Символическая жизнь - Карл Густав Юнг
Толкование символов и снов требует ума. Этот процесс невозможно превратить в механическую систему. Он требует как растущего знания об индивидуальности сновидца, так и непрерывно пополняющегося самосознания со стороны толкователя. Ни один опытный специалист в этой области не будет отрицать, что существуют эмпирические правила, доказавшие свою полезность, но при применении которых необходимо быть в высшей степени благоразумными и осторожными. Можно следовать всем нужным правилам и все равно прийти к полной ерунде из-за того, что упущена показавшаяся малозначительной деталь. Но даже человека с высоким интеллектом может «занести» на «неправильную» дорогу, если он никогда не учился использовать свою интуицию или чувства, которые, как это ни прискорбно, могут оказаться на весьма низком уровне развития.
Когда мы пытаемся понять символы, то сталкиваемся не только с самим символом, но прежде всего перед нами возникает целостность индивида, воспроизводящего эти символы. А это включает исследование культурного фона того или иного символа, в процессе чего происходит заполнение многих пробелов в собственном образовании. Я положил себе за правило рассматривать каждый случай как совершенно новое дело, о котором мне ничего не известно. Рутинные ответы могут оказаться полезными и практичными, пока имеешь дело с поверхностным уровнем, но как только касаешься жизненно важных проблем, то тут уже сама жизнь берет верх и даже самые блестящие теоретические построения оказываются подчас пустыми словами.
Это создает особые трудности при обучении различным методам и приемам. Как уже было сказано, ученик должен приобрести большой объем специализированных знаний, которые повлияют на формирование необходимого умственного кругозора. Однако самое главное – умение обращаться с полученным инструментом – ученик сможет приобрести только после того, как сам пройдет анализ, который ознакомит его с его собственными конфликтами. При этом могут возникнуть определенные трудности с некоторыми так называемыми нормальными, но лишенными воображения индивидами. Они, например, будут неспособны осознать такой простой факт, что психические события происходят с нами спонтанно. Такие люди предпочитают полагать, что все с ними случающееся либо вызвано их собственными поступками, либо является патологией, лечить которую следует с помощью таблеток или уколов. Их пример показывает, насколько близки «бестолковая» нормальность и невроз, причем такие люди становятся легкой добычей психических эпидемий.
Воображение и интуиция являются существенно важными в нашем понимании. И хотя существует расхожее мнение, что они нужны главным образом поэтам и художникам (что в «разумных» делах им лучше не доверять), фактически они в равной степени важны и в более высоких областях науки. Здесь они также все в большей и большей степени играют важную роль, дополняя «рациональный» интеллект при решении частных проблем. Даже физика, самая строгая из всех наук, в удивительной степени зависит от интуиции, работающей на путях бессознательного (хотя позднее можно продемонстрировать логические ходы, которые ведут туда же, куда и интуиция).
Интуиция – бесценное качество в толковании символов, и зачастую можно быть уверенным, что они молниеносно понимаются спящим. Но хотя такое удачное предчувствие может оказаться субъективно убедительным, оно также может быть и опасным. Оно легко приводит к фальшивому чувству безопасности. Может, например, склонить и сновидца, и толкователя к продолжению легких и уютных отношений, выливающихся в некий род взаимного сна. Здоровая основа действительно разумного знания и морального понимания оказывается потерянной, если удовлетвориться пониманием «предчувствия». Объяснить и знать можно, лишь сводя интуицию к точному знанию фактов и логических связей между ними. Честный исследователь должен допустить, что он не всегда может сделать это, но было бы нечестным не держать это все время в голове. И ученый – тоже человек. Поэтому для него естественно не любить вещи, которые он объяснить не может. Всеобщей иллюзией является вера в то, что наше сегодняшнее знание – это все, что мы можем знать вообще. Нет ничего более уязвимого, чем научная теория; последняя – всего лишь эфемерная попытка объяснить факты, а не вечную истину.
7. Лечение расщеплении
Когда психолог-медик обнаруживает интерес к символам, то прежде всего интересуется «естественными» символами в отличие от символов «культурных». Первые происходят из бессознательных содержаний психического и поэтому представляют громадное множество вариаций основных архетипических образов. Во многих случаях они могут быть прослежены до своих истоков, архаических корней, т. е. до идей и образов, которые мы встречаем в самых древних записях и у первобытных обществ. С другой стороны, культурные символы – это, в сущности, то, чем пользовались для выражения «вечных истин» и что во многих религиях используется до сих пор. Эти символы прошли через множество преобразований, через процесс более или менее сознательного развития и таким образом стали коллективными образами, принятыми цивилизованными обществами.
Тем не менее такие культурные символы сохраняют в себе еще много от своей первоначальной нуминозности или «колдовского» начала. Известно, что они могут вызывать глубокий эмоциональный резонанс у некоторых людей, и такой психический заряд заставляет их действовать во многом так же, как и в случае суеверий или предрассудков. Они относятся к тем факторам, с которыми вынужден считаться психолог, и было бы глупо игнорировать их лишь потому, что в рациональных понятиях они выглядят абсурдными и несущественными.
Культовые символы – важные составляющие нашего ментального устройства, и они же – жизненные силы в построении человеческого образа, а поэтому не могут быть устранены без значительных потерь. Там, где они подавляются либо игнорируются, их специфическая энергия исчезает в бессознательном с непредсказуемыми последствиями. Психическая энергия, кажущаяся утраченной, на самом деле служит оживлению и усилению всего, что лежит на верхнем уровне бессознательного, – тенденций, которые иначе не имели бы случая выразить себя или, по крайней мере, не имели бы возможности беспрепятственного существования в сознании. Такие тенденции формируют постоянно присутствующую и потенциально разрушительную «тень» нашего сознательного разума.