Фрейд и психоанализ - Карл Густав Юнг
[721] После этого рассказа пациентка разразилась жалобами и причитаниями: мол, она должна развестись с мужем и давно бы это сделала, если бы не дети. Она совершила страшную ошибку, тяжкий грех, выйдя замуж против воли отца. Она должна была взять в мужья человека, которого советовал отец; он, конечно, слушался бы ее отца, и тогда все было бы хорошо. О, причитала она, ее муж был далеко не так мил, как ее отец: в отличие от мужа, из отца она вила веревки. Отец давал ей все, что она хотела. А сейчас ей больше всего хотелось умереть, чтобы снова оказаться рядом с ним.
[722] Когда она успокоилась, я с любопытством спросил, почему она отвергла жениха, предложенного ее отцом.
[723] Судя по всему, отец, мелкий крестьянин, нанял работника как раз в то время, когда родилась его младшая дочь. Это был несчастный маленький мальчик, подкидыш, который развивался самым неприятным образом: он был так глуп, что не мог научиться ни читать, ни писать, ни даже правильно говорить. В юности у него на шее образовался ряд язв, некоторые из которых открылись и постоянно выделяли гной, придавая этому грязному, уродливому существу поистине ужасный вид. Поскольку с годами его умственные способности так и не улучшились, он остался в качестве фермерского рабочего без какой-либо определенной заработной платы.
[724] На этом идиоте отец и хотел женить свою любимую дочь.
[725] К счастью, девушка не была расположена сдаваться, хотя теперь горько сожалела об этом, ибо этот идиот, несомненно, был бы более послушен отцу, чем ее муж.
[726] Здесь, как и в предыдущем случае, необходимо четко понимать, что больная вовсе не была слабоумной. И отец, и дочь обладали нормальным интеллектом, хотя шоры инфантильной констелляции не позволяли им использовать его надлежащим образом. Это с поразительной ясностью проявляется в жизненной истории пациентки. Авторитет отца никогда даже не ставится под сомнение. Для нее не имеет ни малейшего значения, что он был сварливым старым пьяницей, очевидной причиной всех ссор и разногласий; напротив, ее муж должен склониться перед этим пугалом. В конце концов, наша пациентка даже начинает сожалеть, что ее отцу не удалось полностью разрушить счастье ее жизни. Теперь она сама начинает разрушать его своим неврозом, который навязывает ей желание умереть, чтобы попасть в ад, куда, несомненно, уже отправился ее отец.
[727] Если мы склонны видеть некую демоническую силу, управляющую судьбой смертных, то, безусловно, можем усмотреть ее здесь, в этих печальных, безмолвных трагедиях, медленно и мучительно разыгрывающихся в больных душах невротиков. Некоторые, шаг за шагом, пребывая в постоянной борьбе с невидимыми силами, освобождаются из когтей демона, который гонит своих ничего не подозревающих жертв от одной жестокой катастрофы к другой; другие восстают и отвоевывают свободу с тем, чтобы позже вернуться на старый путь, попав в силки невроза. Мы даже не можем утверждать, что эти несчастные люди – обязательно невротики или «дегенераты». Если мы, нормальные люди, внимательно вглядимся в свою жизнь с психаналитической точки зрения, то увидим, что и нашей судьбой управляет могущественная рука, причем не всегда милостивая[174]. Часто мы называем ее рукой бога или дьявола, тем самым бессознательно выражая чрезвычайно важный психологический факт: сила, формирующая жизнь психики, имеет характер автономной личности. Во всяком случае, она ощущается как таковая, так что сегодня в просторечии, как и в древности, источник любой такой судьбы предстает как Гений, добрый или злой дух.
[728] Персонификация этого источника восходит в первую очередь к отцу, и по этой причине Фрейд придерживался мнения, что все «божественные» фигуры уходят своими корнями в имаго отца. Едва ли можно отрицать, что они действительно происходят от этого имаго, но что мы можем сказать о самом имаго отца – это другой вопрос. Родительский имаго обладает совершенно необычайной силой; он так сильно влияет на психическую жизнь ребенка, что мы должны спросить себя, вправе ли мы вообще приписывать такую магическую силу обычному человеку. Очевидно, он обладает ей, но действительно ли она ему принадлежит? Человек «обладает» многими вещами, которые он никогда не приобретал, но унаследовал от своих предков. Он не рождается tabula rasa[175], он просто рождается бессознательным. Вместе с тем он несет в себе системы, уже организованные и готовые функционировать присущим человеку образом. Этим он обязан миллионам лет человеческой эволюции. Как перелетные и гнездовые инстинкты птиц не приобретаются индивидуально, так и новорожденный уже несет в себе основной план своей природы – природы не только индивидуальной, но коллективной. Эти унаследованные системы соответствуют человеческим ситуациям, существовавшим с незапамятных времен: молодость и старость, рождение и смерть, сыновья и дочери, отцы и матери, брак и так далее. Только индивидуальное сознание переживает эти вещи впервые, но не телесная система и бессознательное. Для них все это лишь привычное функционирование инстинктов, сформировавшихся давным-давно. «Ах, когда-то ты сестрой была мне иль женой», – говорит Гете, облекая в слова смутные чувства многих.
[729] Я назвал эту врожденную и предсуществующую инстинктивную модель, или паттерн поведения, архетипом. Это имаго, заряженное динамизмом, который нельзя приписать отдельному человеку. Если бы эта сила действительно была в наших руках и подчинялась нашей воле, мы были бы так подавлены ответственностью, что никто в здравом уме не осмелился бы иметь детей. Но сила архетипа не контролируется нами; мы сами находимся в его власти в неограниченной степени. Многие сопротивляются его влиянию и принуждению, но столь же многие отождествляют себя с ним, например с patris potestas[176] или с муравьиной маткой. Поскольку каждый человек в той или иной степени «одержим» своей специфически человеческой преформацией, он крепко держится за нее; он очарован ею и оказывает такое же влияние на других, не осознавая того, что делает. Опасность заключается именно в этом бессознательном отождествлении с архетипом: он не только оказывает доминирующее влияние на ребенка посредством внушения, но и вызывает у него такую же бессознательность, в результате чего ребенок легко поддается влиянию извне и в то же время не может противостоять ему изнутри. Чем больше отец отождествляет себя с архетипом, тем более бессознательными и безответственными, даже психотическими будут и он, и его дети. В случае, который мы обсуждали выше, это почти «folie à deux»[177], ибо на протяжении
