Невроз и личностный рост: борьба за самореализацию - Карен Хорни
Я пользуюсь термином нарциссизм с некоторой осторожностью, потому что в классической фрейдистской литературе он довольно сумбурно включает в себя и самодовольство, и эгоцентричность, и тревожную озабоченность своим благополучием, и избегание других людей[49]. Используем здесь его первоначальный описательный смысл «влюбленности в свой идеальный образ»[50]. Уточню: «нарцисс» отождествлен с идеальным образом Я и, по всей видимости, восхищается им. Эта базальная установка делает его жизнерадостным, неунывающим, чего полностью лишены остальные группы. Он получает приличный избыток уверенности в себе, вызывающий зависть всех, кто терзается сомнениями в себе. У него нет сомнений (сознательных), он помазанник, перст судьбы, пророк, великий милостивец, благодетель человечества. Во всем этом есть зерно истины. Одаренный способностями выше среднего, он рано и легко выделился и порой в детстве считался любимчиком и вызывал у всех восхищение.
Эта непоколебимая уверенность в своем величии и неповторимости – ключ к его пониманию. Это и есть источник его жизнерадостности и непреходящей молодости. Его завораживающее обаяние подпитывается этим же. Однако ясно, что, несмотря на свои дарования, он стоит на зыбкой почве. Его удивительные качества требуют бесконечных подтверждений в форме восхищения и поклонения. Он убежден в своей власти, пока убежден, что любое дело ему по плечу, и может расположить к себе любого. Он на самом деле бывает само очарование, особенно когда на его орбите возникает новенький. Не имеет значения, насколько этот человек действительно важен для него, он обязан обаять его. Отсюда у него самого и у людей впечатление, что он «любит» людей. И его щедрость, горячие изъявления чувств, лесть, одолжения, помощь – все делается в предчувствии восхищения им или знаков ответной преданности. Он придает блеск своей семье и друзьям, работе и планам. Он умеет быть довольно терпимым, не ждет от других совершенства, он даже принимает шутки на свой счет, до тех пор, пока они, как софит, подсвечивают его милые особенности, но он не позволит всерьез исследовать себя.
Его надо не менее неумолимы, чем при других формах невроза, что выясняется при психоанализе. Но он ловко управляется с ними с помощью волшебной палочки. Его способность не видеть недостатков или обращать их в добродетели кажется неограниченной. Трезвый наблюдатель имеет основания считать его нечестным или по меньшей мере ненадежным. Кажется, он особо и не беспокоится о нарушенных обещаниях, неверности, невыплаченных долгах, обманах. (Вспомним опять Йуна Габриеля Боркмана.) Однако это не похоже на обдуманную эксплуатацию. Он, скорее, ждет всяческих привилегий, потому что его потребности и задачи самые важные, потому что ему полагаются всяческие привилегии. Он не сомневается в своих правах и полагает, что другие будут его любить, причем без расчета, неважно, насколько при этом он нарушает их права.
Он испытывает трудности и в отношениях с людьми, и в работе. Поскольку он в глубине души ни к кому не испытывает привязанности, это неизбежно проявится при более близких отношениях. Тот простой факт, что у других есть собственные желания и мнения, что они могут оценивать его критически или не принимать его недостатки, что он должен оправдывать какие-то их ожидания – все это переживается как унижение и вызывает обиду, тлеющую подобно углям. И в один момент он может взорваться и уйти к другим, которые «понимают» его лучше. А так как большинство его отношений не избежало такого процесса, он часто остается в одиночестве.
В работе у него сложности разного уровня. Он строит слишком грандиозные планы. Ограничения он игнорирует. Он переоценивает свои способности. Его занятия бывают слишком разнообразны, и, следовательно, для неудач места хватает. До определенного уровня он держится молодцом, от него «все отскакивает», но, с другой стороны, повторяющиеся неудачи в его начинаниях или человеческих отношениях (отказы и отвержения) могут его полностью сломать. Ненависть и презрение к себе, успешно сдерживаемые до поры, могут развернуться в полную силу. У него может развиться депрессия, случаются психотические эпизоды, даже самоубийства или (гораздо чаще) саморазрушительные порывы, включая несчастные случаи или заболевания[51].
И последнее о его ощущении жизни в целом. На поверхности он довольно оптимистичен, бодро смотрит жизни в лицо и желает веселья и счастья. Но унылость и пессимизм притаились в нем и ждут своего часа. Меряя аршинами бесконечности и фантастического счастья, он не может не ощущать болезненного расхождения с идеалом в реальной жизни. Пока он держится на гребне волны, может ли он признать, что ему не удалось хоть что-то, особенно власть над жизнью? По его мнению, причина этого расхождения вовсе не в нем, а в самой жизни. Поэтому для него жизнь наполнена трагизмом, но не тем, который на самом деле существует, а тем, который он привносит в нее.
Второй подтип, взявший направление к перфекционизму, отождествляет себя со своими нормами. А эти нормы, нравственные и интеллектуальные, установлены так высоко, что с этой высоты он взирает сверху вниз на остальных и ощущает свое превосходство. Однако его высокомерное презрение к другим благородно прикрыто (в том числе и от него самого) лакированным дружелюбием, поскольку самые его нормы не допускают подобных «неправильных» чувств.
Вопрос о невыполненных надо он затушевывает двояко. В отличие от нарциссического подтипа, он прилагает отчаянные усилия, чтобы жить как надо: выполнять обязательства и платить долги, выглядеть вежливым и прекрасно воспитанным, не опускаться до лжи и т. п. Говоря о перфекционисте, мы часто называем так лишь тех, у кого всегда и во всем идеальный порядок, они чудовищно аккуратны и пунктуальны, постоянно озабочены выбором правильных слов и носят изумительно правильный галстук и шляпу. На самом деле это лишь поверхностные аспекты их потребности достичь высшей степени совершенства.
Но достичь совершенства он может только в поведении, поэтому ему необходимо другое средство. Ему необходимо уравнять в своем сознании норму и действительность – знание о нравственных ценностях и хорошую честную жизнь. Тогда самообман как-то и не виден, тем более что по отношению к другим он нередко настаивает на том, чтобы они жили по его нормам, и презирает их, если им это не удается. Так он экстернализует презрение к себе.
Чтобы удостовериться, что его мнение справедливо, он нуждается скорее в почете, чем в горячем восхищении, к которому склонен относиться скептически. Согласно этому, его требования основаны не на «наивном» убеждении в
