Карл Юнг - О природе психе
Эти особенности бессознательного состояния очень сильно контрастируют с тем, что происходит с комплексами в сознании. Здесь они поддаются коррекции: они теряют свой автоматический характер и могут быть существенно трансформированы. Они лишаются своего мифологического покрова и, вовлекаясь в адаптационный процесс, протекающий в сознании, претерпевают персонализацию и рационализацию, пока, наконец, не становится возможным их разностороннее обсуждение[48]. Очевидно, что бессознательное состояние, в конечном счете, отличается от сознательного. Хотя, на первый взгляд, процесс в бессознательном протекает так, как если бы это происходило в сознании, с возрастанием диссоциации он вновь нисходит на более примитивный (архаически-мифологический) уровень, приближаясь по своему характеру к лежащему в его основании инстинктивному паттерну поведения и приобретает отличительные качества инстинкта: автоматизм, неуправляемость, реакция по принципу "либо/либо" и т.д. Прибегнув к аналогии со спектром, мы можем сравнить понижение уровня бессознательных содержаний со смещением в сторону края красной области цветовой шкалы — сравнение тем более поучительное, поскольку красный цвет, цвет крови, всегда означал эмоцию и инстинкт[49].
Таким образом, бессознательное является иной средой, чем сознание. В околосознательных областях мало что меняется, поскольку здесь чередование света и тени слишком стремительно. Но именно эта "ничейная земля" имеет для нас неоценимую значимость, если мы хотим дать ответ на вопрос о тождественности психе сознанию. Здесь явственно видно, насколько относительно бессознательное состояние; настолько, в сущности, что возникает искушение прибегнуть к понятиям вроде "подсознательного", чтобы определить более темную область психе. Но столь же относительно и сознание, так как оно охватывает не только сознание как таковое, но и целый диапазон его интенсивности. Между "я делаю это" и "я осознанно делаю это" — бездна несоответствий, иногда вплоть до явных противоречий. Стало быть, существует сознание, в котором преобладает бессознательное, равно как и сознание, в котором господствует осознание "я". Этот парадокс станет вполне понятен, как только мы уясним, что в сознании нет такого содержания, о котором можно было бы с абсолютной определенностью сказать, что оно всецело осознанно[50], потому что это с необходимостью требовало бы немыслимой всецелости сознания, а это, в свою очередь, предполагало бы столь же немыслимую полноту и совершенство человеческого разума. Итак, мы приходим к парадоксальному выводу, что нет такого сознательного содержания, которое не было бы в то же время в каком-то другом отношении бессознательным. Может быть, не существует также и бессознательного анимизма (psychism), который не был бы в то же время сознательным[51]. Последнее предположение сложнее доказать, чем первое, поскольку наше эго, единственная инстанция, способная проверить такого рода утверждение, является точкой соотнесения для всего сознания и не имеет такой же связи с бессознательными содержаниями, а потому не может судить об их природе. Коль скоро речь идет об эго, их можно, с точки зрения любых практических целей, считать бессознательными, но это не означает, что они неосознанны для него в каком-то другом отношении, поскольку эти содержания могут быть известны эго в одном аспекте и неизвестны — в другом, когда они причиняют разлад в сознании. Кроме того, существуют процессы, в которых не усматривается какая-либо связь с сознательным эго и которые вместе с тем кажутся "представляемыми", или "квазисознательными". Наконец, существуют случаи, когда обнаруживается, как мы убедились, присутствие бессознательного эго, а, значит, второго сознания, хотя это, скорее, исключения[52].
В сфере психического компульсивная модель поведения уступает место вариативности, обусловленной опытом и волевыми актами, то есть сознательными процессами. Таким образом, относительно психоидного, рефлекторно-инстинктивного состояния психе предполагает ослабление уз и неустанное уклонение от автоматизма в пользу "избирательных" модификаций. Этот отбор осуществляется частично в рамках сознания, частично вне его, то есть независимо от сознательного эго, а, следовательно, бессознательно. В последнем случае процесс является квазисознательным, как если бы он был "представляемым" и сознательным.
Поскольку нет достаточных оснований предполагать, что второе эго присуще каждому индивиду или же что каждый страдает диссоциацией личности, не следует принимать в расчет идею о втором эго-сознании как источнике волевых решений. Но коль скоро исследования психопатологии и психологии сновидений показали, что существование в высшей степени сложных, квазисознательных процессов в бессознательном весьма вероятно, мы вынуждены признать, что бессознательные содержания по своему состоянию, хотя и не идентичны сознательным, но в чем-то очень "подобны". Остается лишь предположить нечто среднее, существующее между сознанием и бессознательным, а именно — близкое к сознанию, околосознательное состояние. Так как нашему непосредственному опыту доступно лишь рефлектируемое, осмысленное состояние, которое ipso facto (Тем самым (лат.). - Прим. перев.) осознанно и известно, поскольку оно по сути своей состоит в том, что поставляет идеи и другие содержания эго-комплексу, Репрезентирующему эмпирическую личность, то отсюда следует, что всякое другое сознание — лишенное эго или же содержания — фактически немыслимо. Впрочем, нет нужды столь категорично ставить вопрос. На несколько более примитивном уровне эго-сознание у людей в большой мере утрачивает свое значение, и сознание, соответственно, характерным образом модифицируется. В основном оно перестает быть рефлексируемым. И когда мы наблюдаем психические процессы (у высших позвоночных, в частности, у домашних животных), обнаруживаются явления, схожие с сознанием, которые, тем не менее, не дают оснований предполагать существование эго. Как мы знаем из непосредственного опыта, свет сознания имеет много степеней яркости, а эго-комплекс - много градаций выраженности. На животном и на примитивном уровне существует просто "луминозность", свечение, в целом едва ли отличимое от мерцающих фрагментов диссоциированного эго. Здесь, как и на инфантильном уровне, сознание не образует единства, еще не будучи связано единым центром — устойчивым эго-комплексом — и именно мерцание в процессе жизнедеятельности, во внешних или внутренних событиях, инстинктах и аффектах, вызывает пробуждение его к жизни. На этой стадии оно еще подобно цепи островов или архипелагу. Даже на самых высших стадиях оно не бывает полностью интегрированным; скорее, оно способно к неограниченному расширению. Мерцающие острова, а то и целые континенты, все еще могут открыться нам и стать частью нашего современного сознания - феномен, с которым каждодневно сталкиваются психотерапевты. Поэтому мы не погрешим против истины, если будем представлять себе эго-сознание как образование, окруженное множеством точек свечения.
6. Бессознательное как множественное сознание
Гипотеза о множественных точках свечения основывается отчасти, как мы уже видели, на квазисознательном состоянии бессознательных содержаний, а отчасти на сфере явлений, связанных с определенными образами, которые следует рассматривать как символические. Они обнаруживаются в сновидениях и фантазиях современного человека и прослеживаются в исторических свидетельствах. Как, вероятно, известно читателю, одним из важнейших источников символических идей некогда была алхимия. Отсюда я почерпнул, прежде всего, идею scintillae - искр - которые появляются как зрительные иллюзии в "тайной субстанции"[53]. Так, в Aurora consurgens (часть II) говорится: "Scito quod terra foetida cito recipit scintillulas albas" (Знай, что грязная земля быстро вбирает белые искры)[54]. Эти искры Кунрат трактует как "radii atque scintillae" (Лучи и искры (лат.). - Прим. ред.) мировой души, "anima catholica", тождественной духу Божьему[55]. Из этой интерпретации ясно, что кое-кто из алхимиков уже предугадал (обожествлял) психическую природу таких свечений. Это были семена света, рассеянные в хаосе, которые Кунрат называет "mundi futuri seminarium" (семена мира грядущего)[56]. Одна из таких искр - человеческий разум[57]. Тайная субстанция - водяная земля, или земляная вода (limus: грязь) Мировой Сущности -"универсально одухотворилась" посредством "огненной искры мировой души", согласно Премудрости Соломоновой (1:7): "Дух Господа наполняет вселенную"[58]. В "Воде искусства", в "нашей Воде", которая есть также не что иное, как хаос[59], следует усматривать "огненные искры мировой души как чистые Formae Rerum essentiales"[60] (Сущностные формы вещей (лат.). — Прим. ред.). Эти formae[61] соответствуют идеям Платона, на основании чего можно приравнять scintillae к архетипам, если предположить, что формы, "накапливаемые над небесами", суть философская версия последних. Исходя из этих алхимический видений можно заключить, что архетипы несут некое сияние, или квазисознание, и что нуминозность обусловливает луминозность. У Парацельса, похоже, можно найти намек на это. Последующее взято из Philosophia sagax (Проницательная философия (лат.). — Прим. ред.): "И так же, как мало что в человеке может существовать без божественного нумена, точно так же мало что может существовать в человеке без природного лумена. Человек становится совершенным посредством нумена и лумена, и только посредством эти двух [начал]. Все происходит из этих двух [начал], и эти два [начала] присутствуют в человеке, но без них человек суть ничто, тогда как они могут существовать без человека"[62]. В подтверждение этого Кунрат пишет: "Существуют Scintillae Animae Mundi igneae, Luminis nimirum Naturae, огненные искры мировой души, то есть природного света ... рассеянного, или всепроникающего по всему великому мирозданию, во все, порождаемое стихиями"[63]. Эти искры исходят из "Ruach Elohim", Духа Божьего[64]. Среди scintillae он различает "scintilla perfecta Unici Potentis ac fortis" (Искра совершенная. Исключительно Могучая и Сильная (лат.). -Прим. ред.), которая есть эликсир, а, следовательно, сама тайная субстанция[65]. Если мы вправе сравнить эти искры с архетипами, то очевидно, что Кунрат особо выделяет один из них. Его представляют также как Монаду или Солнце, причем и то и другое указывает на нечто Божественное. Подобный образ можно обнаружить в послании Игнатия Антиохийского к ефессянам, где он пишет о пришествии Христа: "Как же тогда он явился в мир? Звезда засияла в небе над звездами, и ее свет был невыразим, и ее новизна изумляла, и все другие звезды, вместе с солнцем и луной, собрались хором вокруг этой звезды "..." [66]. Отмечу мимоходом, что с точки зрения психологии, Одну искру, или Монаду следует рассматривать как символ Самости.
