Юджин Джендлин - Фокусирование. Новый психотерапевтический метод работы с переживаниями
Является ли познавательная способность основой для организации опыта?
Существует некое основное теоретическое различие между когнитивной психотерапией и другими подходами. Сейчас нет необходимости обосновывать их, однако эти различия следовало бы понимать. Когнитивная психотерапия исходит из предположения, что любой человеческий опыт детерминируется познавательной способностью, сознательными либо бессознательными исходными предпосылками. Противоположная точка зрения состоит в том, что когнитивные предпосылки имеют поверхностный характер и просто скрывают за собой более глубокие факторы биологического, психического и межличностного бытия индивида. Обе точки зрения являются упрощенными.
На наше тело и межличностные взаимодействия влияют многие более основополагающие факторы, а когнитивные способности — просто дальнейшая организация человеческого опыта. Мы убеждаемся, что животные также действуют в соответствии с определенными формами соотношений, сложившимися в окружающей среде, хотя и не пытаемся предполагать, что животные специально “думают” об абстрактных соотношениях как о чистых формах познания. Человеческий опыт также не организован на основе отдельных познавательных процессов.
Когда мы впервые констатируем отношения когнитивного характера, можно ли сказать, что они действительно существуют в форме, отмечаемой нами? Нет, но если эти отношения действительно оказываются подходящими, тогда сама возможность открыто выразить их становится дальнейшим развитием опыта.
Чем является мышление, связанное с переживанием?
Мышление — важная способность человека. Оно выстраивает и перестраивает наш мир, играя важную роль в развитии человека. Однако использование мышления в качестве пути психотерапии приобрело плохую репутацию, так как мышление слишком легко можно использовать неправильно. Действительно, когда оно отделено от других форм опыта, его называют “интеллектуализацией”, приводящей к весьма незначительным психологическим изменениям.
Большинство людей не знают, что возможна форма мышления, связанная с переживаниями. Ведь обычно нас учат, что данный процесс должен быть отделен от переживаний. И даже желая обдумать какие-либо переживания, мы часто не используем непосредственное ощущение, с этими переживаниями связанное. Когда появляется первая мысль о переживании, мы отодвигаемся от нее, приближаясь к следующим мыслям и уже не обращаясь к самому переживанию, чтобы оценить, насколько наши мысли ему соответствуют. Обычно люди говорят: “Я думаю, мои чувства являются тем-то и тем-то”, и на этом основаны их дальнейшие мысли. Так возникают выводы, которые никто уже не сравнивает с самим переживанием, чтобы выяснить, действительно ли данные выводы раскрывают переживание и расширяют наше понимание его или же оказываются насилием над переживанием.
Такие эффекты могут быть отмечены, когда мы беседуем с кем-то о фильме, который произвел на нас сильное впечатление. Однако анализ фильма может привести к тому, что мы утратим это впечатление. Может оказаться, что наши мысли не способны выразить впечатление, которое начнет все больше и больше съеживаться, пока полностью не умрет. После этого нам останется только пожалеть, что мы затеяли анализ фильма. Однако может быть и так, что анализ впечатления, произведенного фильмом, будет все больше и больше его усиливать, раскрывать и проявлять его сущность. От чего зависит такое отличие?
Мы сумеем понять это — и соответствующим образом направить свои мысли, — если начнем проверять все этапы развития наших мыслей, а не просто будем дожидаться завершения их последовательности. На каждом из этих этапов мы сможем почувствовать, как мысли влияют на переживания. Если само переживание станет “съеживаться” под влиянием наших мыслей, можно быстро “отложить” эту мысль и попробовать найти другую, усиливающую переживание.
Иногда мы совершаем серию последовательных шагов для достижения чисто логического результата, но затем нам придется все равно вернуться к проверке, что же именно данный результат дает нашему непосредственному переживанию.
Обычно мы довольно быстро можем отбросить мысль, приводящую к утрате непосредственного переживания. Можно подождать появления других мыслей, связывающих нас с непосредственным чувством и усиливающим его. Некоторое время спустя к нам приходит мысль, на которую откликается переживание, после чего мы следуем уже не только тому, что содержала в себе мысль, но и тому, что открылось в новом переживании.
Такой тип мышления как раз и необходим нам во время психотерапии. Это не “интелектуализация”, поскольку слова и понятия не функционируют сами по себе, — они должны лишь способствовать дальнейшему развитию переживаний. Однако на основании изолированного понятия мы не можем определить, подходит ли оно для такой цели. Это выяснится лишь в том случае, если клиент попытается непосредственно почувствовать свое переживание.
Однако в этом есть и нечто большее: переживание по самой своей природе обладает способностью развиваться и усиливаться, стремясь стать чувствуемым ощущением события, эмоции или проблемы. Таким образом, это трудноуловимое “нечто” может быть постигнуто прямо сейчас, а связанное с ним чувствуемое ощущение будет раскрыто и станет развиваться дальше.
В некоторых видах когнитивной психотерапии признается, что сама по себе познавательная способность не настолько эффективна. Поэтому Эллис изменил название своего метода — “рациональная психотерапия” — на “рационально-эмотивная” (Ellis, 1962). Однако эмоции не являются ключевой формой переживаний. Когда индивид обращается к чувствуемым ощущениям, он обнаруживает, что эмоции представляют собой часть общей целостной структуры переживания. Так изменения в чувствуемом ощущении вызывают появление новых эмоций и форм познания, подталкивающих жизнь вперед.
Различия между когнитивным и некогнитивным носят временный характер
Если мы рассмотрим в качестве примера фокусирование, то обнаружим когнитивное устремление обратиться к самому себе: “Пусть у меня возникнет чувствуемое ощущение этого”. С другой стороны, телесное внимание и возникновение чувствуемого ощущения не является когнитивным устремлением, но вопрос “Каково же качество всего этого?” имеет явно когнитивный характер.
Когда проявляется чувствуемое ощущение и у индивида возникает что-то новое, необходимо быть готовым принять все, что будет возникать. Эта готовность является намеренной когнитивной реакцией, и ей необходимо специально учиться. Индивид может на время отложить (хотя и не отбрасывать полностью) свое несогласие и оговорки, связанные с тем, что у него возникает, для того чтобы происходило дальнейшее развитие ощущений. Затем, если когнитивные аспекты продолжают отличаться, он начинает задавать себе вопросы о чувствуемом ощущении, делая это до тех пор, пока оба аспекта не изменятся настолько, что между ними больше не будет различия.
Убеждения обычно включены в переживания, и потребуется сделать много новых шагов, пока не появится возможность обдумать их отдельно. Например, одна из моих клиенток почувствовала следующее: если мужчина захочет вступить с ней в сексуальный контакт, у нее не будет выбора и придется в любом случае согласиться. Поэтому она просто избегала всяких сексуальных ситуаций. Это отношение к мужчинам на протяжении долгого времени никак не изменялось в процессе психотерапии, хотя на когнитивном уровне мы не раз подтверждали право клиентки уклоняться от сексуальных контактов, если она не хочет этого. В такой же мере мы подтверждали ее право на контакты при наличии желания. И то, и другое право на когнитивном уровне воспринималось одинаково уместным, однако никак не было связано с чувством, что у нее нет выбора. Телесное ощущение “нет выбора” привело к необходимости совершения многих новых шагов в ходе психотерапии. Однако только после того как изменилось многое другое, у клиентки раскрылось чувство “отсутствия выбора”. Она сделала открытие: “Я действительно имею право отказаться, если не хочу; ну а если хочу, то имею ли я право отказаться?”
Этот пример показывает, что (1) когнитивные установки сами по себе могут оказаться неэффективными и (2) что же именно психотерапевты когнитивной ориентации называют “бессознательными убеждениями” (в данном случае при возникновении сексуального возбуждения клиентка не имеет права отказаться от секса).
Могли бы подобные когнитивные утверждения оказать клиентке помощь ранее? Возможно, и могли бы. Психотерапевт когнитивной ориентации, знающий, каких убеждений придерживаются клиенты в подобных случаях, мог бы высказать их и тем самым сэкономить время. Однако данный пример показывает: если психотерапевт не знает убеждений клиентки, ему необходимо работать “на грани” телесных ощущений до тех пор, пока не станет ясным соответствующее убеждение. В ином случае ни психотерапевт, ни клиентка не узнают всех факторов, влияющих на ее неспособность отказаться. Поэтому просто изменения на когнитивном уровне здесь ничем не помогут.
