Юрий Щербатых - Семь смертных грехов, или Психология порока для верующих и неверующих

Возьмем, к примеру, такой исторический эпизод. Как-то Ференц Лист играл при дворе Николая I. Царь начал громко разговаривать, и Лист прервал игру.

– Почему вы перестали играть? – спросил Николай.

– Когда говорит царь, остальные должны молчать, – ответил Лист.

Что стояло за фразой музыканта? Смирение? Подобострастие? Лесть? Ирония? Нам остается только догадываться…

Можно насчитать как минимум три минуса смирения:

1. Смиренный человек не уверен в своих силах, а значит, и делает меньше, чем мог бы. Человек, исполненный смирения, автоматически лишается уверенности в себе и своих возможностях. Он признает ограниченность собственных возможностей и свое ничтожество перед высшими силами. Он заведомо ставит себе заниженные цели, а значит, и достигает меньше, чем смог бы. Другими словами, смирение ограничивает потенциальные возможности человека, лишает его способности совершать великие дела. Можно с полной уверенностью сказать, что если бы Колумб, Магеллан, Пушкин, Наполеон, Сальвадор Дали или Джордж Сорос еще в молодости пропитались бы добродетелью смирения, то сегодня о них никто бы не знал. Именно амбиции – топливо любых великих свершений, а смирение – тормоза для них. Недаром Дали писал в своих мемуарах: «В шесть лет я хотел быть Колумбом, в семь – Наполеоном, а потом мои притязания постоянно росли».

Если вы сами цените себя не высоко, мир не предложит вам ни на грош больше.

2. Культивируя смирение, мы потворствуем жестоким и наглым людям. Когда человек подставляет вторую щеку агрессору, он поощряет того к дальнейшим жестокостям. Вспомните начало Второй мировой войны. Западные страны старались умиротворить немецких фашистов и отдавали им одну область за другой, но это только придавало Гитлеру уверенности в своих силах. Он получил Австрию, Чехословакию, Польшу, а в конце концов захватил Францию, которая надеялась смиренно откупиться от агрессора. Смирение – стратегия ограниченного применения. Оно хорошо, если вы имеете дело с человеком, обладающим стыдом и совестью, но противопоказано при общении с наглецом.

Неподдельная, искренняя гордость, или самоуважение, если только она хорошо скрыта и в то же время действительно обоснована, безусловно, должна быть характерна для человека чести.

3. Негативные эмоции вредны для здоровья. Смирение есть форма самоограничения и самообвинения, а значит, относится к отрицательным эмоциям. Смиренный человек искусственно вызывает у себя чувство вины за свою гордыню, осуждает себя за чрезмерные амбиции, укоряет за то, что слишком возносится в собственных мыслях и мечтах. Ограничивая при помощи волевых усилий свои притязания, он переживает отрицательные эмоции, вредно влияющие на здоровье. Можно допустить, что те святые подвижники, которые достигли окончательной победы в борьбе с гордыней, в дальнейшем преисполняются радостью и не испытывают мук, сопровождающих этот внутренний конфликт, но такого финала достигают считаные единицы. Основная же масса людей испытывают страдания в бесплодных попытках достичь смирения, чем приносят вред своему психическому и телесному здоровью. Здесь можно привести такую аналогию: человек, который с удовольствием выпивает каждый день рюмку водки, болеет меньше того, кто каждый день борется с искушением выпить, так как подобная борьба ослабляет защитные силы организма, нанося ему больший вред, чем алкоголь.

В связи с этим можно спросить: «Почему смирение – главная добродетель христианства?» Почему так желает церковь привить эту добродетель всем своим чадам, искоренив порок гордыни? Попробуем разобраться в этом и понять мотивы служителей церкви.

1. Последовательное культивирование смирения позволяет уничтожать человеческие потребности – как биологические, так и социальные. Человеку, проникнутому смирением, не хочется красиво одеваться, заниматься сексом, зарабатывать деньги, делать карьеру. Он заменяет это все полной покорностью перед Богом, а в ответ ждет от Бога райского блаженства. Человек не может существовать без потребностей. А раз естественные потребности подавлены или уничтожены, их место занимает новая, специально выращенная потребность в одобрении высшим существом – Богом.

2. Чем больше принижает себя человек, тем выше Бог, тем меньше остается достоинств у человека, тем больше их оказывается у Бога. Муравью легко почувствовать благоговение и трепет перед другими животными, превосходящими его размером, а каково быть слону, который смотрит свысока даже на самых свирепых хищников? Тем не менее, если бы слон обладал человеческим разумом и фантазией, он мог бы проникнуться смирением и ощутить себя мелкой букашкой, ничтожным существом, и при этом физически он стал бы слабее, а психологически мог бы наслаждаться своей слабостью так, как мазохист наслаждается своими страданиями.

3. Культивируя смирение перед Богом, служители церкви заодно добиваются и покорности паствы перед ними самими. Церкви не нужны индивидуалисты, анархисты и революционеры. Им не навяжешь своих взглядов, не заставишь слепо повиноваться. А человек, проникнутый смирением, послушен и управляем.

Тщеславие – свойство натур слабых и порочных, тогда как разумное самолюбие присуще людям вполне порядочным.

Грех гордыни так же не столь однозначен, как порок смирения. Уверенность в себе дает возможность строить более высокие планы и достигать поставленные цели. Гордость собой, своими делами стимулирует свободолюбие человека, не давая ему попасть под власть других людей или предрассудков. Эдуард Севрус писал, что самоуверенность таланта – простительна и плодотворна, и лишь самоуверенность посредственности – смешна и бесплодна.

Вера движет горами, – написано в Библии, и в этом метафорическом выражении есть огромный смысл. Вера, по своей сути, есть сценарий будущего, который потом должен воплотиться в реальность. Например, если полководец искренне и глубоко верит в свою победу, он и действует, как победитель, и в результате – побеждает. Если военачальник не верит в свои силы и сомневается в успехе, то будет больше думать об отходе и бегстве, чем о наступлении, а в результате – действительно побежит с поля боя. Биография Александра Македонского и описание его побед подтверждает тезис о пользе гордыни. Плутарх пишет, что этому полководцу была присуща какая-то необычная самоуверенность в своих силах и вера в его великое предназначение. Она могла бы показаться глупой, необоснованной, если бы не помогала этому полководцу одерживать одну победу за другой. Примером такой всесокрушающей веры в будущую победу является поведение Александра перед решающим сражением с персами.

Плутарх пишет: «Александр же, пока македоняне спали, вместе с предсказателем Аристандром совершал перед своей палаткой какие-то тайные священные обряды и приносил жертвы богу Фобосу. Вся равнина между Нифатом и Гордиейскими горами была освещена огнями варварского войска, из лагеря персов доносился неясный гул, подобный шуму безбрежного моря. Старейшие из приближенных Александра, и в особенности Парменион, были поражены многочисленностью врага и говорили друг другу, что одолеть такое войско в открытом бою было бы слишком трудным делом. Подойдя к царю, только что закончившему жертвоприношения, они посоветовали Александру напасть на врагов ночью, чтобы темнотою было скрыто то, что в предстоящей битве может внушить наибольший страх македонянам. Знаменитый ответ Александра: «Я не краду победу» – показался некоторым чересчур легкомысленным и неуместным перед лицом такой опасности. Другие считали, что Александр твердо уповал на свои силы и правильно предвидел будущее. Он не хотел, чтобы Дарий, обвинявший в прежней неудаче горы теснины и море, усмотрел причину своего нынешнего поражения в ночном времени и темноте и отважился бы еще на одну битву. Александр понимал, что Дарий, располагающий столь великими силами и столь обширной страной, из-за недостатка людей или вооружения войны не прекратит, но сделает это только тогда, когда, побежденный в открытом сражении, потеряет мужество и утратит надежду.

Приближенные покинули царя, и Александр прилег отдохнуть в своей палатке; говорят, он так крепко проспал остаток ночи, что, против обыкновения, не проснулся на рассвете. Удивленные этим полководцы сами отдали первый приказ воинам – приступать к завтраку. Время не позволяло медлить долее, и Парменион, войдя в палатку и встав рядом с ложем Александра, два или три раза окликнул его. Когда Александр проснулся, Парменион спросил, почему он спит сном победителя, хотя впереди у него величайшее сражение. Александр, улыбнувшись, сказал: «А что? Разве ты не считаешь, что мы уже одержали победу, хотя бы потому, что не должны более бродить по этой огромной и пустынной стране, преследуя уклоняющегося от битвы Дария?»