Михаил Бейлькин - Секс в искусстве и в фантастике
Вопреки декларациям драматурга, что он изначально моногамен, что он способен полюбить одного партнёра на всю жизнь (кого же именно?!), что он глубоко уважает свой гомосексуальный выбор («Я не сомневаюсь, что геи обоих полов более чувствительны – что значит – более талантливы, чем „натуралы“» ), словом, вопреки всем этим заявлениям, он мыслит и ведёт себя «с точностью до наоборот».
За примерами далеко ходить не надо.
Теннесси Уильямс декларирует: «Нет ничего более пустого, более обременительного, чем снимать кого-нибудь на улице. Всегда подхватываешь вшей – слава Богу, если не что-нибудь пострашнее – и каждый раз частичку твоего сердца отщипывают и бросают в канаву». Но ведь всё сказанное адресуется, в первую очередь, к нему самому. И разве не его самого «заставил густо покраснеть крик – прямо на людном перекрёстке – крик, после которого я не мог больше жить во Французском квартале Нового Орлеана: „Гад, ты вчера заразил меня мандавошками!“».
Он пишет поэтические пьесы, проникнутые мечтой о любви. В мемуарах это слово упоминается, пожалуй, чаще, чем все другие слова английского языка. На деле же всё выглядит совершенно иначе, причём это явное противоречие ничуть не смущает рассказчика. Процесс «любви», описанный им со вкусом и с чувством удовольствия, больше напоминает рецепт приготовления блюда из молочного поросёнка:
«Вчера вечером я чувствовал себя хорошо, и вдвоём с товарищем мы вышли на улицы Нового Орлеана. Я прошептал ему, что мне „сильно хочется“, и мы с ним пошли в скандально известное заведение, знаменитое своими мальчиками-танцорами, которые одновременно были и официантами и проститутками. <…> Мальчики носили только набедренные повязки, и можно было видеть, кого берёшь. Мне всё-таки рекомендовали избегать прямого проникновения, потому что у большинства из них задницы были с трипперком. И ещё мне рекомендовали сразу же вести их в ванную. И что надо заранее запастись каким-нибудь инсектицидом против мандавошек.
<…> Лайл выглядел немного недокормленным – но прекрасных пропорций, с чистым, нежным лицом и с гладким прекрасных очертаний задом. У него было мягкое юношеское тело и мягкий южный выговор – и я не предполагал никаких прямых контактов, только потрогать – ощутить поверхность его кожи своими пальцами. Это самоограничение основано на осторожности – у меня аллергия на антибиотики и мне меньше всего нужен триппер».
«Я поздно начал, а когда всё-таки начал, пустился во все тяжкие», – оправдывается Теннесси.<…> «Иногда я думаю, что было целью наших походов: радость общения с партнёром, спортивный интерес или всё-таки бесконечно повторяющееся – чисто поверхностное – удовлетворение от самого акта? Я знал многих гомосексуалистов, живших только ради акта, этот мятежный ад тянулся у них до середины жизни и позже, оставляя глубокий след на их лицах и даже отражаясь в их волчьих глазах. Полагаю, меня спасла от этого моя привычка к постоянной работе». Добавим: и, в первую очередь, – огромный талант. Но если бы не это?
Он пишет абсолютно справедливые слова, под которыми подписался бы любой порядочный человек:
«Естественно, что „сестрички“, „пидовки“ – всё это насмешка над собой, к которой гомосексуалисты принуждены нашим обществом. Самые неприятные формы этого явления быстро исчезнут, по мере того, как движение за права гомосексуалистов добьётся успехов в более серьёзных направлениях своей борьбы: обеспечить гомосексуалистам – не понимаемому и гонимому меньшинству – свободное положение в обществе, которое примет их, если только они сами будут уважать себя, хотя бы в такой степени, чтобы заслужить уважение индивидуально – и я думаю, что степень этого уважения будет тогда куда выше, чем обычно предполагается». Как хорошо-то сказано! Но вот беда – сам борец за справедливость, не стесняясь в выражениях, обличает привычку геев «играть пассивную роль в содомском виде разврата»!
По-настоящему он и себя не любит. «На самом деле, случайные знакомые или первые встречные обычно бывали добрее ко мне, чем друзья – что говорит не в мою пользу, – проницательно замечает Уильямс. – Узнать меня – значит перестать меня любить. В крайнем случае, можно терпеть меня» . Как это признание похоже на уничижительные слова Евгения Харитонова, сказанные им о самом себе: «Меня нельзя любить. В крайнем случае, во мне могут любить душу или что там такое»! Впрочем, Теннесси всё-таки более снисходителен в своей самооценке, чем русский писатель-гей: «Я прожил чудесную и ужасную жизнь и не буду плакать по себе; а вы бы стали?»
Цитируя мемуары Уильямса, я вынес за скобки его упования на силу любви. Однажды Ривз, его знакомый, признался, что решился на самоубийство.
« – Почему?
– Я обнаружил, что я гомосексуалист.
Не зная, конечно, что он на самом деле собирается покончить с собой, я разразился смехом.
– Ривз, последнее, что я стал бы делать – это бросаться из окна из-за того, что я гомосексуалист – только если меня не заставят быть другим».
Помимо того, что речь идёт о признании факта своей врождённой природы, Уильямс намекал на то, что простой гомосексуальный акт преображается любовью в нечто действительно ценное. Но, увы, сколько бы не уверял Теннесси Уильямс читателей о своей любви к половым партнёрам, его собственные мемуары заставляют усомниться в искренности его же уверений: обстоятельства разрыва с каждым из любовников порой шокируют.
Правда, это лишь одна сторона дела.
Можно сколько угодно уличать Теннесси Уильямса в противоречиях, в приукрашивании себя и своих поступков, вопреки тому очевидному факту, что он то и дело обманывал людей, любящих его и доверившихся ему. Но всё это было его бедой, его болезнью.
Нелепо подозревать, что цель анализа такого поведения – попытка умалить достоинства талантливого человека. Задача в другом – необходимо понять, что скрывалось за этими противоречиями, что блокировало способность к любви, о которой Теннесси Уильямс так страстно и безнадёжно мечтал?
Априорно я счёл бы, что всё объясняется его интернализованной гомофобией. Подобное предположение, однако, требует самой тщательной проверки: слишком уж сложная личность – Теннесси Уильямс, и очень уж непростая тема – интернализованная гомофобия.
Клиника интернализованной гомофобии
Начнём с азов. Согласно общепринятым представлениям, современное общество привержено гетеросексизму, в рамках которого, по словам У. Блуменфельда и Д. Раймонда, «гетеросексуальность рассматривается как единственная приемлемая форма сексуального поведения». Это влечёт за собой формирование у основной массы представителей сексуального большинства неприязни, презрения и даже ненависти к геям в сочетании со страхом перед нестандартной сексуальностью.
В свою очередь, гомофобия общества приводит к развитию интернализованной (усвоенной) гомофобии у лиц с однополым влечением. «Социализация любого гея предполагает интернализацию того унижения, которое он переживает», – справедливо замечает Р. Исэй.
Гонсориек и Рудольф добавляют:«Это может проявляться в широком диапазоне признаков – от склонности к переживанию собственной неполноценности, связанной с проявлением негативного отношения окружающих, до выраженного отвращения к самому себе и самодеструктивного поведения».
Исходя из всего сказанного, можно сделать заключение о том, что для интернализованной гомофобии типичны следующие необходимые предпосылки и клинические проявления:
Во-первых, осознание человеком собственной гомосексуальной идентичности.
Во-вторых, гомосексуальная идентичность может отвергаться (эго-дистоническая форма гомосексуальности), либо интегрироваться личностью в собственное Я (эго-синтоническая форма); последнее вовсе не исключает неосознанного презрения к представителям сексуального меньшинства, в том числе к себе самому, а также страха перед гомосексуальностью.
В-третьих, неосознанный характер интернализованной гомофобии проявляется в противоречивых высказываниях и поступках гомосексуала. Он может декларировать гордость по поводу своей принадлежности к сексуальному меньшинству как к элите человечества, и, в то же время проявлять неоправданную и ничем неспровоцированную враждебность и даже агрессивность к его отдельным представителям.
В-четвёртых, интернализованная гомофобия может порождать депрессии и всевозможные фобии, на первый взгляд, никак не связанные с гомосексуальностью, либо принимать характер вегетативных расстройств.
В-пятых, она может сопровождаться комплексом вины и приводить к поступкам, провоцирующим наказание со стороны окружающих.
