Гарольд Гринвальд - Знаменитые случаи из практики психоанализа

Сексуальная запутанность Паулы и ее сильный интерес к пенису помогают ей распознавать подобные желания у Лидии, она сразу же узнает и интерпретирует бессознатель­ное Лидии. Она также понимает смысл оговорки. Оба эти утверждения вызывают отклик у Паулы. Своим сидением на коленях у Джима Паула выражает свой главный детский интерес к пониманию значительности секса, а также свой инфантильный характер. Но, кроме того, здесь присутствует элемент обольщения отца. Девочка сильно увлечена своим отцом, более добрым из родителей, и, сидя на коленях у Джима в его присутствии, она хочет вызвать его ревность, что ей и удается.

Терапевт пытается стимулировать девочек на дальней­шее исследование своих кровосмесительных побуждений, спрашивая, почему они боятся своих отцов. Паула блокирует эту тему, так как ее привязанность к отцу делает необ­ходимым видеть его в лучшем свете, и она распространяет ответственность также на мать.

Дискуссия

Данная запись группового интервью девочек-подрост- ков весьма типична, когда существует сильный конфликт между Эдиповыми побуждениями и нормальными сексу­альными интересами. Мы видим зависимость девочек от родителей и желание их смерти. Это совершенно ясно в случае с Паулой, но менее очевидно у других. Следует отметить легкий катарсис, свободные ассоциации, ассоциа­тивное мышление и низкий уровень сопротивляемости. Де­вочки исключительно свободны от «стыда» и обнаружива­емые ими «дурные» импульсы не встречают неодобрения. Во всех обсужденных здесь проблемах явно продемонст­рирована идентификация; эмоции выражаются не только в словах, но и в поведении.

Девочки выступают в роли терапевта друг для друга, давая ясные, а иногда и глубокие интерпретации бессозна­тельных мотиваций. В таком типе беседы от терапевта тре­буется немного, так как терапевтический процесс идет без ее участия. Терапевт останется пассивным, но в нужное время заостряет на чем-то внимание, чтобы помочь паци­ентам перейти к следующей догадке и развить катарсис.

Выражение враждебности девочек к своим родителям стало возможным на этом занятии благодаря замещению объекта либидо, облегченному приятием, безопасностью и симпатией девочек друг к другу и к терапевту.

Спотниц*, анализировавший основные тенденции бесед с данной группой девочек-подростков, нашел, что они моти­вированы, по крайней мере частично, двумя силами. «Сила­ми, направленными на то, чтобы сплотить группу, и силами, направленными на ее раскол и разъединение», причем эти силы едины. Они представляют собой эмоциональные побуждения, связанные с «репродуктивной констелляцией», которой противодействовало чувство неадекватности у де­вочек как у потенциальных матерей. Спотниц характеризует последнее как «констелляцию неадекватности». Он обна­ружил, что «примерно после двух лет (групповой) терапии проявилась тенденция к переносу интереса от детей и того, откуда они берутся, к их рождению и заботе о них». Эти изменения произошли потому, что девочки обнаружили, «что многие из их неадекватностей были лишь воображае­мыми и основывались, в первую очередь, на социальном неодобрении. По мере же того, как они научились отно­ситься терпимо к неодобрению группы и понимать себя, многие неадекватности превращались в достоинства, а дру­гие постепенно исчезали». (Hyman Spotnitz, «Observations of Emotional Currents in Interview Group Therapy with Adolescent Girls», Journal of Neurosis and Mental Diseases, November, 1947 г. Из статьи, представленной на IV ежегодной конференции американской группы терапевтической ассоциации.)

Я думаю, что для данной группы девочек именно этот анализ был очень эффективным.

Заключение

При составлении этой книги нами руководило стрем­ление представить историю психоанализа на примере слу­чаев из практики тех, кто внес наиболее значительный вклад в его развитие. Изучение этих случаев открывает, кроме всего прочего, замечательное разнообразие психоаналити­ческих подходов к пациенту и показывает, что психоанализу не свойственна строгая ортодоксальность. К сожалению, для тех, кто стремится получить единственный и однознач­ный ответ в этом неоднозначном мире, нет ни одного психоаналитика, который бы считал свой ответ приложимым к своим пациентам. Напротив, современный квалифици­рованный аналитик позволяет себе значительную свободу в обращении с теориями и техниками, созданными раз­личными направлениями, так как стремится прежде всего решить непростую терапевтическую задачу.

Развитие психоанализа можно изучать, пользуясь раз­личными ориентирами. Можно рассматривать его, напри­мер, в свете движения от биологически ориентированной теории Фрейда и усиливающейся социальной ориентации у Салливана и Хорни или в свете смещения основного вни­мания с подробного изучения ранней детской травмы и последующего изучения симптомов у взрослого человека в связи с этой травмой - на работу с целостным индивиду­умом. Но одна из основных трудностей в использовании таких удобных схем вызвана замечательным свойством мыш­ления Фрейда. Благодаря широте понимания им человечес­кой психики, Фрейд предвосхитил почти все значительные нововведения и течения в психоанализе. И хотя нельзя отрицать того, что в своей практике он уделял внимание преимущественно биологическим в своей основе влечениям, он всегда понимал и подчеркивал необходимость изучения индивидуума в целом, включая его социальное окружение.

При чтении описания этих случаев невольно создается впечатление, что роль аналитика меняется: от холодного, объективного наблюдателя в антисептической атмосфере клинической нейтральности к личностно вовлеченному участ­нику события анализа. Манера письма Фрейда и его ранних последователей (Абрахама, Ференци) навевает образ психи­ческого хирурга, беспристрастно описывающего исследо­вание душевных заболеваний своих пациентов. В теории они особо подчеркивают аналитическую анонимность, так чтобы пациент видел в аналитике чистый экран, на который проецируются его искаженные эмоции. Однако эта объек­тивность, которой сам Фрейд гордился, по крайней мере, до некоторой степени кажущаяся, а не реальная. Даже такой критический автор, как Джозеф Уортис («Фрагменты ана­лиза с Фрейдом»), приписывает Фрейду «мягкость, вдум­чивость и дружественность» в отношении с пациентом. С другой стороны, Линднер, считающий себя фрейдистом, подчеркивает, что работает в тесном эмоциональном и че­ловеческом контакте с пациентом, как это делает, например, отошедший от психоанализа Салливан. Решающее различие в подходах заключается в том, что характер отношений Фрейда со своими пациентами скорее обусловливался самой его личностью, чем являлся обдуманной манерой, основан­ной на теоретическом убеждении.

От других форм терапии психоанализ отличается прежде всего тем качеством, что представляет собой осознанно личностную по своему существу форму лечения психических заболеваний. Его провал или успех зависит от характера взаимоотношений между психоаналитиком и его пациентом и их обоюдной способности к общению друг с другом. Хотя, без сомнения, эти отношения всегда являются значимым фак­тором во взаимодействии того, кто лечит, и того, кто поражен недугом, только в психоанализе этому фактору приписывается целительная сила. Думаю, что по поводу этого принципа возможно согласие между психоаналитиками практически всех школ.

В настоящее время большое число психоаналитиков различных теоретических ориентации стремятся к макси­мальной личностной вовлеченности в отношения со своими пациентами как к сознательной терапевтической стратегии.

Некоторые из них нашли поддержку для своих убеждений в философских теориях современного экзистенциализма или древнего дзэн-буддизма. Другие, сомневающиеся в научной ценности и экзистенциализма, и буддизма, продолжают ра­ботать для того, чтобы ликвидировать традиционный разрыв между аналитиком и пациентом.

При таком взгляде на положение дел мне кажется воз­можным указать одно объединяющее положение во всех психоаналитических теориях. Практически все аналитики со­гласны с тем, что важнейшей одиночной причиной психиче­ского расстройства является отсутствие благоприятствующей росту любви и принимающего отношения к индивидууму в его развитии; поэтому они видят задачу аналитика в том, чтобы стать тем, кто должен восполнить этот недостаток в форме глубокого понимания. Эта любовь не должна быть эксплуатативной, собственнической или чрезмерной обезо­руживающе защитительной, она должна принять форму при­знания и понимания.

Если мы подходим к развитию психоанализа с этой позиции, то нетрудно видеть, что пациенты Фрейда получали необходимую им любовь в форме понимания и принятия некогда отвергаемых эмоций и фантазий половой любви и ненависти: впоследствии благодаря Адлеру стали приемле­мыми в человеческом смысле соревновательность и желание доминировать, благодаря Салливану и Хорни - разнообразие способов, посредством которых индивиды взаимодействуют друг с другом в обществе, а благодаря Юнгу - различные аспекты индивидуального бытия. Наконец Роджерс попы­тался пойти еще дальше и не ставить между собой и своими пациентами теорию личности, но позволить им широчай­шую свободу самовыражения, стремясь к сочувствующему единению с ними. Все эти мыслители, внесшие творческий вклад в психоанализ, основывали свой подход на замещении строго критического суждения усилиями принимать и по­нимать.