Мария Конникова - Психология недоверия
Конечно, Паттены не были лидерами религиозной секты. Но фальшивый евангелизм, которым была пропитана их деятельность, воплощал в себе все то, что Салливан ненавидел. Люди, использующие нашу потребность верить в собственных корыстных интересах, не могут быть никем, кроме мошенников. Он прекрасно понимал, почему паства так предана Паттенам. Такие люди, как они, всегда утверждают, будто собирают деньги на «строительство новой церкви», «миссию в Уганде и Гватемале» и тому подобное. Это безотказный способ зацепить рыбу на крючок, и все равно, где и как это происходит — на религиозном собрании, в какой-нибудь организации сомнительного толка или в ходе любой другой аферы. Обратитесь к их великодушию, дайте им почувствовать, что они могут изменить мир к лучшему, стать частью великого целого, стать лучшими людьми.
Сталви хорошо помнит те исполненные радужных надежд первые дни, когда ты чувствуешь, что тебя принимают, чувствуешь себя частью сообщества, объединенного высокой целью, которая, в свою очередь, может придать смысл твоей жизни. «Все начинается с йоги и помощи детям Африки, а заканчивается перечислением всех средств на счета секты и отрывом от семьи. В этом есть что-то завораживающее, — говорит она, вызывая в памяти те далекие дни (с тех пор прошло уже десять лет). — Все начинается по-настоящему замечательно. Сначала во всем этом действительно есть что-то настоящее — вас привлекает общение с психологами, богословами, интересными образованными людьми. Вы чувствуете, что вас любят и поддерживают. С вами щедро делятся». Все аферы, и не в последнюю очередь секты, опираются на что-то настоящее, реальное. Но от легитимных организаций их отличает то, каким образом потом используется это настоящее. Если вы умеете тонко манипулировать правдой, не важно, сколько доказательств против вас соберут ваши противники, люди все равно будут следовать за вами. Поступить иначе значило бы подорвать веру в собственную реальность.
О последователях сект Салливан рассказывал, что они «необыкновенно убеждены в своей правоте». Ему приходилось пускаться на невероятные ухищрения, чтобы поколебать их веру. «Я предъявлял им документальные доказательства, что деньги, предназначенные для благотворительной миссии, на самом деле потрачены на второй дом, на любовницу или роскошную жизнь в Лос-Анджелесе. А поездка в детский приют… На самом деле он тратил ваши пожертвования за игорным столом в Вегасе». Другими словами, за исключением любовницы, те же самые приемы, которыми с удовольствием пользовались Паттены, и те же факты, в которые их прихожане настойчиво отказывались верить либо считали, что все это ничего не значит. Ничего удивительного. Но, как замечал Салливан, даже явное и недвусмысленное доказательство часто не могло ничего изменить. Покажите его тем, кто уже поверил в фикцию, и они скажут: «Нет, это невозможно. Я знаю этого человека: это святой человек. Не может такого быть». Салливан самолично десятки раз наблюдал подобное развитие событий, однако не сумел к этому привыкнуть и перестать расстраиваться. «Это до сих пор иногда застает меня врасплох». Искусно посеянное и взращенное убеждение почти невозможно переменить.
Вспомните истории, которые читали на страницах этой книги. Вот Тьерри Тилли, создавший для аристократической семьи альтернативную реальность, которая на целое десятилетие заменила им настоящую жизнь. Вот Оскар Хартцелл, внушивший своим последователям такую крепкую веру в сокровище Дрейка, что никакое количество судебных исков не могло подорвать их доверие. Вот казик Пояиса, богатой и счастливой страны, в которую устремились незадачливые переселенцы, чтобы найти на ее берегах смерть. Вот Глафира Розалес, придумавшая семью коллекционеров, их историю и целый мир, вводивший в заблуждение искусствоведов два десятка лет. Каждый мошенник, которого вы встречали, делает то же самое: он использует в своих интересах глубоко укоренившуюся в нас потребность верить. Выкрикивающий слова молитвы евангелист, харизматичный религиозный лидер, гуру секты — самые яркие примеры. Они не просто паразитируют на мелких убеждениях, они целятся в самое сердце нашего существования. «Мы непоколебимо уверены в том, что обладаем свободной волей, — говорит Сталви. — Но часто это не так. У каждого имеется своя слабость. Мы хотим чувствовать связь с кем-то или чем-то великим. Я переживаю духовный надлом, и тут появляется человек, который предлагает мне способ стать лучше. Лидеры сект выводят обычное мошенничество совсем на другой уровень».
В 2014 году Салливан неожиданно скончался от рецидива рака печени, и это стало тяжелым и неожиданным ударом для его близких. (Разумеется, почти сразу появились теории заговора: неужели он стал жертвой сектантов, которые решили ему отомстить?) За несколько месяцев до смерти он планировал написать мемуары в соавторстве с журналистом Джошуа Джелли-Шапиро. Мы с Джошем встретились зимой 2015 года в тускло освещенном баре в тихом квартале нью-йоркского Вест-Виллиджа, чтобы поговорить о работе Дэвида и его взглядах на доверие и обман. «Думаю, ему бы понравилось беседовать с вами, — сказал мне Джош. — Он относился к этому точно так же: секта — это мошенничество, возведенное в абсолют». Верования, лежащие в основе секты, не имеют значения, считал Салливан. «Все равно, Вишну это, Иисус или новый способ разбогатеть. Для меня это несущественно, — говорил он. — Приемы и психологическая основа остаются неизменными. Важно то, что в таких организациях люди подвергаются манипуляции — очень тонкой, но при этом невообразимо глубокой, — за которую им приходится дорого заплатить, иногда даже собственной жизнью».
Почему это происходит — и происходит чаще всего с самыми продвинутыми людьми (заметьте, говорил Салливан, типичная жертва секты — молодой, умный, образованный, мыслящий человек)? Потому что человек от природы стремится к поиску смысла в бессмысленном, к искоренению сомнений и формированию убеждений. «У всех нас есть кое-что общее, — говорил Салливан. — Это искренний порыв к вере, желание чувствовать, что на свете есть тот, кто по-настоящему заботится о происходящем и руководит нашей жизнью. Это стремление понять, по каким правилам устроен мир. Убедиться, что во всем есть суть и смысл, и все ужасные вещи, которые обрушиваются на нас — близкие умирают, дети заболевают лейкемией, — случаются не просто так, для всего этого есть какая-то причина. И вот приходит гуру, который говорит: «Я знаю точную причину». Именно это стоит за всеми мошенническими схемами, от самых ничтожных до самых масштабных.
Наша потребность держаться за веру, порой начисто игнорируя логику, по-прежнему служит плодородной почвой для крупнейших афер, хотя их очертания со временем меняются. Раньше секты можно было вскрывать, как нарывы. В 60-е, в дни расцвета разномастного спиритуализма, можно было пойти на запах духовного пробуждения и в конце непременно наткнуться на очередного гуру. В современном мире они действуют более скрытно. Они носят костюмы и галстуки, владеют корпоративными курортами и все больше напоминают вполне законные тренинги личностного развития, которых полным-полно в современной Америке. Один из ярких примеров — организация Landmark; по словам Джелли-Шапиро, Салливан считал ее мошеннической сектой, в основе которой лежали те же «не слишком приятные» техники, связанные с размыванием самоощущения человека и медленным изменением его мировосприятия. «Все они опираются на идею осмысленности, общности — на то, к чему инстинктивно тянется любой человек».
Именно поэтому Салливан считал секты особенно отвратительным и возмутительным мошенничеством: они паразитируют на свойственном человеческой природе поиске смысла жизни. Каждый хочет верить, каждый хочет найти смысл, каждый хочет узнать историю, которая придает всему происходящему осмысленность. Каждый ищет порядок в хаосе и пытается сложить в единое целое беспорядочно разбросанные вокруг него осколки мозаики. Это естественное стремление, не только вполне понятное, но и достойное восхищения. Разве мы не должны искать истину и постигать смысл реальности? Аферы в духовной сфере эксплуатируют наши самые уязвимые стороны. В силу естественности и глубокой укорененности этого процесса в человеческой природе ему особенно трудно сопротивляться: вы поддаетесь на уловку мошенника практически против своей воли.
В каком-то смысле, если нам удастся с успехом выйти из секты или преодолеть соблазны духовного мошенничества, аферы в ее высшем проявлении, мы сможем приобрести иммунитет к мошенничеству в целом.
Салливан и Сталви внедрялись в одну секту за другой и благополучно из них выходили. В каком-то смысле они тоже стали мошенниками: они обводили вокруг пальца прожженных аферистов, заставляя их поверить, будто они настоящие жертвы, доверчиво идущие в расставленные сети. Салливан не слишком горел желанием раскрывать свои методы и приемы — тонкости ремесла, как он их называл, — однако он неустанно подчеркивал: чтобы успешно сопротивляться убеждению и манипуляциям, необходимо иметь сильное, можно сказать, несокрушимое чувство собственного «я». Помните, кто вы, что бы ни происходило, и держитесь за это знание, несмотря ни на что. Это совсем не просто: прошли годы, прежде чем Салливан сумел найти подходящую партнершу в лице Сталви. Она была, по его словам, исключением. «Очень редко удается встретить человека, которого можно было бы пустить в секту. Для этого он должен иметь сильнейшее чувство собственной идентичности, — говорил Салливан. — А это очень трудная задача. Психологические приемы, с помощью которых лидеры сект контролируют своих последователей, просто феноменальны».
