Незалеченные раны. Как травмированные люди становятся теми, кто причиняет боль - Ахона Гуха
«Одни травмы серьезнее других».
«Люди не могут восстановиться после жестокого обращения, пережитого в детстве».
«У всех травмированных людей развивается ПТСР».
«У нее тревожность после нападения, должно быть, у нее ПТСР».
«Тебе нужна терапия X/Y/Z, чтобы восстановиться».
«Человек, который жестоко обращался со мной, должен признать это, прежде чем я смогу исцелиться».
«Вы должны простить человека, причинившего вам вред, прежде чем вы сможете восстановиться».
«Мне никогда не станет лучше».
В данной главе мы рассмотрим некоторые из этих мифов, поговорим о природе различных травматических событий, а также обсудим распространенные пути восстановления после травм и точки, в которых восстановление может застопориться.
Людям часто кажется, что опыт, не связанный с физическим вредом, менее травматичен, чем опыт физического или сексуального насилия. Но это ошибочное суждение.
Различные формы эмоционального абьюза (манипуляция, изоляция, контролирующее поведение и оскорбления) отрицательно сказываются на самооценке жертвы, ее чувстве защищенности, дееспособности или ощущении принадлежности к группе. Кроме того, они оказывают серьезное психологическое воздействие на самовосприятие. Большинство из вышеперечисленного попадает под обобщающее понятие «принудительный контроль», то есть паттерны абьюза и причинения вреда, направленные на то, чтобы угрожать человеку, запугивать или наказывать его. «Принудительный контроль» – это понятие, которое используется в литературе о домашнем насилии, и оно похоже на психологическую концепцию эмоционального или психологического абьюза. Психологический абьюз может присутствовать во всех типах отношений, не только супружеских/партнерских.
Большинство жертв комплексных травм начинают психотерапию словами: «Все было не так плохо» или «У меня нет причин так себя чувствовать, ведь Х [подставьте худшую травму, которую вы только можете вообразить] не произошло». Обычно я осторожно побуждаю их задуматься о невидимой шкале измерений в их голове, а также представлении о том, что некоторые травмы лучше или хуже других.
Преуменьшение («Все могло быть еще хуже!») является очень распространенной реакцией и простой психологической защитой от боли, которая в противном случае могла бы быть ошеломительной. Если все было не так уж и плохо, выходит, это можно спрятать под ковер и благополучно забыть вместо того, чтобы обратить на это внимание? Иногда реакция «все могло быть еще хуже» является результатом многолетнего влияния среды, стремления оставаться в тени и помещения своих потребностей на второй план (распространенный психологический паттерн в семьях, где жестокое обращение или пренебрежение были обычным явлением). Такая реакция указывает на глубинные убеждения, из‑за которых распознать истинный вред, причиненный человеку, становится очень сложно. Когда у человека есть такое убеждение, я обычно спрашиваю, что он посоветовал бы своему лучшему другу, если бы тот рассказал такую же историю. Единственный барометр, в котором нуждается человек, переживший травму, – это осознание собственного опыта. Нет «лучших» или «худших» травм. Все реагируют на жизненные события по‑разному. Некоторые различия в реакции зависят от возраста, в котором была получена травма (или травмы), темперамента, поддержки, оказанной сразу после получения травмы и позднее, социального капитала (доступности помощи), а также способности проработать и понять травму.
Например, человек, который пережил изнасилование, но раньше не сталкивался с насилием, получает поддержку со стороны близких людей и может обратиться за психологической помощью вскоре после инцидента, скорее всего, восстановится быстрее, чем тот, кто имеет историю сексуального насилия, не доверяет окружающим, находится в изоляции, не работает и не имеет доступа к необходимой помощи после произошедшего.
Как правило, я использую следующую концепцию, чтобы помочь людям осознать последствия их травм. Независимо от природы совершенного поступка, травматические события обычно оказывают большее психологическое воздействие, если они:
➧ произошли в детстве (это важнейший период развития, когда формируются нейронные связи и закладываются основные представления о себе и мире);
➧ хронические (регулярно повторяются);
➧ накопительные (наслаиваются на предыдущие травмы);
➧ влияют на ключевую составляющую личности.
Например, несколько моих клиентов пережили травлю в школе или на работе, и их пугает интенсивность их реакции. Они часто винят себя, говоря: «Это просто оскорбления, мне следовало это пережить». Когда мы проходимся по вышеприведенным пунктам, чтобы помочь клиентам исследовать свою травму, они понимают, что травля имеет хронический характер, может наслаиваться на другой неблагоприятный опыт, а также влиять на ключевую составляющую личности человека, например профессиональную компетентность, если речь идет о травле на рабочем месте.
Отношенческие травматические события связаны с другими людьми и, как правило, происходят непреднамеренно. Когда я говорю слово «травма», большинство людей сразу думают о физическом или сексуальном насилии. В этой книге мы забрасываем сеть дальше и рассматриваем множество событий, которые происходят в отношениях, системных структурах и семьях и могут либо включать намеренное причинение физического вреда, либо нет. Межличностные и комплексные травмы в большинстве случаев связаны с паттернами абьюзивного поведения, однако крайне травматические одиночные события тоже случаются.
Как распознать травматические события
Важно отметить, что не все сложные события, происходящие в отношениях, являются травматическими. Все мы наверняка сталкивались с гневом родителей, были отвергнуты, слышали обращенную к себе грубую речь (в том числе на работе), переживали предательство друга/подруги, становились участниками разговоров на повышенных тонах. Я не хочу патологизировать этот относительно нормальный опыт или утверждать, что мы должны защищаться от любого негатива. Хороший психологический менеджмент подразумевает признание того, что ни мы, ни другие люди не идеальны. Вероятно, все мы когда‑нибудь получим неприятный опыт в отношениях и сами причиним кому‑то вред. Хорошее психологическое функционирование подразумевает способность распознавать такой опыт, управлять им и развивать психологическую устойчивость, чтобы негативные события не беспокоили нас больше, чем необходимо. Некоторый неприятный опыт (отвержение, неудачи и т. д.) даже можно считать полезным, потому что благодаря ему мы учимся перерабатывать негативные эмоции и управлять ими. В идеале в этот период нас должны поддерживать родители/опекуны, чтобы мы научились эффективно управлять эмоциями, но без такой поддержки (например, если родители пренебрегают ребенком) даже простое неприятное событие может нарушить функционирование человека и стать травматическим. Некоторый опыт (например сексуальное, физическое и эмоциональное насилие) явно выходит за рамки управляемого и является травматическим и/или абьюзивным.
Сложно четко перечислить травматические события и события, которые такими не являются.
Часто граница, разделяющая травматический и нетравматический опыт, зависит от восприятия жертвы.
В некоторых случаях межличностные травмы возникают не из‑за того, что случилось с человеком, а из‑за того, чего не произошло. У всех людей есть базовые физические и психологические потребности, включая потребность в пище, тепле, крыше над головой, одобрении, заботе, безопасности, чувстве принадлежности, признании, независимости и поддержке. Когда эти
