Великий притворщик. Миссия под прикрытием, которая изменила наше представление о безумии - Сюзанна Кэхалан
Врачи начали вдоль и попрек изучать свой путь через «безумный» мозг. Они вырезали у живых людей щитовидную железу, женские яичники и мужские семенные железы на основании сырых теорий о генетическом происхождении безумия. Американский психиатр Генри Коттон, возглавлявший государственную больницу Трентона в Нью-Джерси, предложил «теорию очаговой инфекции» психических заболеваний. Она гласила, что токсичный побочный продукт бактериальной инфекции мигрирует в мозг и вызывает безумие. В теории идея была не так уж и плоха, инфекции действительно могут вызывать психоз, но решения, предлагаемые Коттоном, – настоящий кошмар. Чтобы побороть инфекцию, он начал выдергивать зубы, и когда это не помогло, он не стал пересматривать свои методы. Вместо этого он перешел на миндалины, кишечник и селезенку, что часто заканчивалось инвалидностью или смертью. Пациенты его больницы не могли прекратить зверства – у них не было ни средств, ни веса в обществе.
Практикующие врачи и исследователи присоединились и к новому движению евгеники, утверждавшему, что безумие является наследственным состоянием и передается через неполноценные гены. С 1907 по 1937 год 32 штата США приняли законы о принудительной стерилизации. «Почему бы не остановить распространение нежелательных, лишив их способности размножаться?» – думали они. Американский научно доказанный садизм подхватили и нацисты, с 1934 по 1939 год стерелизовавшие не менее трехсот тысяч пациентов немецких психиатров (самый распространенный диагноз – слабоумие, а следом за ним шизофрения и эпилепсия), прежде чем они сделали следующий шаг и начали истребление «недостойных жизни». К концу Второй мировой войны нацисты казнили более двухсот тысяч психически больных людей в Германии.
В послевоенные годы, когда весь ужас нацистских злодеяний обрушился на американскую общественность, казалось, что время для переоценки психиатрии и ее одержимости поиском биологических причин психических расстройств пришло. Особенно в 1955 году, когда в психиатрических больницах страны проживало более полумиллиона человек – больше, чем когда либо.
По странному стечению обстоятельств в том же году, когда Крепелин популяризировал деменцию прекокс, Фрейд выдвинул новую теорию лечения разума, названную психоанализом. Пока психиатры исследовали тело в больницах, их коллеги психоаналитики так далеко ушли от поиска ответа в физическом мире, что по факту создали совершенно иную дисциплину. Психиатрия вне психбольниц имела мало общего с тем, что практиковалось внутри. За пределами лечебницы царила идея, что вместилище всех душевных страданий – разум, а не серое вещество мозга. Для кого-то вроде меня, привыкшей говорить о нейромедиаторах, дофаминергических путях и NMDA-рецепторах, популярные термины той эпохи, такие как зависть к пенису, фаллическая стадия и Эдипов комплекс, вызывают неловкость как чудные пережитки прошлого. Но еще совсем недавно это было нормой. Каждый современный беби-бумер родился, когда в психиатрии доминировали такие термины.
Самое главное – дать имя страданиям пациентов.
Психоанализ вторгся в США из Европы прямо перед началом Второй мировой, предложив свежую теорию, обеспечившую новое понимание душевных мук и даже настоящее лекарство, в то время как измученные войной солдаты возвращались с поля боя физически здоровыми, но эмоционально не способными вернуться к работе и семейной жизни. В первый раз за всю историю было зарегистрировано больше случаев, связанных с болезнью разума, а не тела. Это была отрезвляющая мысль: если здоровый молодой человек мог стать дрожащим, испуганным и истеричным без каких-либо физических на то причин, может ли это произойти с любым из нас?
Фрейд, умерший раньше, чем психоанализ покорил Америку, показал нам путь из этого темного леса неопределенности. Согласно ему, наши умы разделены на три части: Оно (бессознательное, наполненное подавленными и неудовлетворенными желаниями); Эго (самость); и Супер-Эго (совесть), участвующие в борьбе друг с другом. Задача психоаналитика: «сделать бессознательное сознательным» и с хирургической точностью оперировать основной конфликт – либидо, подавленные желания, влечение к смерти, проекции и воображение исполнения желаний. Извлечь из детства все это глубокое, темное, мрачное. «В наших действиях нет ничего произвольного, или бессистемного, или случайного, или бессмысленного», – пишет Джанет Малкольм в книге «Психоанализ: Невозможная профессия»[11].
Да и кто бы не хотел такого пристального внимания и обещания излечения от суровой неизбежности, которую предлагала биология (как Эмиль Крепелин)? Рассмотрим две интерпретации истории болезни пациента последователями Крепелина и Фрейда. В 1893 году 51-летний судья из Германии Даниэль Пауль Шребер становится одержим идеей, что для спасения мира ему нужно стать женщиной и породить новую человеческую расу. Он обвинял в этих навязчивых мыслях своего психиатра, которого называл «душегубом», считая, что врач внушил ему их с помощью «божественных лучей». Шреберу диагностировали деменцию прекокс Крепелина и госпитализировали в психиатрическую больницу, где он впоследствии скончался. Когда Фрейд ознакомился с делом судьи в его «Мемуарах больного, страдающего нервной болезнью», он предположил, что поведение Шребера вызвано подавлением гомосексуальных импульсов, а не неизлечимой болезнью мозга. Вылечите лежащий в основе конфликт, и вы сможете вылечить человека. Если бы можно было выбирать, какое лечение вы бы предпочли? Абсолютное большинство американцев выбрали Фрейда, а Крепелина и его последователей сослали на задворки профессиональной медицины.
К 1970-м годам почти каждого профессора психиатрии нужно было обучать как психоаналитика, и они же писали большинство учебников. Казалось, психоанализ в одночасье получил «власть, огромную власть, которой не обладал раньше и не обладает с тех пор», – рассказал мне психиатр Аллен Фрэнсис. Больше не нужно идти к священнику или к родителям – вы платите психоаналитику, чтобы он вправил вам мозги. Теперь «мозгоправы» копаются в ваших семейных отношениях, культурных традициях, рабочем графике, взаимоотношениях, заботе о детях и сексуальных желаниях. Психиатры с радостью покинули больничные палаты психиатрических лечебниц со сложными и трудноизлечимыми пациентами. Вместо этого они обучились психоанализу и занялись прибыльными терапевтическими беседами (пять раз в неделю!) с людьми, озабоченными своей нервозностью, вызванной ритмом современной жизни. А большинство действительно нуждавшихся в помощи остались без нее, пока психоаналитики придирчиво выбирали пациентов – обычно состоятельных, белых и не очень больных.
Американцы прыгают на диваны, в объятия «белых экранов»[12] своих терапевтов и мысли о том, что можно вылечить разум. Спустя десятилетия после смерти Фрейда его метод вдруг оказался повсюду: женские журналы, реклама (племянника Фрейда Эдварда Бернейса называют отцом пиара), психоналитиков нанимает даже ЦРУ. В Америке вторым бестселлером после Библии становится книга доктора Бенджамина Спока «Ребенок и уход за ним», основанная на теориях Фрейда. Еще одна популярная книга того времени – «Жизнь против смерти:
