Элиас Канетти - Масса и власть
«Маленькие и многочисленные движущиеся вещи в реальности обычно представлены мелкими животными — мышами и насекомыми. Они же — постоянные темы алкогольных галлюцинаций. Нередки, впрочем, и образы других животных: в уменьшенном или натуральном виде являются свиньи, лошади, львы, верблюды, а иногда и вообще несуществующие животные, представляющие собой фантастические комбинации частей и членов разных животных. Очень часто я слышал о том, как на воображенной доске на стене проходили целые зверинцы уменьшенных до размеров кошки животных, весьма развлекавших пациентов. Даже люди бывают часто уменьшенными — „видеть человечков“ значит заболеть белой горячкой, — хотя они могут являться и в натуральную величину.
Галлюцинации различных органов чувств легко соединяются: мышей или насекомых можно не только видеть, но и коснуться, когда пациент их ловит или когда они ползут у него по коже. Деньги собираются вместе и заботливо прячутся в воображаемый карман. Больной видит проходящих солдат и слышит маршевую музыку; он видит и слышит, как в него стреляют; он дерется с воображаемыми противниками, слышит их разговоры, иногда, хотя и редко, даже чувствует их прикосновения».
Когда болезнь затухает, «галлюцинации постепенно сходят на нет, их становится меньше. Иногда они теряют значимость реальных вещей: птица считается уже не живой, а чучелом, сцены — не настоящими, а разыгранными актерами, в конце концов просто представленными оптически, то есть спроецированными на стену через волшебный фонарь; кино для больных белой горячкой существует с незапамятных времен».
Больные вполне ориентируются в том, что касается их собственной персоны: «Они знают, кто они такие, каково их положение в жизни, знают о своей семье и месте жительства».
Эти описания представляют собой результат обобщения многих наблюдавшихся по отдельности случаев. Первый важный пункт, который должен быть в них отмечен, — это связь между тактильными и визуальными галлюцинациями. Зуд и раздражение на коже воспринимаются так, будто они производятся одновременно множеством мелких созданий. Как объясняется это физиологически, нас не интересует; важно, что сам больной думает о насекомых, например, муравьях, и представляет, как по нему ползают тысячи этих существ. Они как бы покрывают его огромными массами, чувствуя на себе их движение, он начинает видеть их повсюду. Куда ни повернешься, они везде: земля у ног и воздух вокруг полны этих созданий.
Это кожное чувство массы, как его можно обозначить, мы знаем не только по делирию. Его испытывал каждый именно в связи с насекомыми или вообще с зудом на коже. Оно даже выступает как традиционный способ наказания за определенные виды преступлений у некоторых африканских народов. Живого человека сажают в муравейник и оставляют, пока он не умрет. Также и в делирии это ощущение может идти дальше простого щекотания или накожного зуда. Если беспокойство не прекращается, распространяется на все большее пространство и проникает все глубже, зуд переходит в укусы. Как будто над кожей трудится множество мельчайших зубов, насекомые превращаются в грызунов. Не случайно алкоголики все время говорят о мышах и крысах. Их проворство соединяется в воображении с работой зубов, к этому добавляется их плодовитость, поскольку известно, что они являются на свет сразу большими стаями.
В кокаиновом делирии, где на первый план выступают именно тактильные галлюцинации, они локализуются прямо в коже, откуда пациент их старательно выковыривает. А зрительные иллюзии приобретают «микроскопический» характер. Воспринимаются бесчисленные мельчайшие детали, зверьки, точечки, дырочки в стене. Об одном кокаинисте сообщается, что он «видел кошек, мышей и крыс, которые наполняли его палату и карабкались по ногам, кусая его при этом, так что он начинал с криком прыгать по комнате. Это был результат спиритизма: они проникали в палату через стены путем гипноза». Кошки в таких случаях оказываются привлечены мышами и крысами, и функция их состоит в том, чтобы заставлять последних двигаться еще быстрее.
Накожное чувство массы — это первое, именно оно является, пожалуй, источником зрительных галлюцинаций. Второй пункт, связанный с первым, — это стремление к уменьшению, миниатюризации. Больной не только замечает и чувствует все, что действительно мало, не только создает себе мир, где царит все Маленькое, — все, что на самом деле крупно, миниатюризируется, чтобы соучаствовать в этом мире. Люди становятся человечками, животные из зоопарка уменьшаются до размеров кошки. Всего становится много, и все становится маленьким. Сам же делирик сохраняет свою естественную величину, даже в разгаре бреда он точно знает, кто он есть и что собой представляет. Он остается прежним, и только окружение радикально меняется. Оно впадает в необычайно интенсивное движение, в движение масс мельчайших предметов, большинство которых к тому же кажется ему живым. Во всяком случае, жизни вокруг него становится больше, и она соотносится с ним как с великаном. Это в точности эффект Лилипутии, только Гулливер, сохранивший прежние размеры, оказывается перенесенным в гораздо более населенный, и наполненный, и гораздо более текучий и подвижный мир.
Это изменение пропорций не так удивительно, как может показаться на первый взгляд. Вспомним, из какого множества и каких мелких клеток состоит человеческое тело. Это клетки разного рода, состоящие в беспрестанном взаимодействии друг с другом. Они подвергаются нападению бацилл и других мельчайших существ, которые массами проникают в них и расселяются внутри. Бациллы активны, потому что это живые существа. И нельзя отмахнуться от подозрения, что смутное ощущение именно этих простейших отношений внутри человеческого тела проявляется в галлюцинациях алкоголиков. В период делирия они отрезаны от окружающего мира, замкнуты на самих себя и переполнены причудливыми ощущениями. Из других болезней хорошо известно явление диссоциации тела. Постоянная сосредоточенность делирантов на конкретном и малом, при кокаиновом бреде переходящем в «микроскопическое», представляется чем-то вроде диссоциации тела на уровне клеток.
Часто подчеркивается, как мы видели, кинематографичность галлюцинаций. Нужно добавить кое-что о содержании этих проекций: это события и отношения его собственного тела, выступающие под маской обычных вещей, и среди этих событий и отношений — преимущественно те, что связаны с массовидной природой телесных структур. Это, конечно, не более, чем догадка. Но нелишне напомнить, что в определенный период жизни такого великана, как человек, все его свойства, вся его наследственная масса неизбежно концентрируется в одной мельчайшей и при этом массовидно проявляющейся единичке: в семенном животном спермы.
Независимо от того, насколько убедительно это объяснение, налицо характерная ситуация алкогольного бреда как такового, ситуация одного великана, противостоящего тучам атакующих его мельчайших существ, любопытным образом воплощающаяся в истории человечества. Ей свойственно своеобразное беспокойство по поводу вредоносных насекомых, от которых страдают все млекопитающие, если уж говорить только о них. Москиты, вши, муравьи, саранча издревле занимали человеческое воображение. Их опасность заключалась именно в их массовидности и в том, как внезапно возникали их огромные массы. Они многократно воспроизводились в качестве массовых символов. Возможно, именно они способствовали тому, что человек вообще научился мыслить массами, возможно, его первые «тьмы» и «миллионы» были насекомыми.
Представления человека о себе и своей мощи выросли до необычайных размеров, когда он потом столкнулся с бациллами. Здесь контраст был несравненно больше: человек увидел себя еще большим, живущим отдельно, отделенным от других людей. Бациллы, наоборот, были гораздо меньше, чем насекомые, невидимы невооруженным глазом и размножались еще скорее, чем насекомые. Большому единичному человеку противостояла огромная масса исчезающе малых существ. Важность этого представления нельзя недооценивать. Его выработке посвящены главные мифы в духовной истории человечества. Оно стало подлинной моделью динамики власти. Все, что ему противостоит, человек стал рассматривать как тучу вредных тварей. Так он воспринимал животных, от которых ему не было пользы, соответственно с ними и обходясь. Властитель же, низведший людей до уровня животных и научившийся господствовать над ними как низшими существами, низводил всех, кто не подпадал под его власть, до уровня насекомых, уничтожая их миллионами,
