Мы все нарциссы? Феномен нарциссизма от мифологии до патологии - Витторио Линджарди
После множества древних вариаций сюжета о Нарциссе мы подходим к пьесе «Эхо и Нарцисс», которую Кальдерон де ла Барка написал в 1661 году. В ней беременная Лириопа укрывается у мага Тиресия, который приобщает ее к магическим искусствам и предсказывает, что ее сын Нарцисс умрет оттого, что увидит или услышит прекрасное существо. Лириопа решает воспитывать сына в пещере, изолировав его от мира. Однажды Нарцисс удаляется от пещеры, встречает Эхо и мгновенно влюбляется в нее, но, вспомнив наставления матери, убегает. Лириопа очень переживает за сына и решает с помощью заклинания лишить Эхо голоса, как в мифе это сделала Юнона, оставив нимфе только способность повторять чужие слова. Тем временем Нарцисс видит свое отражение в ручье и влюбляется в него еще сильнее, чем в Эхо. Сама коварная Эхо, встав за спиной у Нарцисса, пытается убедить его, что в воде он видит ее образ. Нарцисс перестает понимать что-либо и верит, что у нимфы два тела. Тогда Лириопа, также встав за спиной сына, заставляет его осознать ошибку. Нарцисс понимает, что красота, лишившая его рассудка, – это его красота. Юноша впервые в жизни оказывается во власти реальности, похищенной его матерью. В последнем акте и смятение, и жизнь Нарцисса гаснут в одно мгновение. И вновь на месте его смерти распускается цветок.
Крылья Икара
Понять сложность нарциссизма нам поможет еще один миф – миф о Дедале и Икаре. К нему обращается психоаналитик Стивен Митчелл в эссе 1986 года. Думаю, сюжет этого мифа всем известен, но я все же перескажу его кратко. Дедал, выдающийся афинский архитектор и скульптор, был приговорен к изгнанию на Крит за убийство своего племянника Талоса, которого он сам обучал ремеслу, пока не увидел в талантливом юноше соперника. На Крите царь Минос радушно принял Дедала и поручил ему построить лабиринт для заточения Минотавра. Но Ариадна, дочь Миноса, обратилась к Дедалу за советом, как помочь Тесею убить Минотавра и выбраться из лабиринта. Благодаря его подсказке она дала возлюбленному нить, Тесей не заблудился и вышел из лабиринта невредимым. Когда Ариадна и Тесей сбежали, Миносу оставалось лишь со злости заточить Дедала вместе с его сыном Икаром в лабиринте, который он сам построил. Дедал нашел способ выбраться: он смастерил две пары крыльев для себя и для Икара, чтобы они вместе могли улететь из заточения. Дедал просил сына держаться рядом с ним и не подлетать слишком близко к солнцу, чтобы тепло не растопило воск, скреплявший перья. Но Икар, опьяненный полетом, ослушался отца, отдалился от него, крылья распались, и юноша упал в море. «Мифологическая фигура Икара, – пишет Митчелл, – наглядно показывает напряженные отношения между ребенком и родительскими иллюзиями». Использование крыльев «требует подлинно диалектического равновесия»: если лететь слишком высоко, солнце может растопить крылья, если лететь слишком низко над океаном, крылья могут промокнуть. Эссе Митчелла помогает понять роль родительских иллюзий в нарциссическом развитии детей. В реальной жизни все мы сталкиваемся (часто на протяжении всей жизни) с иллюзиями и ожиданиями наших родителей: «Как и Икар, все мы носим Дедаловы крылья».
Гадда объясняет то же в письме Джанфранко Контини, где он называет свой роман «Познание страдания» «отчаянной попыткой оправдать мою юность “обреченного на неудачу нарциссическим эгоизмом и безумным эгоцентризмом предшественников, стариков и авторов моих лет в особенности”». Стиль и высота нашего полета зависят от дедаловых крыльев. Некоторым из нас удается наслаждаться полетом и придавать ему собственное направление. Другие становятся жертвами веса родительских иллюзий и в конечном итоге взлетают слишком высоко и сгорают или, напротив, так и не могут оторваться от земли. Многим кажется, что они летят как и куда хотят, но профессионал всегда может отличить принудительный напряженный полет от легкого и свободного.
Основные психоаналитические модели нарциссизма в 1980-х годах были представлены двумя несовместимыми теориями: одна из них рассматривала черты нарциссической личности – скажем, ее грандиозность или идеализацию – как регрессивные способы защиты от разочарования, зависти или зависимости; другая видела в них результат родительской неспособности принимать и ценить ребенка, восхищаться им и его творческой потребностью в величии и совершенстве. В первом случае, как пишет Митчелл, прототипический нарцисс – это сумасшедший, ребенок или дикарь, во втором – творческий человек, художник, погруженный в собственные иллюзии и вдохновение. Митчелл, напротив, хочет поставить на видное место в теории нарциссизма характер родителей и их фантазии. Многие нарциссические черты развиваются на ранней стадии в семейном контексте и переносятся как основные модели поведения на отношения за пределами семьи. Даже когда мы замечаем это в клиническом плане, в этиологическом мы никогда не выделяем в должной степени важность личности наших родителей и методов, более или менее успешных, которыми их нарциссические иллюзии захватывали и ковали наш стиль жизни и наши отношения. Когда речь идет о защитных аспектах нарциссических идеалов, мы не должны недооценивать их роль для нашего здоровья и нашего творчества; но, когда мы рассматриваем роль нарциссических иллюзий в отношении роста, нельзя недооценивать того, как часто они в итоге мешают самостоятельности наших отношений с другими.
При ближайшем рассмотрении обе эти теории – иллюзии как защитный противовес и иллюзии как потенциальный источник роста – кажутся правдоподобными. Но что становится причиной использования одного вместо другого? Ответ Митчелла однозначен: «Необходимость такого использования в отношениях прошлого». Родитель, который слишком серьезно воспринимает нарциссический полет, в конечном итоге переоценит себя, ребенка и свои
