Марианна Колпакова - Преодоление тревоги. Как рождается мир в душе
Человек, изучающий другого, наблюдающий за ним, удовлетворяющий свой научный или житейский интерес, наверное, тоже удовлетворяет свою потребность в другом. Но хотим ли мы оказаться на месте объекта наблюдения? Действительно, «нехорошо быть человеку одному» (Тов. 8:6), и при неспособности к подлинному общению другой может оказаться средством для поддержания нашего душевного благополучия. Например, Печорин говорит: «Я чувствую в себе эту ненасытную жадность, поглощающую все, что встречается на пути; я смотрю на страдания и радости других только в отношении к себе, как на пищу, поддерживающую мои душевные силы» [75]. Возможно, это искаженная потребность в другом. Каковы тогда не искаженные формы такой потребности; в чем особенность человеческой потребности в другом?
Какие отношения с другим способствуют личностному развитию человека, и так ли нам вообще нужен другой? С кем мы дружим, к общению с кем стремимся? С похожими на нас или с другими? Не так легко ответить на эти вопросы. По-видимому, не столь важно, похож или не похож человек на нас, гораздо важнее, есть ли при всех этих различиях какая-то общность. Вернее поставить вопрос так: что ищем мы в другом (похожем или не похожем на нас), в отношениях с ним: отличий или близости, понимания и любви?
Для отношений с другим, по-видимому, нужна какая-то общность опыта, нужно какое-то основание отношений, какая-то совместность и близость. Что может послужить основой? Общность интересов, общее дело. Но такая общность распадается, когда дело завершается или интересы перестают совпадать.
Иногда общность дела или интересов связывает, но не объединяет людей. Обратимся вновь к творчеству Ф. М. Достоевского. Убийство Шатова, по мысли Ставрогина, должно накрепко связать людей, совершивших его. Но общность эта мнимая, и убийство повязывает, но не связывает их…
Отношения с другим могут основываться на эмоциональной близости. Но это не слишком надежное основание: одна привязанность сменяет другую. При этом эмоциональная близость может быть как со знаком плюс, так и со знаком минус. Мучитель и жертва могут быть эмоционально связаны, и такую форму отношений они могут предпочесть разрыву. Эмоциональная близость, например, характерна для отношений Настасьи Филипповны и Рогожина. Мнимая или подлинная эта общность? Эмоциональная близость наблюдается и при слиянии с другим, при поглощении другого, но способствуют ли такие отношения с другим личностному развитию? Если один человек хочет поглотить, психологически «съесть» другого, он эмоционально близок, привязан к нему и даже нередко рассматривает свои отношения как жертвенное служение другому. К. С. Льюис приводит замечательный рассказ женщины о том, как она, не жалея себя, жертвуя собой, «делала человека» из своего мужа: «Ты и не представляешь, что я вынесла с твоим Робертом. Я из него человека сделала! Я ему жизнь отдала! А он? Эгоизм, сплошной эгоизм. Нет, ты слушай, когда я за него вышла, он получал сотен шесть. И до смерти бы их получал, если бы не мои заботы. Я его буквально тащила за руку. У него абсолютно нет честолюбия, его тащить — как мешок с углем. Я его силой заставила поступить на другую работу. <…> От него помощи не дождешься. Иногда он меня просто не слышал. Хоть бы из вежливости. <…>
Поступил он на новую службу. И что же ты думала! Он говорит: „Ну, теперь хоть оставь меня в покое!“ <…>. Я чуть не бросила его, но я — человек долга. <.. > Я выполнила свой долг до конца. Я купила дога, чтобы Роберт с ним гулял. Я каждый вечер звала гостей. Я возила его повсюду. Когда все было из рук вон плохо, я даже разрешила ему писать, это уже вреда не принесло бы. Что ж, я виновата, если у него случился этот криз? Моя совесть чиста. Я свой долг выполнила, да, мало кто его так выполнял» [76].
Прочитав это, мы, скорее всего, улыбнемся и удивимся тому, как человек не видит очевидного и даже не слышит то, о чем сам говорит. Но в жизни мы и сами нередко ведем себя именно так по отношению к близким, особенно к детям, и, конечно же, с самыми лучшими намерениями! Мы оправдываемся: «Как можно пустить все на самотек! Он же не будет делать ничего или сделает все неправильно!» К сожалению, обычно в таких ситуациях, люди обращаются за помощью на том этапе, когда ребенок уже «ничем не интересуется, кроме компьютерных игр и дворовой компании.»
Эмоциональная близость не подразумевает уважения к личности человека, она может наблюдаться и при ее отсутствии. Заключительные слова приведенного выше рассказа иллюстрируют именно отсутствие уважения к другому: «Мне так плохо! Мне нужно кого-то. опекать. Я там одна, никто со мной не считается! А Роберта я переделаю!.. Дайте мне его! Ему вредно жить по своей воле. Это нечестно, это безнравственно» [77].
В таких отношениях есть эмоциональная близость, близкий человек не безразличен, она переживает за него, «болеет душой», но такое отношение не способствуют ни ее личностному развитию, ни личностному развитию того, о ком она так неустанно печется. Ярким примером такого эмоционального отношения могут служить отношения созависимости.
Для отношений с другим, обладающим потенциалом личностного развития, необходимы какие-то иные основания, какое-то иное качество совместности.
Глава 8
Диалог с другим путь к себе
Понятие «диалог» пришло в психологию из работ М. М. Бахтина [78]. Человек не может жить без диалога с другим. Ни сознание, ни личность не могут развиваться без этого. Разрабатывая философию диалога, Бахтин подчеркивал множественность неслиянных сознаний, плюралистичность голосов, многоголосие смысловых позиций. На этом основании к диалогу можно при желании отнести спор, дискуссию, обмен мнениями, перекличку голосов и даже сделать вывод об этически релятивисткой [79] позиции Бахтина. Действительно, он употребляет слово «диалог» по отношению к постоянной оглядке на другого, по отношению к противостоянию другому, к внутренней полемике с другим. Но от всего вышеперечисленного он отличает подлинный диалог, помогающий человеку узнать его собственный, истинный голос. По словам Бахтина, диалог не спор и не полемика: «Алеша не спорит и не полемизирует с Иваном, он лишь усиливает голос совести Ивана».
Бахтин писал о согласии как признаке диалога, отмечал особое единство, без которого диалог невозможен. Что это за единство? Вслед за Достоевским он пишет о существовании невидимой глубинной сущности в человеке, которую называет «человеком в человеке», истинным голосом человека, а Т. А. Флоренская называла «духовным Я», внутренним человеком, образом Божиим в человеке. На этой глубине возможно подлинное единство. Она является основанием диалогических отношений, для которых характерно непосредственное мироощущение единства, внутренней сопричастности другому. Такое единство с другим представляет собой не обезличивающее слияние, не уничтожение уникальности личности, это переживание непосредственной близости с другим при сохранении разницы позиций, взглядов и перспектив, при сохранении своего места в мире. Без такого основания диалог невозможен в принципе. При игнорировании духовного основания диалога он сводится к обмену репликами, мнениями, к передаче информации, к коммуникации и эмоциональным связям.
Существеннейшей характеристикой диалогического отношения к другому, по словам Бахтина, является отношение, при котором сохраняется свобода и незавершимость другого. Человек — существо становящееся; никогда нельзя завершить его, сказать, что он уже установился и далее ничего существенного происходить уже не будет, что он сказал свое последнее слово. Эту мысль Бахтин выразил так: «Пока жив человек, не сказал он своего последнего слова».
Выявление характеристик человека и построение на их основании представления о нем, построение новой концепции ситуации и роли человека в ней, все это будет монологическим завершением личности. Человек таков, характеристики его таковы, а значит, можно ожидать того-то и того-то. Оно может быть совершено и с научной позиции, и с позиции какой-либо одной из психотерапевтических школ, и с позиции нескольких школ сразу, при этом могут быть высказаны проницательные и верные замечания.
Первый в истории науки пример такого завершения — замечания Феофраста [80] о различных характерах. Рассматривая человека льстивого, суетливого, болтливого, подлого, корыстного и высокомерного, труса, он делает много проницательных и тонких замечаний. Приведем пример одного из описаний: «А льстец вот какой человек. Идя с кем-либо, он говорит спутнику: „Обрати внимание, как все глядят на тебя и дивятся. Ни на кого ведь в нашем городе не смотрят так, как на тебя! Вчера тебя расхваливали под Портиком. А ведь там сидело больше тридцати человек. И когда речь зашла о том, кто самый благородный, то все (и я, прежде всего) сошлись на твоем имени“. Продолжая в том же духе, льстец снимает пушинки с его плаща и если тому в бороду от ветра попала соломинка, то вытаскивает ее и со смешком говорит: „Смотри-ка! Два дня мы с тобой не видались, а уж в бороде у тебя полно седых волос, хотя для твоих лет у тебя волос черен, как ни у кого другого“. Стоит только спутнику открыть рот, как льстец велит всем остальным замолчать, и если тот поет, то расхваливает, а по окончании песни кричит: „Браво!“ А если спутник отпустит плоскую шутку, то льстец смеется, затыкая рот плащом, как будто и на самом деле не может удержаться от смеха.
