Гуманистическая психотерапия. Преодоление бессмысленности жизни - Виктор Эмиль Франкл
Дать смысл человеку означало бы прийти к морализаторству. А мораль в традиционном смысле слова скоро изживет себя, потому что рано или поздно мы заменим моральные категории на онтологические: добро и зло перестанет означать то, что нам нужно и нельзя делать; добром мы будем считать то, что способствует исполнению данного нам смысла, а злом — то, что этому препятствует.
Смысл нельзя дать, его нужно найти. Процесс поиска смысла похож на восприятие гештальта. Еще основоположники гештальтпсихологии Левин и Вертгеймер говорили, что каждая ситуация, с которой нас сталкивает действительность, предъявляет к нам свои требования. Вертгеймер даже приписывал объективность (objective quality) каждому требованию (requiredness), свойственному отдельной ситуации. Впрочем, Адорно тоже заявлял, что «понятие смысла включает в себя объективность по ту сторону всякой человеческой деятельности». Я считаю, что, в отличие от восприятия гештальта, выявление смысла не сводится к восприятию фигуры, которая вдруг бросается нам в глаза на общем фоне. Улавливая смысл, мы открываем возможность на фоне реальности. Эта возможность уникальна. Она не вечна. Но не вечна лишь сама возможность смысла, потому что, если смысл осуществляется, это происходит навсегда.
Смысл следует найти, а не изобрести. Изобрести можно либо субъективный смысл, либо иллюзию, бессмыслицу. Неудивительно, что человек, убегая от ощущения пустоты и будучи не в состоянии найти смысл своей жизни и изобрести его, начинает выдумывать свой субъективный смысл или бессмыслицу. Если бессмыслица может быть разыграна на сцене (театра абсурда!), то субъективный смысл человек порождает, одурманивания себя веществами, в частности ЛСД. При этом есть риск пройти мимо истинного смысла и реальных задач, которые ставит перед нами действительность (в отличие от иллюзии исполнения смысла, которая проигрывается только в голове). В связи с этим я вспоминаю подопытных животных, которым один калифорнийский ученый вживил электроды в гипоталамус. При подключении тока животные испытывали удовлетворение (как от принятия пищи или совокупления); в итоге они сами научились замыкать электрическую сеть, игнорируя полового партнера и реальную пищу, которую им предлагали.
Смысл не только можно найти, его нужно найти. В этом поиске человек руководствуется совестью. Иными словами, совесть — это орган смысла. Он способен уловить уникальный, специфический смысл, сокрытый в каждом моменте. Совесть — это феномен, свойственный лишь человеку. Она настолько человечна, что составляет часть condition humaine и, как и все в жизни человека, несет печать бренности. Кроме того, совесть может повести человека по ложному пути. До последнего вздоха, до последней минуты своей жизни человек не знает, действительно ли он исполнил свое предназначение в жизни или он просто думал, что исполняет его — ignoramus et ignorabimus[12]. Со времен Петера Вуста мы знаем, что неведение и риск неразрывно связаны между собой. И пусть совесть так и оставит нас в неведении, удалось ли нам уловить и постигнуть смысл жизни, такое неведение все равно не избавляет нас от необходимости идти на риск — повиноваться голосу совести или хотя бы прислушиваться к нему.
Такое неведение предполагает не только риск, но и смирение. Ведь если даже на смертном одре нам не дано узнать, не заблуждался ли наш орган смысла, то есть наша совесть, значит, нам остается лишь смириться с тем, что прав был кто-то другой. Это не значит, что истины не существует. Истина всегда одна, но никто не может быть уверен в том, что именно он знает истину, а не кто-то другой. Так что смирение означает терпимость, а терпимость — это не равнодушие, ведь уважать инакомыслящего — не значит разделять его убеждения.
В наше время ощущение бессмысленности распространяется все шире. Воспитание сегодня — это не только передача знаний. Нужно учить человека прислушиваться к голосу совести, так чтобы он улавливал требования, исходящие от каждой ситуации. Сейчас, когда многие, кажется, уже позабыли о десяти заповедях, человеку нужно вернуть способность воспринять десять тысяч заповедей, зашифрованных в десяти тысячах ситуаций. Тогда он будет ощущать свою жизнь осмысленной и выработает иммунитет против конформизма и тоталитаризма, этих двух порождений экзистенциального вакуума. Лишь человек с пробужденной совестью устойчив, не склоняется к конформизму и не прогибается под тоталитаризм.
Сегодня воспитание больше, чем когда-либо, касается ответственности. Быть ответственным — значит быть избирательным, осторожным. Мы живем в обществе изобилия, в информационной перегрузке, во времена контрацепции. Если мы не хотим сгинуть в этом потоке тотальной вседозволенности, мы должны научиться различать, что существенно, а что нет, что имеет смысл, а что его не несет, а также то, за что можно брать на себя ответственность, а за что нет.
Итак, смысл всегда конкретен в конкретной ситуации. Это требование часа, и оно всегда адресовано конкретному человеку. И так же, как всякая ситуация неповторима, каждая личность уникальна. Каждый день, каждый час несет свой новый смысл, каждого человека ждет свой смысл. То есть существует смысл для каждого, и для каждого он особенный. Смысл, о котором мы говорим, меняется в зависимости от человека и ситуации. При этом он есть всегда. Нет ситуации, в которой жизнь отказала бы нам в смысловой возможности, и нет человека, для которого она не имела бы задачи. Возможность осуществления конкретного смысла дается лишь однажды, и есть только одна личность, которая может ее осуществить. Можно обратиться к публикациям таких авторов, как Браун, Кашиани, Крамбо, Дансар, Дурлак, Кратохвиль, Лукас, Лансфорд, Мейсон, Мейер, Мерфи, Планова, Попельски, Ричмонд, Робертс, Рух, Салли, Смит, Ярнелл и Ягнг, и убедиться, что возможность найти в жизни смысл присутствует в любом случае, несмотря на гендерную принадлежность, интеллектуальные способности, образованность, на приверженность к какой-то религии или религиозность в принципе[13]. Было доказано, что поиском смысла могут заниматься люди разного склада вне независимости от их окружения.
Ни один психиатр, психотерапевт (и логотерапевт) не скажет пациенту, в чем заключается смысл, но все они могут дать ему понять, что этот смысл существует. Более того, жизнь сохраняет его при всех условиях и обстоятельствах именно благодаря возможности найти последний смысл в страдании. Если мы проведем феноменологический анализ непосредственного, подлинного опыта самого простого, среднестатистического человека с улицы и переведем его на язык науки, то сможем убедиться, что любой человек не только стремится найти смысл жизни вследствие воли к смыслу, но и находит его, причем тремя путями. В первую очередь он видит смысл в том, чтобы что-то делать или создавать. Кроме того, он усматривает смысл в том, чтобы что-то переживать, кого-то любить. Но даже в безнадежной ситуации, в
