Дэрил Шарп - Кризис среднего возраста. Записки о выживании
Когда у меня возникал внутренний конфликт, мне помогала такая фантазия: где-то есть огромная книга всей человеческой мудрости под названием «Что надо делать». В ней существуют заранее известные решения всех жизненных проблем. Как только у вас появляется затруднение, вы сразу открываете эту книгу и поступаете так, как там сказано. Такая фантазия порождается отцовским комплексом. Если бы такая книга действительно была, у меня бы отпала необходимость думать самостоятельно. Я просто поступал бы так, как предписано традицией.
На самом деле все серьезные проблемы имеют только индивидуальное решение.
Многие незначительные конфликты доступны рассудку; они приводят к решению, которое с точки зрения логики является удовлетворительным. Серьезные конфликты устранить не так просто; фактически они очень часто возникают вследствие односторонней рациональной установки, а потому можно скорее ожидать их продолжения, чем только логического решения. Где это получается, уместно задаться вопросом: «А что я действительно хочу?» Этот вопрос способствует констелляции функции чувствования, — которая имеет оценивающий характер, — ибо серьезный конфликт обязательно означает существенное расхождение между мышлением и чувствованием. Если чувство бессознательно включается в конфликт, это следует осознать. То же самое можно сказать о мышлении.
Особый вклад Юнга в психологию конфликта заключается в следующем: он утверждал, что если человек может выдерживать напряжение, существующее между конфликтующими противоположностями, то в его психике происходят некие важные изменения, способствующие разрешению конфликта. Внешние обстоятельства фактически могут не изменяться, но сам человек существенно меняется. Это изменение, иррациональное и, по существу, непредвиденное, внешне выражается в новой установке по отношению и к себе, и к другим; энергия, которая была заблокирована и вызывала ощущение нерешительности, теперь высвобождается, так как появилась возможность для ее поступательного движения. Юнг назвал этот процесс трансцендентной функцией, так как все происходящее оказывается над конфликтом противоположностей, за его пределами.
Это состояние можно сравнить с состоянием человека, находящсгося на вершине горы, когда внизу бушует шторм. Этот шторм может продолжаться, но вы оказываетесь вне его досягаемости; в какой-то мере вы становитесь более объективным и не вовлеченным эмоционально. Тогда наступает ощущение умиротворения.
Этот процесс требует спокойствия и силы Эго, иначе не удастся сдержать напряжение и принятое решение будет продиктовано отчаянием — лишь бы избавиться от напряжения. К сожалению, это ничего не изменит, ибо, если человек преждевременно принимает решение, потому что не может достаточно долго выдерживать напряжение, то возникает другая возможность выбора, которая ранее была отвергнута, причем этот вариант становится более предпочтительным, и человек снова попадает прямо в пламя конфликта.
Норман «превратился в грязь» — в мутную, бесформенную лужу. О чем говорить, если человек не может выдержать напряжении?
Если есть выбор между двумя исключающими друг друга решениями, психологически это указывает на присутствие внутри человека двух разных субличностей. Их можно считать образами разных сторон личности, а более формально — воплощением комплексов.
Наличие комплексов — явление нормальное; они существуют у любого человека; без них он не может жить, ибо комплексы это материал, из которого состоит каждая личность, как молекулы и атомы являются невидимыми компонентами всех физических объектов. Мы не можем избавиться от своих комплексов. Все, что можно сделать, — осознать их воздействие и их отношение к нашим сознательным намерениям. Если мы их осознаем, они теряют над нами свою власть. Они не исчезают навсегда, но с течением времени их воздействие может стать слабее.
Впервые придя на анализ, я ничего не знал о комплексах. Это слово я обычно слышал в уничижительном смысле, но все же не понимал, что оно значит. Я кое-что читал об эдиповом комплексе, который, по-моему, имел какое-то отношение к убийству отца и обладанию матерью. Несколько месяцев спустя, после внимательного чтения Юнга, я получил прекрасное представление о комплексах. Я узнал о том, что, по существу, это «окрашенные чувством идеи», которые целые годы накапливаются вблизи определенных образов например, «матери» и «отца». Кроме того, я узнал, что у них есть архетипическое ядро: под эмоциональными ассоциациями, связанными, например, с родной матерью, находится архетип матери коллективный образ заботы и безопасности, с одной стороны (позитивная, добрая мать), и образ поглощающей власти и обладания — с другой (негативная, злая мать).
Но я все еще не мог осознать связь между комплексами и своей жизнью и узнать, что нужно делать, оказавшись в полном отчаянии.
Когда я учился в Институте Юнга в Цюрихе, чтобы стать юнгианским аналитиком, нам было необходимо пройти вербально-ассоциативный эксперимент. Этот «тест» был разработан Юнгом, чтобы показать, как воздействие бессознательного искажает работу сознания.
Это был список, состоящий из тысячи стимульных слов, на которые следовало ответить первое, что приходит в голову. Человек, который проводил эксперимент, секундомером измерял время запаздывания ответа (время отклика).
«Голова» — «кровать» («Head» — «bed»)[1] 0,8 с;
«Жениться» — «вместе» («Marry» — «together») 1,7 с;
«Женщина» — «друг» («Woman» — «friend») 5 с;
«Дом» — (длинная пауза) «нет» («Home» — «none») 5,6 с.
И так далее.
Затем вы второй раз даете ответы на слова-стимулы, отмечая разные реакции на одни и те же стимулы. В конечном счете вас просят прокомментировать те свои ответы, время реакции которых превосходило среднее время ответа, а также чисто механические ответы или разные ассоциации на один и тот же стимул. Все перечисленное выше и кое-что еще интервьюер обозначает как «признаки комплекса». Этот эксперимент вызывает очень сильное просветление. К тому же он «опускает вас на землю». Мне пришлось убедиться, что я сам себе не хозяин, что комплексы не только реальны — они живут во мне и являются совершенно автономными, независимыми от моей воли. Я осознал, что они могут воздействовать на мою память, на мои мысли, на мое настроение и на мое поведение. Я не был свободным, чтобы быть самим собой: находясь во власти комплекса, я был уже не «Я».
Фрейд называл сновидения королевской дорогой (via regia) к бессознательному; Юнг показал, что королевская дорога к бессознательному оказывается довольно сложной, включая в себя и сны, И симптомы.
Как только возникает сильная эмоция — любовь, ненависть, грусть или наслаждение, — ее появление свидетельствует об активизации комплекса. Находясь в состоянии эмоционального возбуждения, мы не можем ясно мыслить и с трудом осознаем свои чувства. Мы говорим и действуем, находясь под воздействием комплекса, и когда это воздействие прекращается, мы начинаем размышлять, что нас так увлекло.
Без комплексов жизнь была бы очень унылой — это правда. Но они истощают нашу энергию. Вместо обоснованных суждений и соответствующей чувственной реакции возникает пустота. Комплексы наполняют эту пустоту желчностью, обидой, раздражением, жалостью к себе, тревогой, страхом и виной. Пока мы остаемся во власти бессознательного, мы склонны к подавлению эмоций и одержимости эмоциями, побуждаемые тем или иным комплексом. Именно такая ситуация характерна для невроза.
Конечно же, Норман был закомплексован. Иначе у него не возник бы внутренний конфликт и он не испытывал бы душевной боли. Что-то — или кто-то, если мы все же полагаем, что комплексы имеют образное представление, — мешает нам принимать решение, которое изменило бы ситуацию и восстановило состояние умиротворения.
Какой именно комплекс воздействовал на Нормана? Я точно не знаю, но знать точно, в каком он находится плену, не мое, а его дело. Регрессия энергии привела к активизации целой совокупности комплексов. Чтобы отделить один комплекс от другого, Норману могут потребоваться годы. С другой стороны, я мог бы с полной уверенностью утверждать, что здесь не обошлось без активного воздействия материнского комплекса. Иначе я не достиг бы своих результатов.
Норман был так глубоко погружен в мир иллюзий и проекций, что я сопоставлял его с образом Тезея в лабиринте царя Мидаса. Где же тот клубок и та спасительная нить Ариадны, которая поможет ему выбраться на поверхность? Что представляет собой задача, которую Норман не будет решать или просто не может решить?
В это время Норман, наверное, уже третий раз рассказывал мне о том, как много для него значит его семья. Его стремление сохранить брак оставалось непоколебимым. Я не стал лишать его этой уверенности. Несмотря на свое донжуанство, Норман считал себя семейным мужчиной и ответственным отцом. На жизнь так, как он ее понимал, — он тратил огромную энергию. Хотя Норман ужасно себя чувствовал, он страшно боялся потерять жену и детей. Он просто не представлял себе, как будет без них жить.
