Томас Сас - Фабрика безумия
Озабоченность психиатров концепцией гомосексуальности как заболевания, равно как и в случаях с психиатрическими концепциями алкоголизма, наркозависимости или самоубийства, маскирует тот факт, что гомосексуалисты представляют собой группу, опороченную медициной и преследуемую обществом. Шум, поднятый их преследователями, и отчаянные крики протеста преследуемых пытаются заглушить терапевтической риторикой, подобно тому как риторика спасения души помогала заглушать шум, создаваемый преследованием еретиков и их отчаянными возражениями. Претендовать на то, что врачи, психиатры или «нормальные» члены общества чистосердечно заботятся о благополучии душевнобольных в целом или гомосексуалиста в частности, значит бесстыдно лицемерить. Если бы их благополучие действительно заботило врачей, врачи прекратили бы пытать душевнобольных и гомосексуалистов, одновременно заявляя при этом, что поступают им во благо. Но именно «исправители», будь то от теологии или от медицины, по-прежнему продолжают это делать[557].
Идея о том, что гомосексуалист «болен» только в том смысле, что так его воспринимают все остальные, а сам он соглашается с ними, восходит к автобиографической работе Андре Жида «Коридон», а возможно, и к более ранним текстам. Опубликованное впервые анонимно в 1911 году, это повествование состоит из серии диалогов между автором и его младшим другом Коридоном. Следующий отрывок раскрывает точку зрения Жида на гомосексуалиста как на жертву чрезмерно ревностного гетеросексуального общества.
— Я... готовлю весьма важное исследование вопроса [гомосексуальности], [говорит автор].
— Разве работ Молля, Крафт-Эбинга и Раффаловича тебе не достаточно? [спрашивает Коридон].
— Они неудовлетворительны. Я подошел с другой стороны. ...Я пишу Защиту гомосексуальности.
— Почему тогда уж сразу не оду?
— Потому что такое название усилит мою идею. Я боюсь, что даже слово «защита» люди сочтут чересчур провоцирующим... этому делу не хватает своих мучеников.
— Не говори громких слов.
— Я использую нужные слова. У нас были Уайльд, Крупп, Макдональд, Эленбург... Ах, жертвы! Жертв сколько угодно. Но ни единого мученика. Они все отрицают, они все всегда отрицают.
— Ах, вот ты о чем! Все они стыдятся и начинают отрекаться, как только сталкиваются с общественным мнением, прессой, судом.
— ...Да, ты прав. Попытаться восстановить собственную невиновность, отрицая часть собственной жизни и уступая общественному мнению... Как странно! Человек обладает мужеством защищать свою точку зрения, но не свои привычки. Можно согласиться на страдание, но не на бесчестие[558].
Здесь Жид рассматривает гомосексуальность как позорящую общественную роль, которую ее носитель, подобно ведьме или еврею, под давлением общественного мнения должен отвергать и осуждать. Гомосексуалист — это такой козел отпущения, который не вызывает сочувствия. Следовательно, он может быть только жертвой, но не мучеником. И сегодня в Соединенных Штатах все обстоит таким же образом, как во Франции полвека назад. Все это приложимо и к душевнобольному: он тоже может быть только жертвой, но не мучеником.
Следующий отрывок иллюстрирует прозрение Жидом роли понятия болезни в концепции полового извращения и соответственно понятия душевной болезни в целом.
— Если бы ты знал об этом [гомосексуальной наклонности], что бы ты сделал? [спрашивает Коридон].
— Я думаю, я вылечил бы парня [отвечает автор].
— Секунду назад ты сказал, что это неизлечимо...
— Я мог бы излечить его так, как излечил себя самого... Внушая ему, что он не болен... что в его отклонении нет ничего противоестественного.
— А если бы он продолжал настаивать на своем, ты, естественно, смирился бы с этим.
— О! Это совсем другой вопрос. Когда физиологическая проблема разрешена, остается нравственная проблема[559].
Жид, таким образом, показывает, что «диагноз» гомосексуальности в действительности является порочащим клеймом, которое человеку приходится отрицать, чтобы защитить свою личность.
Для того чтобы избежать медицинского контроля, гомосексуалист должен отрицать диагноз, навязанный ему врачом. Иными словами, гомосексуализм — болезнь в том же смысле, в каком является болезнью уже рассмотренное нами «негритянство». Бенджамин Раш заявлял, что негры имеют черную кожу, потому что они больны, и предложил использовать их болезнь в качестве оправдания требований общественного контроля над ними[560].
Современный последователь Раша устанавливает, что мужчины, чье сексуальное поведение он не одобряет, больны, и предлагает использовать эту болезнь в качестве оправдания требований социального контроля над ними.
Только в наши дни негры сумели уйти из семантических и социальных ловушек, которые белые люди расставили для них, сразу же после того, как рабство было упразднено столетие тому назад. Так называемые душевнобольные, чьи оковы, составленные из направлений на принудительную госпитализацию, стен психиатрических лечебниц и дьявольских пыток, называемых «медицинскими средствами», по-прежнему удушающей хваткой держат их тела и души, только сейчас учатся тому, как правильно унижаться перед своими хозяевами-психиатрами. Весьма возможно, что ущерб от раздачи психиатрами порочащих ярлыков и его социальные последствия погубят в итоге значительно большее число людей, прежде чем люди осознают ситуацию и предпримут адекватные меры защиты от угроз институциональной психиатрии. Таков, по крайней мере, исторический урюк охоты на ведьм.
До тех пор, пока люди могли осуждать других как ведьм, то есть до тех пор, пока ведьмой всегда считали Другого, но не себя, колдовство оставалось понятием, применимым на практике, а инквизиция — процветающим учреждением. Только утрата веры в авторитет инквизиторов и их религиозную миссию положила конец этой практике символического каннибализма[561]. Сходным образом до тех пор, пока люди обесценивают друг друга как умственно больных (гомосексуалистов, наркозависимых, безумных и так далее), так что сумасшедшим всегда считают кого-то Другого и никогда — себя, душевная болезнь останется понятием, которое без устали эксплуатируют, а принудительная психиатрия — процветающим учреждением. А раз так, то только утрата веры в авторитет институциональных психиатров и их медицинской миссии приведет к концу психиатрической инквизиции. И этот день не за горами.
Мой тезис, согласно которому психиатрический взгляд на гомосексуальность представляет собой слегка замаскированное повторение ушедшего в прошлое религиозного взгляда, а медицинские попытки «лечить» эту разновидность поведения — слегка прикрытый способ ее подавлять, может быть проверен анализом любого современного психиатрического описания гомосексуальности. Показательно то, как обращается с этим предметом Карл Меннингер, широко признанный в качестве наиболее «либерального» и «прогрессивного» среди современных психиатров. В своей работе «Жизненно важное равновесие» Меннингер обсуждает гомосексуальность в общей рубрике «Утрата контроля и дезорганизация второго порядка», помещая ее сразу же после анализа «извращенных моделей сексуального поведения»[562]. «Мы не можем, подобно Жиду, расхваливать гомосексуальность. Мы не извиняем ее, подобно некоторым. Мы рассматриваем ее как симптом, сходный со всеми прочими симптомами, связанный с агрессией, потворством своим желаниям, самонаказанием и стремлением предотвратить нечто худшее»[563] (курсив мой. — Г. С.). Подобно другим медицинским авторам, затрагивающим вопросы морали, Меннингер выдает себя словами, которые он подбирает. Если гомосексуальность — симптом, то что здесь можно «извинять» или «не извинять»? Меннингер не взялся бы говорить об «извинении» или «не извинении» пневмонической лихорадки или желтухи, связанной с расстройством желчевыводящих путей, однако он говорит о «не извинении» психиатрического «симптома». Его «терапевтические» рекомендации, касающиеся гомосексуальности, вызывают подозрение в том, что медицинская роль для него — всего лишь прикрытие для роли моралиста и социального инженера.
«Женатый человек, прихожанин церкви, директор банка, отец троих детей» — иными словами, столп общества консультируется у Меннингера и доверяет ему свою тайну: он гомосексуалист. Мужчина спрашивает: «Что мне делать?» Меннингер отвечает: «Разумеется, одна из вещей, которую можно делать, — вести целомудренную жизнь. Миллионы людей с гетеросексуальными наклонностями по той или иной причине прибегают к воздержанию, и для гомосексуально ориентированного индивида следовать этому курсу ничуть не более затруднительно»[564]. Воистину так. Но разве возможность сексуального воздержания не могла и без того прийти в голову человеку, который является успешным директором банка?[565]
