Семья и развитие личности. Мать и дитя - Винникотт Дональд Вудс
И еще мы должны признать, что существуют дети, даже в лучших семьях, которые развиваются не удовлетворительно. Если у ребенка трудности, вы сами — просто чтобы сделать собственную жизнь переносимой — можете поступить плохо, применив строгие методы обучения, которые подавят непосредственность и спонтанность ребенка. Тут ничего не поделаешь, и неплохо бы при каком-нибудь другом случае обсудить воспитание таких детей, у которых слишком много трудностей, чтобы позволить им развиваться самостоятельно. Однако в данном случае я говорю о начальных стадиях того, что делает обычная хорошая мать с младенцем, развивающимся вполне удовлетворительно.
Ваш младенец чрезвычайно зависим от вас — вначале зависит почти полностью, но это вовсе не означает, что и в восприятии хорошего и плохого он тоже от вас зависит. Представления о хорошем и плохом у каждого младенца должны возникнуть изнутри. А зависимость связана с окружением, которое вы ему предоставляете.
Если считать предоставляемое вами окружение само собой разумеющимся (физическая забота, надежное поведение, активное приспособление к потребностям младенца и т. д.), то можно сказать, что у каждого младенца существует внутреннее стремление к морали и к тем типам хорошего поведения, которое цените вы сами. Если такие стремления у младенца существуют, то не стоит ли подождать? Со временем ребенок сможет усвоить ваши стандарты (на самом деле ваши стандарты могут оказаться слишком низкими; например, если вы будете учить его говорить «спасибо», когда он не испытывает благодарности). Но это сложный вопрос, это процесс развития от импульсивности и требования контролировать все и всех к способности соглашаться. Не могу даже выразить, насколько он сложен. Такое развитие требует времени. И только если вы чувствуете, что дело того стоит, вы предоставите пространство и время для происходящего.
Я по-прежнему говорю о младенцах, но чрезвычайно трудно описать в терминах самого младенца то, что происходит с ним в первые месяцы. Чтобы легче было это сделать, посмотрим на мальчика лет пяти-шести. Мальчик рисует. Допустим, что он осознает происходящее, хотя на самом деле это не так. Мальчик рисует картинку. Как он это делает? Ему знаком импульс просто черкать и пачкать. Но это не картинка. Примитивное наслаждение еще живо в нем, но в то же время он хочет выразить некие представления и сделать это так, чтобы они были понятны. Если он достиг возможности нарисовать картинку, это значит, что он овладел серией удовлетворяющих его контролен. Прежде всего он должен взять лист бумаги определенного размера и формы. Далее он надеется использовать определенное мастерство, которое приходит только с практикой. Затем он знает, что, когда рисунок будет закончен, в нем должна быть определенная уравновешенность, например, деревья должны расти по обе стороны домика. Это выражение справедливости, в которой он нуждается и которую, вероятно, получает от родителей. Должны быть уравновешены все привлекающие внимание точки, а также свет, цвета и тени. Картинка должна занимать весь листок, но в то же время должна быть центральная тема, которая все соединила бы.
В пределах системы принятых и даже наложенных на себя требований и контролей мальчик пытается выразить идею и в то же время сохранить в какой-то степени свежесть чувств, какими обладал при рождении. У меня перехватывает дыхание, когда я все это описываю, однако ваши дети совершают все это совершенно естественно, если только вы даете им хоть малейшую возможность. Конечно, как я уже сказал, ребенок ничего такого не знает — по крайней мере в такой форме, которая позволила бы ему об этом говорить. Тем меньше понимает младенец происходящее в нем самом.
Младенец похож на этого мальчика, только он гораздо более скрытен. И картинки в реальности он не рисует — на самом деле это вообще не картинки; это малый вклад в общество, который в силу своей особой чувствительности способна оценить лишь мать младенца. Все это может содержаться в улыбке, или в неловком жесте руки, или в звуке всасывания, указывающем на готовность поесть. Возможно, это своего рода скулящий звук, и чувствительная мать знает, что, если подойдет достаточно быстро, то сможет присутствовать при выделениях. Это начало сотрудничества и социального чувства, ради него стоит пойти на любые затраты. Очень многие дети, которые по ночам мочатся в постель, хотя давно могли бы этого не делать и тем самым сэкономить огромное количество стирки, возвращаются во сне ко временам своего младенчества, пытаясь снова его пережить, чтобы найти и поправить что-то такое, чего им не хватает. А не хватает в данном случае внимания матери к сигналам возбуждения или отчаяния, которые позволили бы ей сделать необходимое и которые пропали зря, потому что никто не смог участвовать в происходившем.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Итак, проблема вот в чем: или вы будете приучать его к чистоте и сухости, или примете эту грязь, не будете из-за нее расстраиваться и согласитесь ловить мгновения, когда младенец оказывается. способен общаться с вами и позволит вам приспосабливаться к его успехам и изменяющимся потребностям. Вы будете принимать решение в соответствии со своими наклонностями и с тем, какими вы сами были в младенчестве. Но первый метод не столь богат и благодарен, как второй.
При первом методе вы считаете, что ваша задача — привить понимание правильного и неправильного, чувство хорошего. Но в таком случае у ребенка нет прочного основания для хорошего поведения. С одной стороны, существуют непосредственность, спонтанность ребенка и его способность делать вклад в общество, с другой, совсем отдельно, требования этого общества. Это все равно что просить младенца разделиться на две половины. При втором методе предоставляется возможность развития внутренней склонности к морали. Благодаря чувствительности матери, основанной на ее любви, у младенца сохраняются основания личного морального чувства. Младенец не хочет терять этот опыт и предпочитает ждать и переносить раздражения от примитивных удовольствий, если это добавляет тепла в личные отношения. Однако все это становится ясным, только если вы действуете с чувствительностью и любовью на протяжении многих месяцев и лет.
Мать, которая чувствует все это и обладает смелостью действовать в соответствии со своими чувствами, на самом деле облегчает свое положение в последующие годы. Она «балует» своего младенца вначале, но вряд ли стоит называть «избалованностью» естественное и ценное начало.
И что происходит тогда? Я бы сказал, что младенец создает в себе идею матери, такой матери, как вы. Следовательно, эта внутренняя мать тоже человеческое существо, как и младенец, и тоже счастлива приобретать любой опыт в рамках человеческих взаимоотношений. Младенец с хорошей внутренней матерью больше не зависит полностью от вас и готов к встрече с новыми возможностями.
Благодаря тому что все это создается внутри младенца, мать постепенно избавляется от необходимости быть предельно чувствительной. Можно сказать, что младенец приобретает возможность грезить о матери и ее любящей заботе. Теперь происходит нечто новое: вместо того чтобы представлять мать приближенно, улыбкой или движением, младенец хочет рассказать матери о своих мечтах. Мать должна обладать достаточным воображением, чтобы помочь ему в этом, потому что, казалось бы, незначительная игра может означать очень многое, и кому, как не матери, знать, что мечты могут быть счастливыми, пугающими и печальными, и приходят они задолго до того, как младенец способен рассказать о них в словах.
Чтобы проиллюстрировать это, я снова использую мальчика, рисующего картинку. Мы видим, что он прошел еще немного дальше. Он уже давно миновал стадию каракуль и даже просто картинки; теперь картинка (или образ) у него внутри, еще до того, как он попытается изобразить ее на бумаге. И он выбирает листок в соответствии с картинкой, которая у него на уме.
Очень скоро мать, если она была с самого начала так же чувствительна, как младенец, обнаруживает, что примитивное удовлетворение, в котором младенец нуждается, теперь достигается в собственном быстро развивающемся внутреннем мире, и потому ребенок все меньше зависит от точного приспособления к его потребностям в реальной жизни. Младенец испытывает все меньше и меньше потребности в проявлении жадности, наведении беспорядка и во внешнем контроле над всем этим.