Сергей Кара-Мурза - Манипуляция сознанием. Век XXI
Можно, конечно, предположить, что рыночники-западники ориентируются не на Православие, а на другую большую ветвь христианства, католичество. Но их отношение к собственности идет вразрез и с католической доктриной. В конце XIX века Ватикан стал активно выступать в области социальной политики, и папа Лев XIII выпустил энциклику Rerum novarum. К ее столетию Иоанн Павел II издал энциклику Centesimus Annus. В ней он, в частности, говорит о собственности на землю:
«Бог дал землю всему человеческому роду, чтобы она кормила всех своих обитателей, не исключая никого из них и не давая никому из них привилегий. Здесь первый корень всеобщего предназначения земных вещей».
Совершенно очевидно, что частная собственность на землю дает привилегии собственникам и исключает из числа питающихся очень многих – это всем прекрасно известно. Далее в своей энциклике папа римский налагает на право всякой частной собственности сугубо социальные ограничения:
«Собственность на средства производства, как в области промышленности, так и в сельском хозяйстве, является справедливой и законной, когда используется для полезной работы; но является незаконной, когда используется для… получения прибыли, для своего накопления, для незаконной эксплуатации, для спекуляции и подрыва солидарности в трудовой среде».
Тут не только ни о каком священном характере и речи нет – сама законность частной собственности в ее реальном воплощении («накопление, эксплуатация, спекуляция и подрыв солидарности в трудовой среде») ставится под вопрос.
Остается лишь добавить, что еще менее, нежели религия, для освящения частной собственности может быть в России привлечена народная традиция, предание. Это, впрочем, ни в какой культуре было бы невозможно именно вследствие молодости буржуазного общества, но в России особенно. Сам же А.Н.Яковлев с горечью признает: «На Руси никогда не было нормальной, вольной частной собственности…» Ну, не было, так и говорить не о чем, какое уж тут предание.
Если уж говорить о традициях и здравом смысле, то лучше вспомнить трезвое суждение М.Е.Салтыкова-Щедрина: «Горе – думается мне – тому граду, в котором и улица, и кабаки безнужно скулят о том, что собственность священна! наверное, в граде сем имеет произойти неслыханнейшее воровство!»
Глава 16. Создание и канализирование стереотипов
§ 1. Стереотип антигосударственности
Выше говорилось, что манипулятор прежде всего использует уже имеющиеся в общественном сознании стереотипы. В психологической войне, то есть в манипуляции сознанием, направленной на разрушение общества, важнейшими из таких стереотипов являются те, в которых выражается недовольство. При этом не важно, какого рода это недовольство, – оно может быть совершенно противоположно установкам манипулятора. Например, в ходе перестройки антисоветские идеологи в основном эксплуатировали недовольство людей, вызванное уклонением власти от советских идеалов. Внедрение новых стереотипов (обогащения, аморальности, насилия), с помощью которых можно было манипулировать сознанием подрастающего поколения, началось позже.
Первым условием успешной революции любого толка или успеха информационной войны внешнего противника является отщепление активной части общества от государства. Поэтому в тех программах воздействия на общественное сознание, которые ставят целью подрыв легитимности какого-либо государства, важной составной частью является оживление и усиление стереотипа антигосударственности вообще.
Каждого человека тайно грызет червь антигосударственного чувства, ибо любая власть давит. Да и объективные основания для недовольства властью всегда имеются в любом обществе. Но в норме разум и другие чувства держат этого червя под контролем. Внушением, художественными образами, черными мифами, песней и сатирой можно антигосударственное чувство растравить.
Это удалось за полвека подготовки революции 1905–1917 гг. в России. Тогда всей интеллигенцией овладела одна мысль – «последним пинком раздавить гадину», Российское государство[47]. То же самое мы видели в перестройке, когда стояла задача разрушить советское государство как основу советского строя. Поднимите сегодня подшивку «Огонька», «Столицы», «Московского комсомольца» тех лет – радость по поводу любой аварии, любого инцидента.
Либеральная интеллигенция России во многом повторяет путь духовного развития Запада. Там отщепенство от государства и ненависть к авторитету стали результатом превращения народа в общность «свободных индивидов» (что и составило сущность разрушения традиционного и возникновения гражданского общества).
Как пишет Ортега-и-Гассет, «суверенитет любого индивида, человека как такового, вышел из стадии отвлеченной правовой идеи или идеала и укоренился в сознании заурядных людей». Напротив, государство было низведено с положения исполненного благодати «отца» до уровня «ночного сторожа». Легче всего соблазняются антигосударственной риторикой люди, получившие массовое высшее образование европейского типа, возникшее на культурной матрице Великой Французской революции. Речь не обязательно идет об интеллигенции, этот социальный тип лучше обозначить более широким понятием «специалист».
В годы перестройки, когда червь антигосударственного чувства был раскормлен до невероятных размеров, под огнем оказались все части государства – от хозяйственных органов, ВПК, армии и милиции до системы школьного образования и детских домов.
Л.Баткин, призывая в книге-манифесте «Иного не дано» к «максимальному разгосударствлению советской жизни», задает риторические вопросы: «Зачем министр крестьянину – колхознику, кооператору, артельщику, единоличнику?.. Зачем министр заводу?.. Зачем ученым в Академии наук – сама эта Академия, ставшая натуральным министерством?»
В лозунге «Не нужен министр заводу!» содержится формула превращения страны в безгосударственное, бесструктурное образование, которое долго существовать не может. Насколько радикальным был этот проект, видно из того, что Академия наук СССР (а затем Российская Академия наук) стала важным объектом атаки политизированных ученых, в том числе депутатов, избранных от самой Академии. Даже в 1992 г., когда статус Академии была уже резко снижен, доктор наук Вяч. Иванов пишет в «Независимой газете»: «У нас осталась тяжелая и нерешаемая проблема – Академия наук. Вот что мне, депутату от академии, абсолютно не удалось сделать – так это изменить ситуацию, которая здесь сложилась. Академия по-прежнему остается одним из наиболее реакционных заведений». Под прикрытием совершенно неопределимого идеологического ярлыка «реакционности» депутат считал возможным наносить удар по организационному ядру всей российской науки.
Большую роль в представлении государства как коллективного «врага народа» сыграла пропаганда экономической свободы в трактовке неолиберализма. Увлеченные идеями этого модного течения интеллигенты вычитали у его идеолога Фридриха фон Хайека, что «для всех великих философов индивидуализма власть – абсолютное зло», и уверовали в обоснованность своей крайней антигосударственности.
Для разжигания антигосударственного чувства были призваны любимые таланты России, против слова которых беззащитна душа простого человека. После 1991 г. в их выступлениях была сделана небольшая коррекция – упор делался уже на «советском» государстве, но это сути не меняет. Они, люди аполитичные и к тому же баловни советского государства, ничего серьезного против общественного строя сказать не могли. Важен был сам факт: человек, которому мы поклоняемся, ненавидел свое государство.
Вот Николай Петров, преуспевающий музыкант, делает такое признание: «Когда-то, лет тридцать назад, в начале артистической карьеры, мне очень нравилось ощущать себя эдаким гражданином мира, для которого качество рояля и реакция зрителей на твою игру, в какой бы точке планеты это ни происходило, были куда важней пресловутых березок и осточертевшей трескотни о «советском» патриотизме. Во время чемпионатов мира по хоккею я с каким-то мазохистским удовольствием болел за шведов и канадцев, лишь бы внутренне остаться в стороне от всей этой квасной и лживой истерии, превращавшей все, будь то спорт или искусство, в гигантское пропагандистское шоу».
Вот какой стандарт для подражания был предложен обществу: видный деятель искусства болел за шведов и канадцев не потому, что ему нравилась их игра, а потому, что какая-то мелочь в государственной пропаганде резала ему слух. И по сравнению с каким «цивилизованным государством» он считал отношение в СССР к спорту квасной и лживой истерией? Наверное, по сравнению с США. Там спорт не превращается «в гигантское пропагандистское шоу»?
