим ответам, связанным с позитивными чувствами или эмоциями. Негативные чувства (скажем, гнев или фрустрация) часто связаны со стремлением к агрессии. Кернберг полагает, что в обоих базовых стремлениях «аффективное окрашивание и объект–образа, и «я» — образа происходит под воздействием влечения, представленного в момент взаимодействия» (Kemberg, 1976:29).
Или, если пойти по другому пути, объектное отношение, запечатленное ребенком в памяти, связано с его настроением в этот момент. И если инстинкт, ищущий высвобождения, был «либидинальным» по своей природе, настроение (или аффект) будет положительным и принесет удовольствие. Таким образом, базовый ранний след в памяти, или триада опыта, состоит из частей, показанных на рис.4.1.
Во внутреннем мире репрезентация Я или 37-объект (1) связан с репрезентацией другого, или «другой’’-объектом (3). Хранящиеся в памяти следы этой диады ассоциируются с соответствующей аффективной окраской (2); все вместе составляет триаду опыта.
Рис. 4.1. Триада опыта
Рассмотрим простой пример: голодный ребенок сосет материнскую грудь, которая дает ему чувство удовлетворения и удовольствия.
Образ объекта («другой» — объект или объектное представление) может быть образом груди (или только самого соска), поскольку неразвитая психика малыша еще не может воспринимать грудь как часть чего–то большего, а именно матери. Образ себя (Я-объект или «я» — представление) — это рот (или, быть может, только губы); и вновь ребенок, вследствие своей когнитивной незрелости, может быть еще неспособным воспринять как составную часть целого (себя самого) отдельную часть своего тела. Он ощущает единственное чувство — удовольствие.
Кернберг предположил, что в этой первой фазе интроекции младенец не обладает перцептивными и когнитивными способностями для распознавания ролевых аспектов отношений.
Очевидно, что «другой» (в нашем случае мать) также имеет свой собственный мир, но, в отличие от малыша, этот мир гораздо более сложный и изощренный (и будем надеяться, достойный взрослого человека). Если только мать не находится в состоянии глубокого психического расстройства, она будет воспринимать своего младенца как единое самостоятельное существо, да и о себе будет думать как о сложной, но целостной личности со множеством составляющих ее ролей (мать, жена, друг, работник и, конечно же, ребенок для своих родителей).
Это отношение, заложенное в мозгу, схематично показано на рис.4.2. Я решил связать Я-объект с «другой» — объектом с помощью зигзага, чтобы показать сложность отношений между объектами, включающими как таковые и ролевые аспекты, и аффекты или чувства.
Другой (мать) и «я»
Как я уже говорил, Балинт и другие психоаналитики считают, что младенец после рождения не отделяется психологически от матери, и эта точка зрения является центральной во многих работах по психоанализу. К примеру, Кернберг предположил, что у новорожденных ситуация вовсе не такая, как это представлено на рис.4.2, поскольку:
«...В самых ранних интроекциях объект и «я» — образ еще не дифференцированы друг от друга, и предложенное определение интроекции на самом деле соответствует более позднему состо–янию, в котором последующие дифференциации, отказы от них и новые дифференциации образов себя и объект–образов наконец выкристаллизованы в ясно ограниченные компоненты».
(Kernberg, 1976:29)
Рис. 4.2
Этот взгляд не находит поддержки в недавних работах по психологии развития (Stem, 1985). И все же каковы бы ни были истинные детали раннего детского переживания себя и других, оно вскоре начинает собирать множество различных и не связанных между собой объектных отношений, каждое из которых соединено со своим настроением или аффектом.
Схематически внутренний мир младенца начинает выглядеть подобно тому, что изображено на рис.4.3, — «свободно блуждающая» масса неорганизованных объектных отношений. Кернберг, без сомнения, великолепный ученый, описывает эти объектные отношения как «обладающие положительной или отрицательной валентностью». («Валентность» ионов или молекул зависит от того, имеют ли они положительный или отрицательный электрический заряд.)
Рис. 4.3
Примечание: Для большей ясности термины Я-объект и «другой» — объект сокращены до Я и другой.
Из хаоса начинает произрастать порядок
Влечения, каждое по–своему, способствуют выживанию индивидов и рода. Согласно Кернбергу, они также служат организационными силами психики. Их способность придавать аффективную окраску объектным отношениям является решающей; это раннее назначение Эго ребенка, которое сортирует поначалу случайные следы в памяти — следствия раннего детского опыта.
Влечения представляют два полюса или крайности (удовольствие и боль) возможных аффективных состояний, связанных со следами памяти в детской психике. По Кернбергу, изначальная организация осуществляется валентностью — отрицательной и положительной. Порядок возникает из хаоса путем соединения в психике различных объектных отношений с той же эмоциональной валентностью. Положительные (или «хорошие») следы памяти связываются с одним полюсом (либидо), а следы, связанные с отрицательными («плохими») чувствами — с другим. Так начинается процесс интеграции в психике, и он вполне развивается к тому моменту, когда ребенку исполняется три месяца (Kernberg, 1976).
Штерн не признает, что в детской психике существует подобное четкое разграничение на «хорошее» и «плохое». Однако он пишет:
«Несмотря на эту критику [взглядов Кернберга], я действительно полагаю, что младенцы будут группировать межличностный опыт на приносящий и не приносящий удовольствие, то есть по гедонистическим кластерам. Формирование гедонистических кластеров переживаний, тем не менее, отличается от дихотомизации или разделения всего интерперсонального опыта вдоль гедонистических линий».
(Stern, 1985:253)
Мелани Кляйн также различала в психике ребенка «хорошие» и «плохие» области, но она рассматривала это разделение или «расщепление» как психологически активное защитное действие, сохраняющее «хорошее» и «плохое» порознь. Я вернусь к этому позже.
Итак, во внутреннем мире начинает появляться некоторая степень слияния или интеграции Я-объектов и «другой» — объектов или представлений. И тогда психику схематически можно представить так, как она изображена на рис. 4.4.
Рис. 4.4
5. ОТНОШЕНИЯ И РОЛИ
РОЛИ?Кем ты могла бы мне быть —Матерью или ребенком?Может, кем–то еще?Ты, кажется, не знаешь,И я не могу сказать.
Нынче утром я незаметно наблюдалаИ боролась со страхом, видяЭту жесткую, железную спинуЭти поджатые губы (ни слова),Напряженные движения мученицыС горящими гневом глазами.
И на мгновенье проступила — я видела —Другая мать за своей ненавистной работой.(Неужели руки, размокшие от вечного мытья,Могут только вечно карать?)Мое маленькое, одинокое дитя,Как много видно той нелюбвиВ твоей негнущейся, жесткой спине,В твоем воинственном молчании,В походке, полной оскорбленного достоинства,И взгляде, говорящем: «Прочь!».
А через пару часов ты подходишь,Такая потерянная и несчастная,Глаза на мокром месте, и это — глаза ребенка,Они умоляют меня стать тебе мамой,Обнять, пожалеть, приласкать,Утешить и полюбитьЖивущее в тебе дитя,Нуждающееся в прощении.
И вновь я вижу ту, другую:Девочку–жену, у вечной мойки или плиты,Печальней и нежней, чем она будет потом,Слишком молодую для всех этих дел,С полосками высохших слез на щеках,С дрожащей нижней губой…Как отчаянно она нуждаетсяВ материнском совете, поддержке, прощении…Ее собственная грудь слишком юная,И молоко не придет.
Кем я могла бы быть для тебя —Ребенком матери?Матерью ребенка?Или там есть кто–то еще?Кто–то, пытающийся найти выходИз этих запертых во времени ролей,Освободиться и стать просто собой?[10]
М. Е. 30/3/90
Так почему же возникают человеческие отношения?
