Александр Лоуэн - Физическая динамика структуры характера
Мне довелось лечить пациента, который только что выписался из больницы, пройдя серию сеансов лечения электрошоком. Увидев его впервые, я был потрясен его внешностью. Лицо напоминало лицо трупа, кожа туго обтягивала изможденные щеки, а рот ввалился, как у мертвого. Голос был чуть слышен, а говорить он мог, отвечая на вопрос только «да» или «нет». Все движения были крайне медлительны, но все же он мог с некоторой силой бить по кушетке. После того как я дважды вызвал у него рвотный рефлекс, глаза пациента увлажнились, а лицо несколько смягчилось и прояснилось. Ноги начали непроизвольно дрожать.
Повторив на следующем занятии эту процедуру, я несколько раз, пока он бил по кушетке, с силой согнул его ноги. Их продолжала бить сильная дрожь. Я снова вызвал рвотный рефлекс, но выражение его лица не улучшилось. Это несколько удивило меня, поскольку на эту встречу он пришел бол ее оживленным, чем в прошлый раз. Я попросил его побить по кушетке лежа. Движения пациента были совершенно механическими. Затем, ко гда я задержал его руку в поднятом положении, он так и остался в этой позе. Тщательно наблюдая за ним, я заметил, что его глаза еще больше остекленели, он стал безжизненным, а голос был еле слышен. Я понял, что он ушел в себя, впав в кататонический ступор. Что случилось? Можно предположить, что возбуждение, вызванное агрессивными движениями, было чрезмерным. Он явно был испуган сильным тремором нижних конечностей. Поскольку он не мог контролировать или произвольно остановить эти движения, он диссоциировал восприятие и тело. Его ноги продолжали дрожать, но совершенно механически. Он сознавал, что они двигаются, но для него это не имело никакого значения. Его там не было.
Где же находилось Я пациента во время кататонического ступора? Когда я спросил его, слышит ли он меня, раздался еле слышный голос: «Да». Я остановил тремор ног, и пациент продолжал лежать тихо и неподвижно. Но его чувства бодрствовали. Свет проникал сквозь остекленевшие глаза, которые слегка двигались, но ничего не выражали. Агрессивная, моторная, материальная сторона его существования спала. Нежность, чувствительность, духовный компонент были живы. До этой стороны личности можно было добраться, другая же была недоступна. Мой пациент был диссоциирован: одна половина личности бодрствовала, другая спала сном, подобным смерти. Это как раз то чувство, которое имели в виду другие шизофреники, рассказывая, что их тело умерло — не душа, не разум, а тело. Я посадил его и стал объяснять, что с ним произошло. Постепенно глаза его прояснились, а лицо оживилось. Затем оно стало грустным. В конце занятия он выглядел гораздо лучше, чем час назад.
Это — описание кататонического ступора, во многом напоминающего сон. Это состояние станет нам более понятным, если мы больше узнаем о динамическом, биоэнергетическом механизме обычного сна. При кататонической ригидности мы обнаруживаем ту же самую диссоциацию, но мышечная система не столько находится в состоянии ступора, сколько является застывшей, окоченевшей. И в том и в другом случае подвижность организма значительно редуцирована, но сенсорное восприятие при кататонии сохраняется. При изучении этих феноменов прежде всего важно понять отношение Я к моторному процессу. Хотя это чисто психический феномен, он зависит от лежащих в его основе биоэнергетических процессов в соме. Я можно сравнить с пробкой, качающейся на волнах. Ее покачивание вверх и вниз — результат движения волн. И в то же время это представляет собой наиболее яркое проявление движения. Здесь вполне подходит и сравнение с электрической лампочкой, которая при замыкании цепи служит индикатором электрического тока.
Итак, если Я зависит от телесного потока, то последний может быть независимым от процессов восприятия. При значительном расщеплении восприятия и движения, когда поток не достигает органов восприятия, мы сталкиваемся с проявлениями проекции и галлюцинации. При кататонии имеет место некоторое единство восприятия и импульсов. Только благодаря такому единству Я, защищая себя, подчиняет себе импульс, даже за счет временного прекращения его функции. Этот процесс непроизвольный и бессознательный. Функцию подавления выполняет та часть Я, которую мы называем Сверх-Я.
Нам известно, что Я в том числе является органом восприятия, в функции которого входит сдерживание или высвобождение действия. Функция сдерживания проистекает из контролирующей позиции Я, действующего исходя из принципа реальности. Я, по выражению Фрейда, владеет подступами к подвижности. Оно или дает команду действовать, или воздерживается от этого. Я подобно капитану, командующему солдатами. Дисфункцию нижних отделов нервной системы при травме спины можно сравнить с потерей капитана. Только постепенно нижние звенья восстанавливают свою автономную способность к движению, но при этом высшая координация по-прежнему отсутствует. С биоэнергетической точки зрения Я вызывает разрядку мышц. Однако разрядить можно только то, что заряжено. Импульс заряжает мускулы и организовывает действие. Он как бы подготавливает ружье к выстрелу, но, чтобы он прогремел, необходима команда.
Почему же Я не дает своей санкции? Это легко понять, если действие может привести к опасной ситуации. В таком случае мы говорим, что поведение рационально, но не невротично. Сдерживание агрессии в ситуации, требующей действия, является проблемой, с которой сталкиваются все пациенты. Психоаналитики считают, что существует бессознательный страх, который заставляет Я сдерживать действие. Этот страх уходит корнями в ранние детские переживания и может сохраняться, даже если взрослый пациент осознает свои детские травмы. Страх, таким образом, обращен в настоящее. Но что же он собой представляет?
Биоэнергетическая работа с подобными проблемами показала, что страх связан со спастичностью тканей тела. Когда сильный импульс достигает спастичной мышцы, возникает опасная ситуация. Здесь возможна аналогия с туго надутым воздушным шариком, в который пытаются вдуть еще порцию воздуха. Риск, что он лопнет, налицо. Еще лучшей аналогией является прохождение большой плотной порции фекальной массы через сжатый анус. Возникающая боль предостерегает, что можно пораниться. И нередко в результате действительно возникают трещины.
Я леч ил пациентку, которая девять лет проходила анализ по Фрейду. Одна из основных ее жалоб состояла в том, что она страдала от сильной боли в пояснице и брюшной области. Она сказала мне, что эта боль появилась в начале анализа и совпала с утратой генитальной чувствительности. Глубокие мышцы в области сочленения таза и позвоночника были очень напряжены. Мне удалось несколько ослабить это напряжение с помощью специальных движений и манипуляций, но страх остался, и временами он был таким же сильным, как и прежде. Я указал пациентке, что напряжение сдерживает энергию и не позволяет ей проникнуть в генитальный аппарат. Первое время каждое упоминание о гениталиях пугало и смущало эту женщину. Я не форсировал события, стараясь в меру моих возможностей редуцировать глубинную спастичность. Работая таким образом, вербально ослабляя ее генитальную тревожность и физически снижая напряжение, я постепенно уменьшил боль, и достаточно долгое время она не возникала. Проблемы пациентки по-прежнему оставались значительными, но уже не столь интенсивными, как прежде. Интересно отметить, что первый сильный прорыв генитальных ощущений сопровождался болью в вагине.
Из это го краткого обсуждения можно увидеть, что боль является отражением сильного конфликта. Соматический компонент этого конфликта представляет собой энергетическую силу, которая наталкивается на барьер. Если барьер состоит из спастичных тканей, мы можем попытаться устранить этиологические факторы, вызывающие такое состояние. Их можно сравнить со шрамом, оставленным первоначальной травматической ситуацией, из-за которой в настоящее время возникает бессознательный страх. Следует подчеркнуть, что добиться стойкого улучшения состояния без аналитической проработки раннедетских переживаний невозможно. Но можно ли отрицать, что непосредственная работа со спастичностью снизит этот страх и позволит быстрее осознать конфликт? Наша задача состоит не в том, чтобы преодолеть барьер боли, хотя способность переносить боль и составляет часть принципа реальности. Надо только признать, что спастическое состояние преодолимо, что можно добиться лучшей подвижности, что в настоящий момент ею правит мертвая рука прошлого.
В третьем издании «Анализа характера» Райх рассказал о случае шизофрении, который он лечил биоэнергетическими методами. Мне бы хотелось прокомментировать его рассуждения, во-первых, потому, что они явились отправной точкой для моих собственных размышлений, а во-вторых по тому, что практический опыт заставил меня тщательно изучить его положения. Огромная заслуга Райха состоит в том, что он изучал и осмыслял механизмы шизофрении с точки зрения основных биоэнергетических функций. Слабость же заключается в том, что его ориентиром был принцип удовольствия, но не принцип реальности.
