Алексей Меняйлов - Катарсис. Подноготная любви (Психоаналитическая эпопея)
В.: Как же они могли? Совмещать? И такое?
П.: Да так и могли. Как Иуда мог. Годы ходил у Христа в учениках, а потом предал. Мог же он в Гефсиманском саду подойти к Нему и поцеловать?! Мог же он, задумав предательство, позволить Учителю омыть себе ноги? А во время в`ечери принимать знаки уважения: хлеб из Его рук принимать, возлежать рядом? Мог! Люди всё что хочешь выучились совмещать. Признанные в особенности.
В.: А что они в церквах делали? Эти… Как их?..
П.: Агенты КГБ? А что прикажут, то и делали. Изящно выражаясь, ставили органы в известность о том, что происходит в общинах. Кто чем живёт, кто чем дышит. Что им члены Церкви доверительно рассказывают. Мне один пастор рассказывал, как его КГБ вербовал. Вызвали, говорят: ты во главе церкви какой республики хочешь быть? Выбирай. Мы всё можем! Мы видим, что ты парень способный, тебе и наверху быть. Будешь большим пастырем. Ты только с нами сотрудничай. И делай, что скажем… Вот такая, как выясняется, скрываемая жизнь верхушки иерархии.
В.: А что этот пастор? Наверное, не согласился, раз тебе рассказывал?
П.: Не согласился. Но изящным способом. Его за это даже не посадили. Вывернулся. Пришёл домой и пошёл по соседям всем рассказывать, куда вызывали, зачем и что спрашивали. Естественно, что его больше не вызывали! Что можно иметь общего с человеком, который язык за зубами держать не умеет? Даже ради своего же счастья?!
В.: Молодец! Вот молодец!
П.: Вот он-то, кстати, посмотрел на меня и говорит: «С тобой, вижу, можно честно! Никому не рассказывал, столько лет молчу — а тебе, вижу, можно». И стал рассказывать. Про деятельность КГБ в церкви. Он знал так много, так много мне рассказал и объяснил, что я потом, когда из его дома вышел, оглядывался, всё боялся пулю в спину от какого-нибудь пастора получить. Ушёл в заброшенное лесничество и там всё записал. Кстати говоря, это сотрудничество касается не только высшего звена церкви, что, казалось бы, естественно, но и руководителей местных общин. Там духовные учителя тоже назначались или по указанию КГБ, или с его одобрения. Духовные учителя…
В.: Слов нет!..
П.: Конечно, периодически видя отражение своей физиономии в стёклах комитетовских дверей, проповедовать с кафедры про Суд Божий трудно. Надо искать какое-то решение. Психологическое же приспосабливание заключалось в том, что эти агенты на логическом уровне вынуждены были убедить себя, что это их холуйство на самом деле есть не прислуживание, а наоборот, высочайший нравственный подвиг. Что это — самопожертвование, самоотречение, отказ от себя во имя людей…
В.: Что-то это зловоние мне целительский Центр напоминает. И вообще, такое ощущение, что судьбы у нас симметричные — только названия разные. У меня это называлось Центром биоэнергетического целительства. Ты книги богословские переводил, а я импотентов лечила. Но, в сущности, одно и то же. На удивление.
П.: Естественно. Одна порода. На уровне логическом они не могут себе позволить думать иначе, что без их «самопожертвенного» акта церковь при коммунистах не выжила бы. Время-то какое было… Иными словами, церковь держится на фундаменте их подвига.
В.: Неужели? Вот глупость-то!
П.: А что? В результате они могут, забравшись на церковную кафедру, совершенно серьёзно проповедовать о смирении перед Богом, доверии Богу во Святом Духе. И никакой клоунады. Выполнение распоряжений перепачканных офицеров КГБ — нравственный подвиг.
В.: А Иуда — лучший из двенадцати учеников.
П.: Да, вечный характер. Предавая Христа, он, как ему рационализировалось, тем исполнял предречённое пророками, а следовательно, совершал акт высшего послушания Богу.
В.: Ужасно. Как там в Библии? «Горе тому, через кого придут в мир искушения?» Есть там такое?
П.: Есть. И весьма близко к тексту. Ты у меня уже почти богослов. Я сам не помню точно, кажется «… горе тому человеку, через которого соблазн приходит…»
В.: И как они не понимают?
П.: А в твоём Центре, что, понимают? Ты же им пыталась объяснить!
В.: Там учёные, артисты, политики, — всего лишь. А тут — богословы… Впрочем…
П.: …это одно и то же. Не понимают и не поймут. Такие люди, такая направленность души. Но что бы они ни вытворяли, дело Божье всё равно не остановить. Ни пасторам, ни епископам, ни даже папе римскому — признанному из признанных.
В.: Агентов-то этих, наверное, как только КГБ разогнали, вышибли?
П.: Что ты! Все на своих местах остались. Они же признанные. Они те, кого религиозная толпа считает замечательными проповедниками. Осенёнными, просветлёнными, убелёнными и обращёнными. Кто их вышибет — они же гипнотизёры! Но даже если кто и ушёл по старости, опять-таки на церковную пенсию, то детки их остались. Плоть от плоти. Теперь евангелизацией занимаются.
В.: Они?
П.: А то кто же? Кому как не им, с точки зрения иерархии, быть евангелистами? Именно после их выступлений больше всего фамилий «новообращённых» вносится в списки. Помню одного замореокеанского принюхивающегося проповедника, ну о-очень популярного, так он себе в помощники выбрал не кого-нибудь, а одного из этих агентов КГБ. Я этого деятеля давно наблюдал. Стали его на кафедру выпускать — все, за немногим исключением, в полном восторге. Я попытался было пару раз поспорить, дескать, что он говорит, ведь это же явная логическая бессмыслица, сеанс гипноза, стилизованный под проповедь! Как же на меня женщины завизжали! Слюной брызжут, дескать, ничего ты не понимаешь, от него Святой Дух исходит! Ладно, спорить перестал. А между тем, финны, видя бедственное экономическое положение рушащейся Империи, решили кому-нибудь помочь. Естественно, выбрали его, Л. Ф. Он в Финляндию с приятелем отправился. Там им автомобиль подарили, нагрузили его шмотками и Библиями для раздачи. Эти друзья вернулись, но денег за проданный автомобиль — а тогда это были большие деньги! — показалось мало, и Л. Ф. ловят на том, что он дарёными для раздачи Библиями торгует. Ловят, он отбалтывается, дескать, стоял с пачкой Библий на книжном рынке и просто спрашивал: сколько они могут стоить. Иерархия счастлива была поверить. Но это не единственный случай, когда его на воровстве ловили. Один пресвитер его за руку поймал, когда тот у него на книжном складе книги крал. Спрашивает: «Ты что, друг, делаешь?» А тот: «А что? Я для того, чтобы подарить»… У того же пресвитера история с этим Л. Ф. вышла. На проповеди-сеансе он видит: бабульки плачут. А этот пресвитер никак не может понять: почему? Вроде, Л. Ф. ничего особенного не говорит, пустяки какие-то общеизвестные. О пище и питании, кажется. А публика в слезах восторга. Спрашивать стал: чего, дескать, плачете?
В.: Ну и что?
П.: Да ничего. Посмотрели как на идиота бездуховного.
В.: А что с этим пресвитером?
П.: Сняли, конечно. Правда, позднее. Таких прозрений ни в одной авторитарной секте не прощают. Вмешательство начальства было минимальное — хватило энтузиазма низов. Кстати, это тот самый пресвитер, который психокатарсис изобрёл. То есть, как бы изобрёл. Ещё в детстве. Сон ему снился: ворона его мучает. И так из ночи в ночь. Так он что придумал? Днём придумывал, как эту ворону уничтожить — подстрелить, сжечь, — а ночью, во сне, это и происходило. Кстати, он изобрёл ещё ребёнком, что от проблемы даже точки не должно оставаться — иначе вновь вырастет.
В.: Молодец! Как всё, однако, целостно в этом мире!
П.: Да. Жаль, я с его идеями поздно познакомился. Когда к тому же самому другим путём подобрался. Более долгим. Да… Но я прервался. Начал-то про этого воришку Л. Ф., про историю с машиной. Потом его приятель начинает требовать честного дележа денег за машину — поровну. Отказ. Драка, с битьём стёкол, мордобоем и воплями: «Чтоб у тебя ребёнок коростой покрылся!» Словом, дело опять доходит до церковного совета, но исключают не Л. Ф., а того, другого, что попорядочней. А Л. Ф. рукополагают в сан. Дальше — больше. Как лучшего из лучших, отправляют его на учёбу в Америку, за церковный счёт, разумеется, и он добивается, чтобы разве что не голодающая церковь оплатила перелёт за океан ещё и его жены и двоих детей. Руководство иерархии, естественно…
В.: Понятно.
П.: Через полгода он присылает на восьми страницах письмо, всё в цитатах из Библии, что, находясь в Штатах, он прозрел и ему свыше открылось, что место его здесь, что только он может помочь определённому контингенту американцев обрести Христа, и он меняет гражданство. Порученное же служение, естественно, оставляет. О компенсации затраченных на него средств, естественно, и не заикается. Церковная публика читает это письмо, копирует, женщины умиляются. Правда, чуть позже выяснилось, что квартиру свою он ещё до того, до отъезда за церковный счёт, пристроил… И тут, про просветление, тоже враньё. Враньё, в которое все верят. А начнёшь говорить, как на самом деле, так…
