Эрих Фромм - Может ли человек преобладать?
Параноидальная, проективная, фанатическая и автоматизированная формы мышления — это варианты мыслительного процесса, имеющие корни в одном базовом явлении, — в том факте, что человеческая раса еще не достигла уровня развития, выраженного в великих гуманистических религиях и философиях, которые возникли в Индии, Китае, Палестине, Персии и Греции в период с 1500 г. до н. э. до появления Христа. В то время как большинство людей думают на языке этих религиозных систем и их нетеологических философских последователей, они эмоционально находятся на архаичном, иррациональном уровне, не отличающемся от того, который существовал до того, как были провозглашены идеи буддизма, иудаизма и христианства. Мы все еще поклоняемся идолам. Мы не называем их Ваалом и Астартой[20], но мы поклоняемся и подчиняемся нашим идолам под разными именами.
В плане техники и интеллекта мы живем в век атома; эмоционально же. мы находимся на уровне каменного века. Мы чувствуем превосходство над ацтеками, которые в день праздника приносили в жертву 20 тыс. человек, веря, что это удержит Вселенную на верном пути. Мы жертвуем миллионами во имя различных целей, которые, как мы думаем, благородны, и оправдываем массовые убийства. Но факты одинаковы, отличаются только рациональные объяснения. Человек, несмотря на технический и интеллектуальный прогресс, все еще опутан идолопоклонством кровным узам, собственности и институтам. Его разум все еще управляется иррациональными страстями. Он до сих пор не вынес из своего жизненного опыта, что значит быть до конца человеком. У нас все еще двойная шкала ценностей для оценки своих и чужих групп. История цивилизованного человека до настоящего момента действительно очень коротка, меньше часа, если сравнивать с длиной человеческой жизни. То, что мы еще не достигли зрелости, не удивляет и не обескураживает. Тем, кто верит в человеческую способность стать тем, кем он потенциально является, нет нужды беспокоиться, что расхождение между эмоциональным и интеллектуально-техническим развитием на сегодняшний день достигло таких размеров, что мы напуганы возможностью вымирания или нового варварства. В такое время нас спасет лишь фундаментальное и подлинное изменение.
Мы все еще очень слабо представляем себе, как свершить это изменение, а время не ждет. Выход один — это говорить правду. Мы должны вырваться из плена рациональных объяснений, самообмана и раздвоенного мышления. Мы должны быть объективными и видеть мир и самих себя реалистично, не поддаваясь нарциссизму и ксенофобии. Свобода существует только там, где есть разум и правда. Архаичные трибализм и идолопоклонство расцветают там, где молчит голос разума. Не следует ли из этого, что знать правду о событиях внешней политики — жизненно важно для сохранения мира и свободы?
Глава II. Природа советской системы
Для большинства американцев советская система является неким мифическим существом; вероятно, не в меньшей степени, чем капиталистическая система для большинства русских. В то время как русские видят капитализм как систему, в которой эксплуатируемые, получающие зарплату рабы повинуются хлысту воротил с Уолл-стрит, Россия представляется американцам страной, ведомой людьми, представляющими из себя смесь Ленина и Гитлера, склонной поработить остальной мир силой или хитростью. Поскольку наша внешняя политика базируется на идее, что Советский Союз хочет силой завоевать мир, крайне важно проанализировать факты и получить ясное и реалистичное представление о природе советской системы. Эта задача тем более сложна, поскольку природа советской системы полностью изменилась в период между 1917 г. и настоящим моментом. Она преобразилась из революционной системы, считавшей себя центром и вдохновителем коммунистических революций в Европе и со временем во всем мире в консервативное, индустриальное классовое общество, идущее по пути, во многом повторяющем путь развития капиталистических стран на Западе.
Это изменение, однако, не было отмечено никаким официальным разрывом целостности и неизменности системы, потому что многие основные черты, такие как национализация средств производства и идея плановой экономики, остались прежними. Но еще более, чем неизменность определенных экономических моделей, запутывает неизменность идеологии. По причинам, которые будут обсуждены позже, Сталин, а за ним Хрущев благоговейно следовали «марксистско-ленинским» формулировкам и продолжали разговаривать на языке 1848 или 1917 гг., хотя представляли систему, которая очень отличалась от той, которую рассматривали такие революционеры, как Маркс и Ленин.
В настоящее время мы более способны определить различие между ритуальными идеологическими формулировками и жизненными реалиями. Не подвержены ли мы сами такому же противоречию, когда говорим о «личной инициативе» в обществе «организованного человека» или о «богобоязненном обществе», в действительности заботясь главным образом о деньгах, комфорте, здоровье и образовании и совсем немного о Боге? Однако — и это делает распознавание действительности еще более затруднительным — ни русские, ни мы не являемся лжецами. Обе стороны убеждены, что говорят правду, и воспринимают друг друга с одинаковым убеждением, что их собственное мировоззрение и даже до определенной степени мировоззрение их противников отражают действительность.
В этой главе я намереваюсь прорваться сквозь существующие стереотипы и добраться до реального понимания существующей советской системы. Я сравню короткий революционный период, который длился с 1917 по 1922 г., с трансформацией этой системы в тоталитарную систему управления Сталина и Хрущева. Я попытаюсь детально доказать несоциалистический и нереволюционный характер сегодняшней советской системы и, более того, показать, что со времени власти Сталина советские правители никогда не ставили целью коммунистическую революцию на Западе и использовали Коммунистические партии только как инструменты поддержки своей внешней политики.
I. РЕВОЛЮЦИЯ — НАДЕЖДА, КОТОРАЯ ПРОВАЛИЛАСЬ
Середина XIX в. была временем социалистической надежды; эта надежда основывалась на сверхъестественном прогрессе науки и ее влиянии на промышленное производство, на успехе революций среднего класса 1789[21], 1830[22], 1848[23] гг., на возрастающем количестве протестов трудящихся и на широком распространении социалистических идей. Маркс и Энгельс, как и многие другие социалисты, были убеждены, что недалеко то время, когда свершится великая революция и вскоре начнется новая эпоха в истории человечества, что существует явная перспектива, как сказал Энгельс, «превращения революции меньшинства» (какими были все предыдущие революции) «в революцию большинства» (какой он представлял социалистическую революцию). Но в конце столетия Энгельс вынужден был заметить: «История показала, что и мы, и все мыслившие подобно нам были не правы. Она ясно показала, что состояние экономического развития Европейского континента в то время далеко еще не было настолько зрелым, чтобы устранить капиталистический способ производства[24]».
Первая мировая война наметила решительное изменение в истории социализма. Она обозначила коллапс двух наиболее значительных целей социализма — интернационализма и мира. С началом войны каждая социалистическая партия приняла сторону своего правительства и сражалась против других социалистов во имя «свободы». Это моральное падение социализма произошло не столько вследствие личного предательства некоторых лидеров, сколько из-за изменения экономических и политических условий. Явная и безжалостная эксплуатация рабочих, которая существовала в XIX в., медленно уступила место участию рабочего класса в экономических прибылях собственных стран. Капитализм, вместо того чтобы потерять свою способность функционировать по причине своих внутренних противоречий, как предсказывал Маркс, показал свою дееспособность в плане преодоления кризисов и трудностей в значительно большей степени, чем это ожидалось радикальными революционерами[25].
Именно этот успех капитализма привел к новому пониманию социализма. Если Маркс и Энгельс видели его как новую форму общества, вышедшего за предел капитализма, общество, в котором в полной мере реализуются принципы гуманизма и индивидуализма, то теперь социализм стал интерпретироваться большинством своих приверженцев как движение к политическому и экономическому подъему рабочего класса вне капиталистической системы. Несмотря на то что марксистский социализм XIX в. был самым существенным духовным и моральным движением столетия, антипозитивистским и антиматериалистическим в своей сущности, он медленно трансформировался в чисто политическое движение с важными экономическими целями, даже хотя старые моральные цели никогда полностью и не исчезали. Интерпретация социализма в терминах, присущих капиталистическим категориям, привела к новой политике социалистических партий, целью которых стало скорее государство всеобщего благосостояния, чем осуществление мессианских надежд, которых придерживались основоположники социализма.
