Неизвестен Автор - Статьи о психологии
Постольку, поскольку схема отношений начинает работать "сама", постольку же она начинает деформировать реальность "под себя", то есть под свои в той или иной степени искаженные и условные движущие цели. Если говорить о схема купли-продажи, с ее подменой и отождествлением общего блага с личной выгодой, то естественна деформация общества в том направлении, где личной выгоды как бы "становится больше". Выгоду человек может получить или присваивая у природы (быт может, с последующим использованием присвоенного для социального самоутверждения) или потребляя (присваивая) у других людей. Из первого, то есть из эксплуатации природы, вытекает то безудержно-завоевательское ее РАЗРУШЕНИЕ и, как следствие, тот ЭКОЛОГИЧЕСКОЙ КРИЗИС, о котором ныне уже столь много говорится. (Впрочем, при всей тревожности экологической ситуации и всеобщей значимости и важности проблемы, апеллировать лишь к кризису в вопросе об отношениях с природой явно недостаточно иначе может оказаться возможным рассуждение, что если природы "мало" и без нее "не выживешь", то ее надо беречь и сохранять, а если "много", и ситуация "не опасна", то по отношению к природе (другому миру!) можно поступать по своей выгоде и потребительскому произволу. Гуманистической норма открытости, бережности и безусловного (вне ранее лишь торгового партнерства или статусного регламента) УВАЖЕНИЯ к миру другой личности должна естественно распространяться и на весь окружающий человека мир.) Из второго, то есть из получения выгоды другого, вытекают все известные и "банальные" 2ненормальные нормальности" купля-продажного общества. Здесь и деление на богатых и бедных (которая "справедливо отражает" меру совершенных интеллектуальных и физических усилий человека лишь в рамках той же коммерческой схемы: ибо больше думал и поступал по своей выгоде, тот и богаче), и вся эксплуатация и обман слабого (даже если он прикрыты "вполне законным" юридическим соглашением) и связанная с деньгами преступность (которая вся существует лишь потому, что деньги "не пахнут", что в рыночной схеме деньги -- "это все". Если же учесть, что и преступления в другой сфере (например в межличностной, семейной, сексуальной) часто вызываются тем же воспитанным потребительским собственническим отношением к миру, то претензии к купле-продажной схеме и порождаемому ею деформации личности и общества могут лишь возрасти.)
Существует еще одна вызванная этой схемой отношений патологическая деформация, которая тоже хорошо известна, но еще менее познана. Если, в согласии со схемой, человек получает выгоду с того, кто испытывает в нем или в чем-то ему принадлежащем нужду, значит, нужно эту нужду как-то ПОВЫСИТЬ. Это осуществляется или каким-либо ОГРАНИЧЕНИЕМ ПРЕДЛАГАЕМОГО (например, искусственное сдерживание или снижение производства вообще говоря НЕОБХОДИМОГО товара с целью поддержания высокой цены), или "УБЕЖДЕНИЕМ ЧЕЛОВЕКА В НУЖДЕ". (Так называемые формирование рынка и рекламное стимулирование спроса. Фактически вся реклама и работает на это разрушение личности, на ее ФРУСТРАЦИЮ, когда у нее отнимается даже возможность самостоятельно помыслить о своих нуждах и нормах жизни из-за постоянного навязчивого ПОДСКАЗЫВАНИЯ, апеллирующего к тому же НЕ к мышлению, а к ИНСТИНКТАМ и РЕФЛЕКСАМ, с целью создания наиболее прочного, труднее всего осознаваемого и преодолеваемого стереотипа. По-видимому уже действительно пора ставить вопрос о защите духовного мира личности от рекламы как (буквально) от агрессивного разрушающего вируса, которым личность заражают всеми доступными средствами воздействия.)
В итоге рыночное общество и человек в нем оказывается с явно деформированным спектром потребностей: часто из них, грубо говоря, те, на которых кому-то "легко делать деньги", оказываются искусственные взвинченными и завышенными, в то время как другие, более тонкие и глубокие, которые труднее поддаются коммерческому обсчету и манипуляции по купле-продажной схеме, остаются нереализованными.
Элиот Уайнбергер
БУМАЖНЫЕ ТИГРЫ
Т
Один из советников-англичан махараджи Ревийского рассказывал об оригинальном способе охоты на тигров, изобретенном, по его словам, самим махараджой.
Тот утверждал, что для тигриной охоты ему нужна лишь обезьяна на длинной веревке да какая-нибудь интересная книжка. Забираешься, мол, на махан (специально устроенный помост на дереве), отпускаешь обезьяну, которая тут же скрывается в ветвях, и спокойно читаешь свою книгу. Только приближается какой-нибудь тигр, обезьяна принимается кашлять - это у нее особый такой обезьяний знак, по которому обитатели джунглей сразу узнают о приближении "Шер-Хана". И вот тогда Его Высочество быстро кладет книгу в сторону и берет в руки ружье.
Перелистнул страницу - а перед тобой тигр.
У
Бергассе, 19, 10 марта 1933 года. Х.Д., одна из последних пациенток Фрейда, так рассказывала о своих сеансах с профессором:
Как только я представлю себе какого-нибудь тигра, меня одолевают странные мысли. Что если я сама - тигр? А ну как этот тигр на кого набросится? Вдруг он нападет на старого, слабого, беззащитного профессора? И вообще, пугает ли меня мой собственный страх, или таящийся во мне "зверь" в самом деле способен убить его? Как-то под видом давнишней детской фантазии я рассказала ему обо всем этом. Что, мол, будет, если он возьмет и явится во плоти? "У меня есть защитница", - ответил профессор и указал на Иоффи, маленькую львицу, свернувшуюся у его ног.
И несколько дней спустя:
Я вновь говорила с профессором про игрушечных зверей, и он вспомнил о моих тигриных фантазиях. Нет ли какой-нибудь истории, которая называлась бы как-нибудь вроде "Женщина и тигр"? И я сразу вспомнила - верно, такая есть: "Женщина или тигр".
Q
Некий царь придумал странную процедуру суда. Обвиняемый выходил перед всем народом на арену и должен был открыть одну из двух совершенно одинаковых дверей. За одной сидел тигр, готовый тут же пожрать подсудимого, устанавливая таким образом, что тот виновен. За другой скрывалась женщина, "подобающая ему возрастом и положением", которую он немедленно получал в жены в награду за свою невиновность. (И не имеет никакого значения, женат ли он, содержит ли семью, или сердце его принадлежит другой; царь и мысли не допускал, что подобные пустяки могут помешать претворению в жизнь его великой идеи о сущности награды и воздаяния). Итак, обвиняемый готов был "открыть любую из дверей, совершенно не представляя, что ждет его через мгновение: кровожадная пасть тигра или объятия новоявленной супруги".
Как и следовало ожидать, у царя была дочь, которая конечно же однажды полюбила красивого простолюдина. Прослышав об этом, царь повелел отправить преступного юношу на ту самую арену. За одной дверью его, как водится, поджидал тигр, свирепейший из всех тигров, что бродят по лесам страны, а за другой - девушка, красота которой могла бы поспорить с красотой самой принцессы.
Перед самым испытанием принцессе хитростью удалось разузнать, что именно таилось за одной и за другой дверью, когда юноша вышел на арену, она незаметно махнула ему правой рукой. И тогда он, не колеблясь, открыл правую дверь... Но вот вопрос: какое зрелище сильней могло огорчить "полудикарскую принцессу с горячей кровью": возлюбленный, на куски разорванный тигром, или он же - но живой и в объятиях женщины, быть может, еще привлекательней, чем она сама? Что означал ее знак? Или, как говорится в конце рассказа: "Кто появился в распахнутой двери, женщина или тигр?"
Е
"Женщина или тигр?" - этот рассказ Френка Стоктона был напечатан в 1882 году в "Сентчури мэгэзин" и скоро завладел умами читателей во всем мире. В то время литературные произведения с неопределенной концовкой еще не вошли в моду и раздражали публику, и потому последние 20 лет жизни читатели порядком донимали Стоктона с вариантами завершения истории, а иногда и с угрозами. Например, в 1896 году СанФранцисская газета "Уэйв" сообщала, как однажды пошутил с ним Редьярд Киплинг: шутка его, впрочем, несколько смахивала на остроты какогонибудь восточного деспота.
Стоктон и Киплинг как-то встретились на литературном вечере. После обмена приветствиями Стоктон сказал: "Кстати, Киплинг, я ведь тоже собираюсь как-нибудь побывать в Индии", - на что г-н Киплинг с подозрительной теплотой в голосе отвечал: "Милости просим, старина! Мы все с нетерпением ждем вас! А знаете, что будет с вами там,вдали от родных и друзей? Прежде всего мы заманим вас в джунгли, изловим и крепко свяжем - тут нам помогут верные слуги-индусы. Ну а потом бросим под ноги самому огромному, какой у нас найдется, слону и велим, чтобы он наступил вам на голову, а когда он уже занесет свою ногу, сладчайшим голосом я скажу вот что: "Ну, Стоктон, так кто же все-таки там был, женщина или тигр?.."
А жена Стоктона увековечила в своем дневнике такую вот нелепую историю:
Моя племянница, мисс Эванс, написала нам об одной проповеднице, которая гостила в миссии, действующей в местах обитания Каренов (племена на северо-востоке Бирмы). И будто бы та рассказывала, какое удивление она испытала, когда в одном из отдаленнейших поселений этого племени, где миссионеры появляются крайне редко, ее встретили странным вопросом - не знает ли она, кто в конце концов оказался за дверью, женщина или тигр? Видимо, писала она далее, миссионер, живший в этом поселении до нее, читал им рассказ Стоктона, полагая, что им должны быть по вкусу именно такие истории. А те в свой черед решили, мол, раз она явилась к ним издалека, значит должна знать, чем там все кончилось.
