Хайнц Кохут - Восстановление самости

64

Что касается намека на перенос (кто-то стоит позади и смотрит), который не важен в данном контексте, я только скажу, что неясный образ аналитика является точкой пересечения двух линий ассоциаций — первой, ведущей к потребности в конструктивном присутствии отца как объекта самости, и второй, ведущей к страху деструктивного присутствия матери как объекта самости.

65

Недавно Эдельгейт (Edelheit, 1976) применил понятие комплементарности к «отношениям между психологическим описанием и нейрофизиологическим».

66

Вновь (лат.). — Прим. пер.

67

Я думаю, что исследование нарциссических нарушений у сыновей великих людей могло бы принести больше пользы с позиции креативного нарциссизма отцов (ср. Hitschmann, 1932, р. 151), чем с традиционной позиции соперничества и неудачи. Почему столь многим из них жилось плохо? И почему некоторые из них избежали такой участи?

68

Символическое изображение родительских фигур, которые не могут воспринимать себя участниками имеющей ясную цель скоротечной жизни, содержится в мифах, описывающих неспособность умереть (истории Летучего Голландца и Вечного Жида).

69

Я не усложняю здесь проблему, принимая во внимание позицию культурологов, что эдипов комплекс классического психоанализа присущ только некоторым социальным организациям.

70

Схема в работе Кохута и Зайтца (Kohut, Seitz, 1963, p. 136) иллюстрирует, что эти глубокие слои в психике аналитика не вытесняются и не изолируются каким-либо другим способом от психической поверхности вследствие горизонтального расщепления; она также демонстрирует взаимосвязь между глубиной и поверхностью.

71

Очень часто аналитики бывают чувствительными ко всему, что сопряжено со сложным вопросом о том, в чем состоит правильная терапевтическая установка в аналитической ситуации. Я думаю, что наша чувствительность не столь велика из-за защит, связанных с выявлением скрытых контрпереносов, и скорее является следствием нашей тенденции нарциссически оценивать свою терапевтическую деятельность, свой индивидуальный стиль, достигнутое мастерство, — словом, что здесь проявляются дериваты представлений о всемогуществе и всеведении. Во всяком случае, я бы сказал, что реакцией на сомнения в наших высоко ценимых терапевтических умениях и в теории, на которую опираются наши методы, является уязвленная гордость. Те же, кто подвергает сомнению традиционную установку безмолвной отзывчивости и эмоциональной сдержанности, вскоре услышат, что они выступают за «дикий анализ» и «корректирующий эмоциональный опыт» — и вместе с тем, что они «стреляют из пушки по воробьям».

72

Дифференциация двух разных типов недостатка эмпатии со стороны объектов самости ребенка — один в результате гиперстимуляции объектами самости ведет к структурному неврозу, другой вследствие эмоциональной дистанции объектов самости ведет к нарушениям самости — будет обсуждаться в заключительной главе данной книги. Я отмечу здесь только то, что под «гиперстимуляцией» я не имею в виду открытое сексуальное совращение, о котором якобы помнили истерические больные Фрейда, — воспоминания, которые Фрейд разоблачил как проявления желаний-фантазий ребенка. Проявления неэмпатического совращения взрослыми детей, о которых я говорю, являются тонкими, и их не так просто вспомнить или реконструировать в процессе анализа. Тем не менее я считаю, что они оказывают значительное влияние, поскольку являются следствием определенного типа взрослой психопатологии. Поэтому я полагаю, что раскрытые Фрейдом детские фантазии, стоящие за воспоминаниями о совращении, не являются универсальными спонтанно возникающими психическими образованиями, а выражают искаженную жизнь фантазий гиперстимулированных детей.

73

Я думаю, что с таким результатом — своего рода накликанной бедой — особенно часто сталкиваются аналитики, терапевтическая позиция которых прямо или косвенно испытывает на себе влияние теоретических постулатов Мелани Кляйн.

74

Я бы хотел здесь сделать следующие комментарии по поводу психосоциального экскурса, который решил совершить. Во-первых, указывая на изменения преобладающей психологической задачи человека, я оставляю в стороне историческую стадию — ее можно назвать допсихологической стадией, — когда энергия человека чуть ли не полностью была направлена на то, чтобы справиться с внешними опасностями ради его выживания. И, во вторых, я ограничиваю мои рассуждения популяциями достаточно устойчивых, более или менее высокоразвитых в промышленном отношении демократических обществ западного мира. Ко второму моему комментарию я бы, однако, добавил, что, по моему впечатлению, вскоре — если рассматривать в широкой исторической перспективе — психологические проблемы, которые можно сейчас ощутить только в нашем западном демократическом обществе, будут ощущаться людьми, живущими при тоталитарном режиме и в неразвитых странах, социальная организация которых отлична от нашей.

75

По поводу того, что дети, лишенные идеализируемых родителей, идеализируют своих ровесников, см. работу Бронфенбреннера (Bronfenbrenner, 1970, р. 101–109).

76

Это представление наиболее четко выразил Аугуст Айххорн в письме, адресованном Р. С. Айсслеру (Eissler, 1949, р. 292). «Внутрисемейное равновесие, — писал он, — поддерживается за счет ребенка, который, не выдерживая этой ноши… становится делинквентным или невротиком». В результате психотерапевтического лечения, — пишет далее Айххорн, — ребенок теперь «защищается от либидинозной перегрузки, а член семьи, который неправильно с ним обращался и использовал для собственных нужд, становится в итоге невротиком». Эти потребности скрыто гиперстимулирующего невротического родителя и открытое проявление у него невроза, когда ребенок «защищается», можно сравнить с потребностями родителей со скрытым нарушением самости (о чем уже говорилось выше), которые вызывали слияние с ребенком и у которых в конечном счете проявлялась серьезная патология самости, когда это слияние разрушалось (р. 208–209).

77

Пожалуй, уже слишком поздно теперь предпринимать систематическое исследование влияния прислуги на формирование личности у детей во времена Фрейда, то есть на рубеже столетий. Моя гипотеза, что наличие прислуги могло отягощать «эмоциональную ношу» гиперстимулированного ребенка, но вместе с тем противодействовало влиянию нарциссической депривации, подтверждается тем, что по крайней мере в среднем классе жителей Вены прислуга, состоявшая тогда в основном из молодых, незамужних здоровых девушек родом из сельской местности, не имевших родственников и друзей в большом городе, глубоко вовлекалась в жизнь семей, в которых она работала. И то, что дети становились эмоциональными мишенями этих подвергавшихся эмоциональной депривации молодых женщин, с одной стороны, увеличивало вероятность эмоциональной перегрузки детей, но, с другой стороны, противодействовало недостаточной стимуляции и эмоциональной изоляции детей, родители которых страдали нарциссическими нарушениями личности. Хотя в настоящее время в Европе и Северной Америке роль прислуги с точки зрения эмоциональных переживаний ребенка изменилась, в мире есть регионы, например, некоторые южноамериканские страны, где ситуация сходна с ситуацией в Вене в начале века, что делает возможным социально-психологическое исследование данной проблемы.

78

Переход от преобладания одной формы психопатологии (структурных неврозов) к другой (патологии самости), как я отмечал выше, является постепенным, и у нас нет надежного способа количественной оценки произошедших уже изменений. Использование анкет, где бы аналитикам был задан вопрос о проценте случаев анализа пациентов с патологией самости и с патологией, вызванной структурным конфликтом, в настоящее время не принесло бы нам удовлетворительных результатов. Те аналитики, которые по разным причинам отвергают диагностические категории нарциссических нарушений личности и других нарушений самости и которые продолжают считать, что вся поддающаяся анализу психопатология в конечном счете обусловлена конфликтами из-за объектно-инстинктивных желаний эдипова периода, сообщили бы, что не встречались с какими-либо болезнями самости. С другой стороны, те, кто лишь совсем недавно познакомился с психологией самости и проникся ее идеями, возможно, будут переоценивать распространенность психопатологии самости. И даже если они объективны в своих суждениях или стали более объективными, действительно интегрировав свои новые представления, и даже если они признают существование обеих форм поддающихся анализу психологических заболеваний, вполне может быть, что их внимание привлекали к себе в основном пациенты, страдавшие патологией самости.