Гуттаперчевый человек. Краткая история российских стрессов - Яков Моисеевич Миркин
Кто там заколотил биржи в 1917 г.? К осени 1926 г. в России уже 114 товарных бирж. Купи-продай продовольствие, текстиль, металлы, все, что угодно. А при них 10 фондовых отделов. Чем торгуют? Валютой, ценными бумагами. Для души в ГУМе, на Ильинке в Москве «американки» – черные биржи, доллары с рук. 40 % членов бирж – частники[730].
И, наконец, счастье – денежная реформа 1922–1924 гг.! Деньги стали твердыми. Тут тебе и золотой рубль, и серебро, и конвертируемый червонец, и казначейские билеты[731]. Совзнаки ушли в мир иной. Мир снова обрел ценность, измерение.
Что еще? При военном коммунизме цены стали сметными? Нет проблем! Освободить их у частников, а в госсекторе взять под контроль! В 1922 г. в 2–9 раз превысили довоенные[732].
Нет больше отъема, продразверстки, но есть налоги! Сначала натуральные, а затем денежные. В 1920-х возникли десятки налогов, от местных до центральных. Чудесные имена: промысловый, уравнительный, трудгужналог, с ресторанных счетов, налог с высоких ставок заработной платы, надбавка в пользу последгола и т. п.[733] Куча акцизов. Винная монополия. А местное обложение! С лошадей, велосипедов, увеселений, дач, трактиров, со скота, пригоняемого на рынок. «Приходится опасаться, что нынешний налоговый режим достиг чрезмерного напряжения»[734].
Все это сотворило чудо.
Чудеса НЭПа
Народ был накормлен уже в 1922 г. Деревенские бунты закончились. В 1926–1927 гг. в промышленном производстве догнали 1913 г. Темпы роста 30–40 % в год[735]. И какая-то новая реальность.
1921 г. «На вокзале, как грязные собачонки, снуют голодные ребятишки: волна голода занесла их в сырой Петроград. "Все для голодного Петрограда" – еще висят плакаты на стенах. "Все для голодного Поволжья" – висит свежий плакат рядом на стене»[736].
А это уже ноябрь 1922 г. Вот что пишет Корней Чуковский: «Очень я втянулся в эту странную жизнь и полюбил много и многих… пробегая по улице – к Филиппову за хлебом или в будочку за яблоками, я замечал одно у всех выражение – счастья. Мужчины счастливы, что на свете есть карты, бега, вина и женщины; женщины с сладострастными, пьяными лицами прилипают грудями к оконным стеклам на Кузнецком, где шелка и бриллианты. Красивого женского мяса – целые вагоны на каждом шагу, – любовь к вещам и удовольствиям страшная, – танцы в таком фаворе, что я знаю семейства, где люди сходятся в 7 час. вечера и до 2 часов ночи не успевают чаю напиться, работают ногами без отдыху. Все живут зоологией и физиологией»[737].
Другая жизнь. Дело, конечно, не в танцах и не в шелках с брильянтами. Это мелочи. А в том, что был задуман и совершен невероятный по удачливости переворот, из грязи да в князи. Стоило только приоткрыть дверь свободе – иметь, решать, копить, – и страна, с еще живой деревней, с новой землей, взятой крестьянами, – сразу выкарабкалась. А в ней – бэби-бум. Население России в 1924 г. – 94,4 млн чел., в 1929 г. – 105,7 млн чел.[738] Высочайшая рождаемость (6,8 на одну женщину). В обреченной стране не рожают.
Все было подчинено простым вещам – накормить, одеть, встать на ноги. И да, конечно, удержать власть. Иначе вынесут! Советы без коммунистов! Этот лозунг Кронштадтского мятежа марта 1921 г. исчез из массового сознания.
Да, еще! Темпы роста промышленности в 1922–1926 гг. были гораздо выше 1930-х. И падать стали в 1927–1928 гг. при сворачивании НЭПа. Хотя, конечно, можно спорить до бесконечности – почему. Кризисы[739], естественное снижение темпов, директивное вмешательство в механизмы рынка или просто бегство частника от неумолимого государства.
Кому завидовать?
Как мало в тысячелетней истории России было идей, так скоро ведущих к всеобщему счастью. Накормить, одеть, обогреть – и все это в считанные годы. Сделать это не столько железной рукой (железа было много), сколько «энергией масс» в терминах большевизма. Сокольников, Юровский, Бухарин, Чаянов, Кондратьев. Зависть берет перед десятками профессоров, работавших в первой половине 1920-х. Тех, кто делал экономическое чудо, когда все растет на глазах. Жить по восходящей, когда в стране беспрецедентный рост. Пасти идеи, усердствовать, не мелочиться. Заблуждаться. Громить друг друга. Их тексты и сегодня у нас на столах.
Большинство этих людей было убито в 1930-х. Им завидовать?
Да, завидовать. Нам не дано чувства макроэкономической удачи. Мы, войдя в 1990-е большим универсальным хозяйством, свинтили его. Мы, возвращаясь к рынку, не сделали еще одного чуда в России. И теперь бессильно наблюдаем, как общество слоится, как много в нем бедности, как пустеют малые и средние поселения.
Конец НЭПа
Он был закономерен. Он вытекал из самого существа большевизма. НЭП – как мягкая перчатка на железной руке. В конце 1920-х банки стягиваются в наиглавнейший Госбанк. Закрываются биржи. Нэпманов душат налогами. Ценные бумаги испаряются. Цены мертвеют, огосударствляются. Рынки – всё тише. Торжественный приход Его Величества прямого распределения продукции на госпредприятиях. Лимиты, задания, план, контроль. Кредиты – на автомате. Финансы – это госбюджет. Не люди – людские ресурсы. Рынка труда больше нет. Безработных быть не может. Биржи труда закрыты (1933). Да, еще банкротства, суды, физическое уничтожение частных предприятий.
В какой день это случилось? В июле или глухим ноябрем? Вчера еще НЭП, рынок, пусть половинчатый, а сегодня – уже административная экономика! Год известен – 1929. Вчера ты еще там, а сегодня – уже здесь, за плотно закрытыми дверями. Хлопок, щелчок, двери закрываются!
Здравствуй, торжество «социалистического уклада»! Удельный вес «соцсектора» в продукции тяжелой промышленности в 1928 г. – 79,5 %, в 1933 г. – 99,5 %, в продукции сельского хозяйства – 1,8 % и 76,1 %, в розничном товарообороте – 75 % и 100 % соответственно. В 1928 г. – 1,1 млн безработных, в 1933 г. их больше нет. Где они – неизвестно. И нет больше «аграрного перенаселения» 1928 г. в 8,5 млн чел.[740] Где эти люди – кто знает?
И НЭПа тоже нет. Он больше не существует. Есть административная экономика. Есть машина, перемалывающая людей. Есть
величайшее напряжение сил нации еще на полвека, обернувшееся сумятицей 1990-х – 2010-х.
Под рукой лежит книга 1931 г., тиражом 100 тыс. Темный переплет. И в ней сказано: «Сейчас положение такое, когда против нас обостренное наступление ведут наши враги, когда против нас консолидируются все силы реакции, когда против нас борются и империалистические хищники, и кулацкая агентура, и контрреволюционные организации, и попы всех оттенков исповеданий, когда… все направлено на то, чтобы нанести нам удар»[741]. И дальше – приговоры 14 руководителям из экономических ведомств за «подрыв государственной промышленности, транспорта, торговли,
