Эпидемии безумия. Классика социальной психологии - Поль Реньяр
Их десницей своей осенить.
Остальные куплеты были написаны в том же духе. Кроме “Марсельезы”, Ксавье Фульмен писал громадные прокламации, представлявшие собой одну сплошную бессмыслицу. Вот почему ему не удалось набрать большого числа голосов и выиграть у своих воклюзских конкурентов.
Взбешенный неудачей, он возвращается в Париж и устраивает по дороге скандал, описанный им в послании, адресованном президенту Французской республики:
«Да, господин президент! Пий X разгласил это на всех значительных станциях, на которых останавливался поезд прямого сообщения, и его возгласы нашли оклик, который разнесся по всему миру до заседаний Конгресса палаты депутатов и Сената, созываемого для выбора президента. Нет больше ни графа Парижского, ни Филиппа VII, ни Наполеона V, ни Греви, ни Бриссона, ни Фрейсинэ, ни Гоблэ, ни Клемансо, ни Фреппеля, ни Кассаньяка, ни Легран дю Соля, ни даже Маньяна (по глупости не желающего быть великодушным – magnanime). Нет такого властителя на земле, который бы помешал Пию X, добавочному наместнику Льва XIII, быть единодушно избранным в президенты Всемирной республики».
В таком умственном и душевном состоянии аббат X. был помещен в приют для душевнобольных, где он находится и по сей день. Он не бросил политики, но в основном занимается поэзией.
Вот до какой степени безумия может дойти горделивый маньяк после 25 лет болезни. Я потому так долго задержался на этом случае, что он весьма характерен: болезнь начинается эксцентричностью, переходящей в систематичные горделивые идеи, которая после продолжительного промежутка времени завершается страшным безумием. Все больные идут по этому пути, исключая наследственно больных, у которых бред появляется внезапными приступами, так же быстро исчезающими, как и возникающими.
Совсем иную картину представляет история болезни человека, пораженного общим параличом: его ум разрушается в течение нескольких месяцев, причем в то же время глубокому распаду подвергается и весь его организм.
У таких больных начало недуга проявляется не особенно ясно. Иногда оно выражается в том, что люди внезапно становятся неловкими, легко спотыкаются, чувствуют в пальцах что-то вроде толчков, мешающих им заниматься тонкой работой. Если они ремесленники или художники, то это отражается на их работе, и хозяева и публика начинают замечать ухудшение ее качества. Особенно же резко бросается в глаза неуверенность их речи. В начале каждого ответа они определенным образом заикаются и производят движения губами, которые у людей опытных не оставляют ни малейшего сомнения относительно свойств начавшегося болезненного процесса. Затем в их памяти начинают обнаруживаться странные пробелы. Продолжая вести обычный образ жизни, они временами совершают поступки, кажущиеся причудливыми и непонятными, если принять во внимание условия их воспитания. Непонятно, каким образом человек, принадлежащий к высшим классам и вполне обеспеченный, может быть застигнут посреди дня с поличным, причем похищенный предмет оказывался даже совершенно ему ненужным. Или вдруг становится известно, что высокопоставленное лицо бьет жену, грубо обращается с детьми и каждый вечер напивается. В строгом смысле здесь еще нет состава помешательства, это только страшное нравственное падение. Нередко его ход настолько замедляется, что дело не обходится без вмешательства судебного ведомства. Так как эксперты не могут еще обосновать свое мнение ни на одном очевидном акте безумия, то таким образом многие субъекты бывают опозорены и осуждены, между тем как их действия вытекают из простого сумасшествия, чему они вскоре представляют убедительные доказательства.
Фовиль следующим образом характеризует это состояние.
«Ослабление памяти и воли, понижение рассудочной и мыслительной деятельности, изменение в характере, чувствах и равнодушие, занимающее место былых привязанностей, постепенная потеря чувства справедливости, нравственных устоев и понятия о собственности, забвение всех приличии, беспечность перед значением поступков и последствий, которые они могут за собой повлечь.»
Но вскоре появляется бред, немедленно принимающий специфическую форму вначале в нем отражается только нечто вроде чувства полной удовлетворенности и неограниченного оптимизма больной, наслаждаясь самообожанием, еще не придумывает никаких абсурдных историй. Он живет в полном расцвете сил, прислушивается к своим собственным словам, восхищается всеми своими действиями и как бы влюбляется в самого себя. Он с увлечением говорит о своем состоянии и обстановке, повествует о доблестях своей супруги и подвигах детей. Он считает себя замечательным человеком и заставляет вас восхищаться своей фигурой, реками, мышцами и т. д.
Если он немного учился музыке, то садится за рояль, претенциозно играет, затем поет и заставляет вас обратить внимание на художественность своего пения.
Другой заставит вас разглядывать свои рисунки, акварели, стихотворения или же будет излагать сомнительные научные теории и настойчиво приглашать вас присоединиться к ним. Он начнет выдавать себя за тонкого собирателя редкостей и приобретать, к общему изумлению родных и друзей, безобразные предметы, которые, по его мнению, имеют важное значение и замечательную генеалогию. Ничто не в состоянии удержать его от выполнения проектов, которыми он с вами тотчас же поделится, а на все ваши замечания только иронически улыбнется и примется их оспаривать.
И здесь, собственно говоря, нет еще состава помешательства. Сколько людей пришлось бы засадить в сумасшедшие дома, если задаться целью изолировать всех самовлюбленных типов! Но вот появляется настоящий бред, проявляющийся в действиях или словах больного.
Предлагаю читателю ознакомиться с описанием некоторых случаев.
А. занимался агрономией. Он принадлежал к лучшему обществу, был изыскан и отличался большой любезностью. Маньяк обладал при этом приличным состоянием и достиг больших успехов в своей специальности. Однажды он уезжает, не сказав никому ни слова, и никто не получает от него известий в течение целого месяца. Все в недоумении. Беспокойство близких еще более усиливается, когда семья узнает, что проездом через Париж он реализовал большую часть принадлежавших ему ценных бумаг.
Вернувшись домой, агроном стал вести свой прежний образ жизни. Но вдруг посыпались со всех сторон повестки, что привело в ужас его семью. Во время своего отсутствия он успел побывать в Венгрии, где закупил около 500 лошадей, за которых внес деньги. Затем, переехав в Швабию, приобрел громадное поместье, водворил там своих лошадей и вернулся домой, оставив все на произвол судьбы и почти совершенно забыв о том, что сделал.
Его поведение очень хорошо характеризует первые шаги полного
