Чезаре Ломброзо - Политическая преступность
л) Наконец, за косвенные политические преступления, колеблющие самые основы государства, то есть за подделку выборов и за всякие покушения, направленные против свободы, последних следует наказывать штрафом и временным лишением политических прав. Но надо сверх того наказывать и за воздержание от подачи голоса, как это установил Солон; таким путем мы заставим, может быть, участвовать в выборах людей менее развращенных, потому что «от такого участия уклоняются преимущественно люди» наиболее «честные, но апатичные», а штраф их несколько стимулирует.
13) Юридическая компетенция. Нам остается рассмотреть, каким политическим или судебным органом должно быть поручено приложение этой системы наказаний и кто должен прекращать действие кары, когда само преступление перестало быть таковым в сознании общества.
Рассуждая теоретически, раз наказуемость политических преступлений вполне зависит от мнения большинства, то весь народ или по крайней мере его представители и должны бы быть судьями этих преступлений. На практике, однако ж, такая процедура, с одной стороны, для случаев не очень важных является излишней, а с другой, при ее применении оценка политического преступления была бы очень неопределенна и всецело зависела бы от борьбы партий.
Но не надо забывать, что юридическая литература, в большей части случаев консервативная, так как мало сталкивается с политической жизнью, судила бы политические преступления с противоположной господствующей идеям точки зрения, что повело бы к опасным конфликтам.
Поэтому-то мы полагаем, что суд присяжных – в особом пристрастии к которому нас заподозрить нельзя – при рассмотрении дел о политических преступлениях представил бы ту выгоду, что вдохновлялся бы действительной жизнью, при полной независимости от исполнительной власти. Но в данных случаях больше чем где-либо следует требовать, чтобы он представлял достаточные гарантии честности и развития своих членов.
Там, где выбор судей предоставлен всему народу, как в Америке, нет ничего проще, как поручить избрание присяжных тем же выборщикам, которые избирают и судей; там, где выборы двухстепенные, можно поручить это избрание выборщикам первой степени. Но так как суд над политическими преступниками всегда задевает важные политические вопросы, то хорошо бы было, чтобы в выборах приняли участие именно те граждане, которые особенно интересуются этими вопросами.
У нас такая реформа слишком сильно бы пошатнула старые устои юстиции, и потому мы можем ограничиться присяжными, которых для этого специального суда можно бы было выбирать из определенной законом категории граждан, в состав которой и должны войти лица, наиболее интеллигентные и заинтересованные политической жизнью, то есть депутаты, сенаторы, профессора-юристы, члены провинциальных и коммунальных муниципалитетов, президенты и администраторы кооперативных рабочих союзов и прочие.
Таким путем, не вводя насильственно новшеств, которые в силу нарушения естественного мизонеизма приводят часто к противоположным результатам, можно достичь цели, то есть получить трибунал, совершенно независимый как от правительства, так и от партийных страстей, но вполне соответствующий настроению народа.
Оскорбления, нанесенные одним сословием, кастой или племенем другому в среде той же самой нации, должны быть судимы присяжными, принадлежащими к обеим враждующим сторонам, что устранит всякие подозрения.
Суду таких присяжных должны подлежать дела по всем политическим преступлениям, кроме измены министров, которая должна быть судима палатами, так как нужно, чтобы суд в этом случае происходил в той среде, из которой исходит обвинение и которая обладает особой на то компетенцией.
Еще одна реформа кажется нам вполне уместной для репрессии преступлений, вредящих всему народу, и притом таких, на которые суд и правительство могут воздействовать или слишком слабо, или слишком поздно: надо допустить в данных случаях воздействие самого народа.
На это мы тоже имеем исторический опыт, так как видели, что такого рода учреждение существовало в республиканском Риме, причем оно представляло собой могущественное средство для охраны свободных учреждений, так что с отменой его началась эра деспотизма и произвола в политических делах.
Благодаря праву инициативы каждый гражданин мог явиться обвинителем перед судебной властью, но эта обязанность возлагалась главным образом на адвоката слабых.
Обязанность эта являлась не подлым доносом сообщника, за который развращенные законодательства вознаграждают освобождением от наказания, а мужественным гражданским актом призыва к суду врагов государства и его учреждений. Закон требовал от обвинителя, чтобы он гарантировал серьезность обвинения своей личностью и имуществом, играя на суде роль стороны в гражданском процессе.
Если политические партии, вместо того чтобы представлять собой удобную карьеру для личных самолюбий и удобное поле для академических рассуждений, были настоящими авангардами высоких политических идеалов, то они могли при помощи этого средства обличать измену и наказывать насилие.
И это еще не все; всеобщему праву обвинения должно соответствовать, по нашему мнению, право граждан пересматривать политические процессы и отменять наказания, когда изменится взгляд общества на самое преступление.
Но здесь надо быть очень осторожным, то есть надо требовать, чтобы значительное число лиц засвидетельствовало, что взгляд большинства на преступление действительно изменился. Без этого простой каприз небольшого количества единомышленников мог бы если не прерывать отправление правосудия, то значительно мешать ему, возбуждая беспрестанные волнения.
Там, где, как, например, в Италии, апелляция к народу не допускается, желание общества прекратить преследования за известные политические деяния может быть передано палатам в виде петиции, и когда последняя, будучи подписана десятью тысячами избирателей, получит голоса двух партий парламента, то закон должен быть изменен и приговоры пересмотрены во всем, что касается чисто политической стороны процессов, тогда как уголовная их сторона (в смешанных преступлениях) остается в силе.
Затем сами палаты каждые пять лет должны пересматривать законы политических преступлений и отменять их или утверждать. Во всяком случае, палатам следует предоставить право помилования, которое только в силу условной лжи принадлежит монарху, а на самом деле вполне зависит от министров.
Таким образом, вота законодательной власти в пользу политических преступников будет доказывать, что мнение страны о преступлениях, ими совершенных, изменилось и самые эти преступления перестали быть таковыми. Страна, стало быть, не потеряет ни одной минуты пользования этой переменой, и в то же время кара, охраняющая самые важные политические интересы, своей неотменимостью не будет вызывать реакции.
14) Выдача политических преступников. Мотив, в силу которого в большинстве международных трактатов постановлено не выдавать политических преступников, состоит в том, что общество не имеет надобности ограждать себя от этих последних, так как преступность в данном случае является условной и зависит от специальной конституции каждого государства.
Если бы, как замечают Бланчли и Бернер, все нации основали свои учреждения на демократических идеях, то ввиду общих интересов они сообща могли бы бороться с политическими преступлениями как представляющими собой покушения на свободу народа и его суверенные права. Но в настоящее время каждое государство живет еще по-своему, следя за соседями и сходясь с теми из них, с которыми имеет больше сродства, а потому с ними только оно и заключает договоры о взаимной выдаче политических преступников.
Что касается нас, то, предлагая в качестве единственного наказания за чисто политические преступления только выделение преступников из общества путем изгнания, мы, конечно, не можем стоять за обратную их выдачу. Но для преступлений смешанных и в особенности тех, которые совершаются прирожденными преступниками и сумасшедшими под политическим предлогом, дело должно быть поставлено иначе, так как эти преступления ставят в опасное положение не только государство, но и все общество.
Здесь выдача по пересмотру процесса должна быть обязательной.
Те же самые смешанные преступления, будучи совершены преступниками по страсти или по случаю, требуют несколько иного к себе отношения, так как в них содержится и элемент чисто политический. Тут нужно обращать внимание на нравственное чувство преступника и на степень опасности его для общества: если нравственное чувство в нем цело, то выдавать не следует. Вообще, за исключением прирожденных преступников, никакие интересы защиты общества не могут оправдывать выдачи.
