Джеймс Бьюдженталь - Наука быть живым. Диалоги между терапевтом и пациентами в гуманистической терапии
Хол по-прежнему не понял мою мысль. Не понял, что между тем, чтобы думать о себе, и тем, чтобы осознавать внутри себя, существует различие, как между двумя мирами. Я должен был каким-то образом помочь Холу перейти из того мира, в котором Хол является страдающим объектом, проблемой, нуждающейся в решении, в тот мир, в котором Хол будет просто самим собой, делая или не делая то, что он хочет, насколько это позволяет окружающий его мир. Как и многие из нас, Хол был гораздо больше знаком с объективным миром, чем с субъективным. Мы все в каком-то смысле странники, изгнанные из Рая безлично-сознательной спонтанности бытия.
— Хол, вы все еще вспоминаете и думаете об этом человеке, которым вы являетесь. Вы все еще не внутри себя.
— Я знаю, что внутри меня. Я чертовски зол на этого ребенка. Вот что у меня внутри. Он, кажется, не упускает ни одного шанса досадить мне, и меня ужасно бесит, что он знает, на какие кнопки нажимать, чтобы вывести меня из себя…
— Он знает, какие кнопки нажимать, чтобы разозлить вас, но, кажется, сами вы не знаете, как нажимать на свои собственные кнопки, чтобы действовать в соответствии со своими желаниями. — Была еще одна сторона всей этой истории. Хол был втянут в продолжительную и болезненную войну со своим сыном-подростком. Сегодня утром произошла всего лишь очередная стычка. Однако Хол был не только зол на своего сына.
— Джим, я не понимаю, что происходит, когда пытаюсь разговаривать с этим ребенком. Начинаю злиться раньше, чем осознаю это. Начинаю с того, что говорю себе: я должен быть спокойным, разумным, смотреть на вещи с его точки зрения, а через два предложения начинаю кричать и угрожать. — Хол был измучен своей любовью и своим гневом по отношению к семнадцатилетнему сыну. Сын, Тим, сопротивлялся Холу во всем, в чем только мог. Сражение по поводу прически было всего лишь одной из многих баталий. Тим хотел бросить учебу, сразу же после окончания средней школы — если, конечно, он ее закончит: он так много прогуливал и был так равнодушен к учебе, что мог и не получить аттестата. Тим употреблял анашу и, возможно, другие наркотики. Тим не верил в капитализм, в американский образ жизни, в традиционный дом и семью, в успех. Короче, Тим, казалось, отвергал все, на что Хол сделал ставку в своей жизни. Кроме слов. Оба — и Тим, и Хол — без конца разговаривали и спорили, что долгое время связывало их, а теперь эта связь была разрушена бесконечными словесными битвами. И из этой битвы Тим вышел победителем (во всяком случае, он не демонстрировал свои раны), в то время как эмоциональная агония Хола росла.
— Вы действительно страдаете сейчас, Хол.
— Да, да, я знаю. Но, черт возьми, что со мной происходит? Если бы этот парень пришел ко мне как клиент… Ну, ей-богу, у меня есть сейчас один такой. Парень по имени Гарри Дентон, примерно ровесник Тима, и, разумеется, с такими же идиотскими идеями, как у Тима. Я слушаю Гарри и не завожусь. Почему я не могу точно так же слушать Тима, работать с ним, быть более терпеливым? О, я знаю, во всех книгах говорится, что нельзя работать со своей семьей или друзьями, но…
— В этом вся суть, не так ли? У вас есть модель поведения с Гарри Дентоном, и вы просто не можете вести себя так же с Тимом.
— Да, это для меня совершенно непонятно. Я имею в виду, что Тим на самом деле ничуть не хуже Гарри. Я начинаю понимать это, когда остыну. Тим даже не так уж смешно выглядит с этими своими ужасными волосами. Я даже не жду, что буду так же спокоен с Тимом, как и с Гарри. Дело не в этом, просто…
— Хол, подождите минуту. Это звучит так, как будто вы решили это головой. Вы уверены, что не ожидаете от себя, что будете реагировать на Тима так же спокойно и мудро, как на Гарри?
— Что вы имеете в виду? Полагаю, да. Кроме того, не имеет значения на самом деле, что мне хотелось бы делать; вся проблема в том, что я продолжаю делать. Если бы я только мог не терять спокойствия…
— Хол, у вас сейчас вообще отсутствует контакт с самим собой. Вместо этого вы упорно бьетесь над проблемой, которая называется Хол Штайнман, и просите меня, чтобы я не отвлекал вас разговорами о том, что чувствует Хол Штайнман внутри.
— Да, вероятно, но я и в самом деле не понимаю, что хорошего будет, если мы влезем во все эти психоаналитические подробности и начнем говорить о моем приучении к горшку и т. п.
Прикрываясь сарказмом, Хол пытался увести меня от вопроса о его субъективном осознании. Я не думал, что он догадывался, настолько невелик его доступ к своим чувствам и мыслям. Его ссылка на «психоанализ» стала полуумышленной попыткой втянуть меня в периодически возникающий между нами спор о роли бессознательного в возникновении конфликтов и деструктивных эмоций. Важно, что хотя собственная психологическая ориентация Хола и делала акцент больше на поведении, чем на внутренних переживаниях, он выбрал в качестве терапевта меня, зная, что я придерживаюсь иных взглядов. Теперь я хотел оправдать это доверие, не принимая вызова участвовать в интеллектуальной дискуссии.
— Ни к чему, Хол. — Я дал ему почувствовать, что раздражен его уловкой, и вместе с тем испытываю желание поддержать его. —
Вы действительно пытаетесь отвлечь нас от того, что происходит у вас внутри.
— Ах, да, доктор Фрейд, это таинственное бессознательное, не так ли?
— Слушайте, вы хотите играть в игры или работать над тем, почему Тим так быстро выводит вас из себя?
— О’кей, о’кей. Вы правы. Скажите мне, что делать, и я буду послушно это выполнять, — Он был слишком покорен и притворно уступчив.
— Хол, ради Бога, что, черт возьми, происходит? Вы просто выворачиваетесь и используете любую возможность, чтобы не приступать к работе.
— Черт, Джим, не знаю. Просто чувствую себя как-то вне этого. Я знаю, что вы пытаетесь помочь, но мне просто кажется: вы хотите выбрать такой долгий и окольный путь, что я действительно не понимаю, что вы хотите от меня сейчас.
— Я знаю, Хол, но я думаю, что это само по себе очень важно: вы не понимаете, что я прошу вас делать. По-моему, это как раз то, что создает проблему. Вы не знаете, что происходит внутри вас, поэтому все время обнаруживаете, что делаете не то, что хотите на самом деле. Вы сами для себя — черный ящик, и из него появляются вещи, которых вы совсем не желаете. Поэтому я и говорю: давайте заглянем в ящик.
— Это имело бы смысл, если бы я действительно не знал, что происходит внутри. Но я знаю, знаю, что хочу: чтобы Тим прилично выглядел, чтобы учился, закончил школу и попробовал поступить в колледж…
— Подождите минуту! Вы слишком торопитесь, рассказывая о том, что вы хотите, от Тима. О себе вы сказали только: «Я знаю». Мы пытаемся поговорить о том, что происходит внутри Хола.
— Хорошо, я скажу вам, что происходит внутри Хола. Он чертовски злится. Вот что. Злится, что у этого парня нет элементарной вежливости…
— Оставьте это! Хол, вы знаете, да и я знаю, что вы можете целый час продолжать мне рассказывать о Тиме и о том, что он делает. Вы это делали раз шесть за последний месяц. И каков результат?
— Никакого! Так что же вы предлагаете?
— Пытаюсь помочь вам понять разницу между сосредоточенностью на Тиме, на том, что он делает, и контактом со своим собственным внутренним опытом. Сейчас, мне кажется, вам трудно понять эту разницу, но это очень важно, но пока я не думаю, что вы по-настоящему пытались это сделать. — Я говорил одновременно и терпеливо, и нетерпеливо. Он был упрям, как бульдозер, и мне иногда хотелось стать танком, чтобы пробить его.
— Пока не делал, да?
— Пока нет… Думаю, какая-то ваша часть прекрасно знает, что нет.
— Но для чего мне хотеть делать это? Я просто думаю…
— К черту, Хол! Вы собираетесь улизнуть в другом направлении. Я думаю, вас просто пугает предположение, что существует что-то, чего вы не умеете. Вы просто мечетесь в разные стороны вместо того, чтобы остановиться и прислушаться ко мне или к самому себе.
— Хорошо! Что вы хотите, чтобы я сделал? — Он говорил сердито, с вызовом.
— Начнем с использования кушетки. Подождите! Я понимаю, что вы готовы прочесть мне лекцию о психоанализе и т. п. Воздержитесь. Я хочу поместить вас в непривычную ситуацию в надежде, что вы попытаетесь найти контакт с самим собой непривычным способом. Поэтому давайте начнем использовать кушетку.
— Я думал, что вы, ребята, обычно используете эти штуки только с хорошенькими женщинами. Не знаю, можно ли вам доверять. — Он поднялся, ворча, и с трудом лег, показывая, как ему это не по душе.
— Все в порядке. Вы не в моем вкусе.
— О’кей, ну вот, я здесь, на вашей чертовой кушетке. Теперь мы можем перейти к тому, что Тим выводит меня из себя…
— Нет! Прежде всего, если вы используете кушетку, бывает полезно помолчать. Советую вам сделать это прямо сейчас. Замолчите! — Пауза. — Теперь послушайте, Хол, и попробуйте действительно услышать меня. Мы пикировались друг с другом, и это в порядке вещей, но сейчас я действительно хочу быть с вами очень серьезным, хочу, чтобы вы открылись, насколько это возможно, чтобы понять не просто мои слова, но намерения, которые за ними стоят. Хорошо?
