Роберт Грин - 33 стратегии войны
Во время церемонии выдвижения республиканцы поставили целый спектакль — это был настоящий вестерн, с ковбоями, девушками-наездницами и фургонами под парусиновым верхом (в таких путешествовали первопоселенцы). В своей речи Ландон не касался конкретных планов или будущей политики, а говорил лишь о себе и американских ценностях, важных для него. Если Рузвельт вызывал неприятные, тревожные ассоциации, то Ландон выглядел воплощением стабильности.
Республиканцы ждали, что теперь Рузвельт сделает ответный ход. Как и предполагалось, он поддерживал президентский имидж, изображал человека над схваткой, свел к минимуму появления на публике. Он говорил лишь на общие темы, придерживаясь оптимистической тональности. После съезда Демократической партии он отправился в долгосрочный отпуск, предоставив свободно действовать республиканцам, которые были этому только рады и действовали активно: они отправили Ландона в предвыборное турне, где тот произносил стандартные речи о том, как он собирается проводить реформы, — взвешенно и разумно. Контраст между Ландоном и Рузвельтом впечатлял — темпераменты, характеры были диаметрально противоположными, и, казалось, это приносит свои плоды: согласно опросам общественного мнения, Ландон выходил в лидеры.
Понимая, что выборы уже совсем близко, и надеясь, что настает их звездный час, республиканцы усилили свои нападки на Рузвельта, обвиняя его в классовых предрассудках и черными красками рисуя перспективы его второго президентского срока. Антирузвельтовские газеты опубликовали целую серию статей с персональными нападками. Хор критики усиливался, республиканцы потирали руки, наблюдая, как в лагере Рузвельта начинается паника. Один из опросов выявил Ландона как несомненного лидера.
Что до Рузвельта, то он не начинал свою кампанию до конца сентября — до выборов оставалось каких-нибудь шесть недель, — и тут, ко всеобщему изумлению, он сбросил маску беспристрастности, которая ему так идеально подходила. Недвусмысленно обозначив свою позицию как более левую по отношению к Ландону, он подчеркнул контраст между собой и кандидатом от республиканцев. С едким сарказмом цитировал он речи Ландона, в которых тот одобрительно высказывался о «Новом курсе», но заявлял, что может провести его лучше. Однако зачем голосовать за нового кандидата, если у него практически те же взгляды и идеи, но при этом совсем нет опыта для их реализации? С каждым днем голос Рузвельта становился все громче и увереннее, его действия — все более решительными, а тон его речей заставлял припомнить библейские мотивы: это был Давид, вышедший на бой с Голиафом от большого бизнеса, который стремился повернуть страну вспять, в эру монополий и гангстеров.
Республиканцы в ужасе взирали на толпы, собиравшиеся на выступления Рузвельта. Все те, кому «Новый курс» помог хоть в чем-то, сейчас обнаружили себя — их были тысячи, десятки тысяч. Они поддерживали Рузвельта с почти религиозным пылом. В одной особенно яркой речи Рузвельт обличил финансовые круги, настроенные против него. «Никогда еще в истории нашей страны, — говорил он, — эти силы не выступали так сплоченно против одного кандидата, как они делают это сегодня. Они единодушны в своей ненависти ко мне — и я приветствую их ненависть… Я хотел бы, чтобы о втором моем президентском сроке можно было сказать, что в нем эти силы встретили своего укротителя, того, кто поставит их на место». Ландон, чувствуя, что наступают серьезные перемены в настроении электората, усилил свои нападки и постарался дистанцироваться от «Нового курса», о поддержке которого заявлял раньше, — но, казалось, от всех этих потуг пропасть, в которую он катился, лишь становится еще глубже. Слишком поздно он спохватился и изменил курс, было очевидно: его ставки падают.
В день выборов Рузвельт победил с преимуществом, невиданным доселе в истории выборов в США: он выиграл во всех штатах, за исключением двух, и количество представителей Республиканской партии в сенате сократилось до шестнадцати. Но самым удивительным в этой блестящей победе все-таки было то, как быстро удалось Рузвельту переломить ход событий.
ТОЛКОВАНИЕ
Рузвельт, разумеется, следил за тем, как проходил съезд республиканцев, и с самого начала ясно понимал, какую стратегию они избрали — сугубо центристскую линию, с упором на благоразумие и умеренность. Теперь он мог устроить им великолепную западню — для этого требовалось лишь уйти в тень, предоставив республиканцам полную свободу дейст- вий. Шли месяцы, у Ландона было предостаточно времени на то, чтобы умеренная позиция как следует закрепилась за ним и отпечаталась в умах избирателей. Тем временем республиканцы правого толка нападали на президента, доходя в своей критике до ядовитых личных выпадов. Рузвельт выжидал момента, когда популярность Ландона достигнет пика. В какойто момент люди до предела насытятся его вялой и пресноватой умеренностью, равно как и ядовитыми атаками правых.
В конце сентября он почувствовал, что момент наступил, вышел на сцену и четко обозначил свою позицию как более левую, нежели позиция Ландона. Это был абсолютно стратегический ход, идеологией здесь и не пахло. Такая позиция давала ему возможность провести резкое различие между собой и Ландоном. Во время серьезного кризиса — каким, вне всякого сомнения, была Великая депрессия — необходимо выглядеть решительным и сильным, проявлять твердость, выступать против конкретного неприятеля. Наскоки и выходки правых услужливо предоставили Рузвельту такого неприятеля, а неуверенность и мягкотелость Ландона позволяли по контрасту выглядеть сильным и уверенным в себе. Все вместе принесло Рузвельту победу.
Теперь перед Ландоном стояла дилемма. Продолжай он отстаивать свои центристские взгляды, это будет воспринято как слабость и не принесет популярности. Если же примкнуть к правому крылу — что он и сделал в итоге, — это выглядело бы непоследовательным и наводило бы на мысль, что кандидат доведен до отчаяния. Это была маневренная война в чистом виде: все начинается с того, чтобы занять сильную позицию — в случае с Рузвельтом это была его отстраненная, беспристрастная президентская поза, — которая давала бы свободу выбора и пространство для маневра.
Дайте неприятелям возможность обнаружить себя, пусть покажут, в каком направлении они собираются вести атаку. Когда их позиция станет достаточно определенной, позвольте им хорошенько на ней закрепиться — пусть заявят о своей позиции во всеуслышание. Теперь, когда они привязаны, осуществляйте маневр — прижмите их так, чтобы им некуда было податься, оставляйте для них только плохие варианты. Выжидая, не приступая к активным действиям до последнего (когда до выборов оставалось шесть недель), Рузвельт, вопервых, совершенно не оставил республиканцам времени на то, чтобы сориентироваться и что-то предпринять, а во-вторых, добился того, что его собственные выступления прозвучали свежо, остро и не успели приесться избирателям.
В сегодняшнем мире все строится на расчете и политике, а политика всецело зависит от выбора позиции. В любой политической схватке лучший способ обозначить свою позицию — провести четкое различие с позицией противной стороны. Если для того, чтобы создать ощущение такого контраста, вам приходится прибегать к помощи речей, вы находитесь на зыбкой почве: люди не доверяют словам. Заявления о том, что вы сильны или компетентны, звучат как самовосхваление. Вместо этого предоставьте соперникам говорить, уступите им и возможность делать первые ходы. Когда они обозначат свою позицию и закрепят ее в представлении окружающих, наступает ваше время. Жатва созрела, пора браться за серп. Теперь вы начинаете создавать контраст, цитируя какие-то их высказывания и показывая, насколько сильно ваше отличие от них — в тоне, в отношении, в действии. Постарайтесь, чтобы контраст был резким. Если противники заняли радикальную позицию, не противопоставляйте им умеренность (она обычно ассоциируется со слабостью); нападайте на них, осуждайте за пропаганду нестабильности, представьте их как революционеров, рвущихся к власти. Если они отреагируют, смягчив тон своих выступлений, уличите их в непоследовательности. Если они продолжат следовать тем же курсом, вскоре их идеи приедятся, утратят прелесть новизны. Если же они займут агрессивную оборонительную позицию, вы получите все основания говорить об их неуравновешенности.
Пользуйтесь этой стратегией в битвах повседневной жизни, позволяя людям занять позицию, которую вы затем сможете сделать тупиковой. Никогда не рассказывайте, что вы сильны, лучше покажите это, наглядно продемонстрировав контраст между собой и вашими непоследовательными или посредственными соперниками.
3. Турки вступили в Первую мировую войну на стороне Германии. Их основными противниками на ближневосточном театре военных действий были англичане, которые в тот момент базировались в Египте, но к 1917 году там создалась достаточно спокойная, однако совершенно тупиковая ситуация: турки контролировали стратегический участок железной дороги протяженностью восемьдесят километров, который проходил из Сирии на севере к Хиджазу (юго-восточной части Аравии) на юге. Точно на запад от центральной части этой дороги, в заливе Красного моря, располагался город Акаба, ключевая позиция турок, откуда они могли быстро перемещать войска на север и на юг для обороны железной дороги.
