Уолтер Липпман - Общественное мнение
Вместо четырех прохожих возле уличного столба представьте правительства, партии, корпорации, общества, социальные и профессиональные группы, университеты, секты, национальные группы. Подумайте о законодателе, который голосует за правовой акт, касающийся народов, живущих на огромном расстоянии от него; о государственном деятеле, принимающем решение. Подумайте о мирной конференции, перекраивающей границы Европы; о дипломате, который находится за рубежом и пытается разгадать намерения как своего правительства, так и правительства иностранного государства; о бизнесмене, который устанавливает контакты, чтобы начать дело в экономически отсталой стране; об авторе передовиц, призывающем к войне; о священнике, обращающемся к полиции с требованием ограничить увеселительные мероприятия. Подумайте о посетителях клуба, замышляющих забастовку; о членах кружка кройки и шитья, намеревающихся упорядочивать работу школ; о судьях, размышляющих, может ли законодательное собрание штата Орегон установить продолжительность рабочего дня для женщин. Подумайте о кабинете министров, который собрался, чтобы решить вопрос о признании правительства; о партийной конференции, составляющей платформу действий и выбирающей своего кандидата для участия в каком-либо мероприятии; о двадцати семи миллионах избирателей, что бросают свои бюллетени в урны для голосования; об ирландце из Корка, думающем об ирландце из Белфаста; о Третьем Интернационале, планирующем изменить жизнь общества; о совете директоров, рассматривающем требования работников своих предприятий; о юноше, выбирающем карьеру; о торговце, оценивающем спрос и предложение на предстоящий сезон; о наблюдателе, предсказывающем ход развития событий на рынке; о банкире, раздумывающем, вкладывать или не вкладывать капитал в новое предприятие; о рекламодателе; о потребителе рекламы… Подумайте о разных категориях американцев, размышляющих, что такое «Британская империя», «Франция», «Россия» или «Мексика». Все они не слишком отличаются от четырех прохожих, встретившихся у зеленого фонарного столба, описанного Честертоном.
6Итак, прежде чем углубиться в джунгли неясностей, касающихся врожденных различий между людьми, имеет смысл сосредоточиться на удивительных различиях в представлениях людей о мире[77]. Я не сомневаюсь в существовании важных биологических различий между людьми. Поскольку человек — это животное, было бы странно, если бы их не было. Но когда речь идет о людях как о рациональных существах, невозможно обобщить данные об их поведении, прежде чем будет достигнуто примерное сходство между средами их обитания.
Прагматическая ценность этой идеи состоит в том, что с ее помощью мы вносим уточнение в тянущуюся со времен античности дискуссию о природе и воспитании; врожденных качествах и окружении. Ведь псевдосреда — это гибрид, образованный путем сочетания «человеческой природы» и «условий». С моей точки зрения, этот гибрид хорошо показывает бессмысленность заключений о необходимых общественных условиях и о том, что представляет собой человек и каким он будет, на основании наблюдений за его деятельностью. Ведь мы не знаем, как люди будут действовать, реагируя на события в Большом Обществе. Нам наверняка известно только их поведение в ответ на то, что спокойно можно назвать самой неадекватной картиной Большого Общества. Основываясь на подобных данных, никаких достоверных выводов относительно человека или Большого Общества сделать нельзя.
Итак, вот ключ к нашему исследованию. Мы допускаем, что человеческие поступки основываются не на прямом и очевидном знании, а на картинах, которые индивид рисует сам или получает от кого-то другого. Если в его атласе говорится, что мир плоский, он не станет близко подплывать к тому месту, которое он полагает краем земли, опасаясь свалиться. Если на его карте изображен фонтан вечной молодости, то какой-нибудь Понсе де Леон[78] отправится на его поиски. Если некто откопает кусок породы желтого цвета, похожей на золото, он в течение какого-то времени будет действовать так, как будто и в самом деле нашел золото. То, как люди представляют себе мир, определяет в данный конкретный момент, что они будут делать. То есть определяет их усилия, их ощущения, надежды, но не определяет достижений и результатов. На что рассчитывают те, кто громче всех кричит о «материализме» и презрении к «идеологам», — коммунисты марксистского направления? На то, что посредством пропаганды можно сформировать группу, которая осознаёт свои классовые интересы. Но что такое пропаганда, если не стремление изменить картину, на которую реагируют люди, подставить одну социальную модель поведения (pattern) вместо другой? Что такое классовое сознание, если не способ осознания мира? Сродни национальному сознанию, но иначе направленное? Не «сознание рода» профессора Гиддингса[79], но существующее как процесс, в ходе которого мы верим, что распознаем среди множества людей тех, кто маркирован как представитель нашего рода?
Попробуйте объяснить социальную жизнь как процесс поиска удовольствий и стремление избежать боли. Очень скоро вы скажете, что и гедонизм не отвечает полностью на вопрос. Поскольку, даже если предположить, что человек действительно преследует эти цели, остается в стороне проблема, почему он думает, что именно таким образом можно достичь удовольствия? Можно ли считать, что человек руководствуется своим сознанием (conscience)? Тогда как в таком случае объяснить конкретный тип его сознания? Теорией экономического эгоизма? Но как люди приходят к пониманию, в чем именно состоит их интерес? Что это: желание безопасности, престижа, доминирования или то, что весьма неопределенно называется самореализацией? Что люди подразумевают под личной безопасностью, престижем, превосходством над другими? Что они понимают под самореализацией? Удовольствие, боль, муки совести, чувство защищенности, рост авторитета, усовершенствование навыков в определенной области — вот что движет человеком. Наверное, существуют какие-то неосознанные предрасположенности, которые влекут его к достижению подобных целей. Но ни формулировка цели, ни описание, каким образом достичь ее, не могут объяснить, как, в конце концов, поведет себя индивид. Сам по себе факт, что люди строят предположения, доказывает, что их псевдосреды, их внутренние образы мира определяют их образ мышления, настроения и деятельности. Потому что, если бы связь между действительностью и реакцией на нее людей была прямой и непосредственной, а не косвенной и основанной на определенных выводах, не существовало бы нерешительности и неудовлетворительных результатов. Если бы каждый из нас чувствовал себя столь же уютно в этом мире, сколь удобно чувствует себя человеческий зародыш во чреве матери, у Бернарда Шоу не было бы оснований изречь, что ни одному человеческому существу, за исключением первых девяти месяцев его существования, не удается так же удачно решать свои проблемы, как это делает растение.
Основная проблема применения психоаналитической схемы к политическому мышлению возникает именно в связи с этим. Фрейдисты озабочены тем, что отдельные индивиды не умеют приспосабливаться к другим индивидам и к конкретным обстоятельствам. Они предположили, что если бы можно было скорректировать внутренние психические расстройства, то раз и навсегда было бы установлено понятие нормы в человеческих отношениях. Но общественное мнение имеет дело с косвенными, невидимыми и загадочными событиями, где ничто не является очевидным. Ситуации, к которым относится общественное мнение, выступают как мнения. Психоаналитик же почти всегда допускает, что окружение познаваемо, а если не познаваемо, то по крайней мере приемлемо для любого незамутненного рассудка. Подобное допущение является проблемой для общественного мнения. В отличие от психоаналитика, принимающего как данность легко познаваемую среду, социальный аналитик стремится изучить, как понимается широкое политическое окружение и что надо сделать для более полного его понимания. Психоаналитик исследует взаимодействие X со средой, а социальный аналитик — взаимодействие X с псевдосредой.
Конечно, социальный аналитик находится в вечном долгу перед новой психологией, и не только потому, что при правильном применении она помогает встать людям на ноги, приблизить желаемое, но и потому, что исследование снов, фантазий и рационализации проливает свет на то, как складывается псевдосреда. Но он не может принять в качестве критерия то, что называется «нормальной биологической карьерой»[80] в рамках существующего социального порядка или карьерой, «свободной от религиозных ограничений и догматических условностей» за пределами социального порядка[81]. Что социолог понимает под выражением «нормальная общественная карьера»? Или под выражением «жизненный путь, свободный от запретов и условностей»? Критики-консерваторы, разумеется, выступают за первый способ построения карьеры, а романтики — за второй. Но подобные позиции критиков означают, что они принимают окружающий мир как само собой разумеющийся. Тем самым они признают, что общество — это нечто, соответствующее их представлению о норме или о свободе. Оба представления являются, по сути, общественными мнениями, и если психоаналитик, как врач, может просто принять их, то социолог не может воспользоваться продуктами существующего общественного мнения как критериями при изучении общественного мнения.
