Уильям Вулфолк - Верховные правители
Она кивнула.
- Конечно, отец возмущен твоим своеволием. Он привык к тому, что с ним заранее консультируются перед любым важным шагом. Пол Берри всегда так поступал.
Она положила сигарету в пепельницу.
- Но я считаю, что ты прав.
- Да?
- Я всегда считаю, что ты прав, когда ты так считаешь.
Как он нуждался в ней!
- Я собирался сообщить тебе кое-что еще. Мы с Аделью решили пожить раздельно.
Она не сразу осознала, что он произнес нечто важное. На её шее запульсировала жилка.
- Это кажется весьма неожиданным решение, верно?
- Я уже давно не влюблен в нее.
По её щеке расползлось розовое пятно.
- Ты подумал о последствиях развода для твоей карьеры?
Он усмехнулся.
- Если верить твоему отцу, в этой сфере у меня нет большого будущего.
Поразившись внезапному открытию, он добавил:
- И это не слишком важно.
Их объединяло понимание того, что слова - это всего лишь одинокие молекулы, плавающие в океане чувств.
- У нас все может оставаться по-прежнему, - сказала она. - Я не могу представить себе такое время, когда мне захочется расстаться с тобой.
- Ты не сторонница брака?
- Он бы ничего не изменил. Как ничего не изменил твой разрыв с Аделью. И я бы не хотела, чтобы брак пережил любовь.
Он словно оказался в темном лесу, ощутил запах сырой земли.
Она добавила чуть слышно:
- Но я ужасно влюблена в тебя.
Ощущение опасности исчезло.
- Тогда я собираюсь сделать тебе предложение, - сказал он. - Даже если твой отец не отдаст тебя на свадьбе.
Она слегка наклонила голову; казалось, она сейчас заплачет. Он приблизился к ней и нежно обнял. Он слышал частое биение её сердца. Он так долго ждал, когда придет счастье. Боясь потерять драгоценные мгновения, он овладел ею с романтической одухотворенностью. Потом, лежа возле нее, он видел перед глазами картинки, напоминавшие о недавнем взрыве.
Неужели что-то могло отнять у него эти восхитительные ощущения? Нет, это невозможно.
Генри Бланкеншип показывал своей гостье свою личный арсенал. Девушка была высокой, тонкой, с прекрасными чертами лица и телом, напоминавшим в одежде скульптуру из проволоки - пока взгляд не падал на её потрясающе красивые ноги. Ее отрывистая речь и раскованность манер были известны десяткам миллионов, но даже самая знаменитая кинозвезда испытывала бы смущение в присутствии Генри Бланкеншипа: такое количество денег внушало почтение даже тем, кто привык их презирать.
- У тебя тут достаточно оружия, чтобы затеять революцию, - сказала она.
- Вероятно, да - в какой-нибудь банановой республике, - улыбнувшись, ответил он.
Девушка остановилась в просторной комнате, обшитой красным деревом, чтобы полюбоваться старинным отполированным кремневым ружьем, которое могло принадлежать фермеру, сражавшемуся при Лексингтоне или Конкорде. Свой мятежный дух американцы унаследовали у независимых, свободолюбивых предков, осмелившихся направить ружья против законной власти.
Он открыл дверь в соседнюю комнату и включил свет. Здесь вдоль стен размещались трофеи - рога американского лося, бритая голова тигра с распахнутой пастью, стоящее в углу чучело медведя, гордый орел, готовый ринуться с ветви вниз в поисках жертвы. Любимые охотничьи ружья Бланкеншипа без единого пятнышка или следа ржавчины поблескивали смазкой.
- Ты сам застрелил всех их?
- Да.
Он охотился до тех пор, пока его зрение не ослабло настолько, что он уже перестал различать цель. Он всегда ходил в леса один, наслаждаясь вызовом, бросаемым непредсказуемыми опасностями. Но он уже пятнадцать лет не стрелял из ружья и не был уверен в том, что сохранил бы интерес к охоте, даже если бы его зрение не испортилось; эта форма агрессии была слишком примитивной. Все в его жизни было результатом непрерывного роста, упорного движения к особой цели.
Он не сомневался в итоге его теперешней борьбы. Финал будет именно таким, каким он увидел его при исходной разработке плана. Процесс радикального реформирования, начавшийся с прихода к власти столь опасного человека, каким был президент Хэролд Пейдж, и развивавшийся столь стремительного, что единственным итогом его могла стать социальная революция, будет остановлен.
Отвратительно, подумал Бланкеншип, что люди вроде президента и его приспешников считают себя полезными для общества. Как ни трудно в это поверить, но это, несомненно, так. Немногие люди, даже совершившие самые гнусные поступки, искренне считают себя негодяями.
Когда они покидали оружейную, прелестная спутница Бланкеншипа крепко сжала его руку.
- Проблема исключительно богатого человека, - сказала она, заключается в том, что он никогда не может точно знать, любят его самого или его богатство. Это тебя не беспокоит?
Странный вопрос, подумал Генри Бланкеншип. Какое это имеет значение?
Жизнь Джила Бенедикта стала легче после того, как его перевели в "легкий карцер". Режим был строгим, но терпимым. Хотя обитатели "легкого карцера" не имели доступа к газетам, телевидению, радио и журналам, утром и днем их выпускали во внутренний дворик. Однажды днем, когда Бенедикт сидел во дворике спиной к тюремной стене, к нему подошел другой заключенный тихий пожилой человек по имени Риццо, работавший на кухне. У него были большие уши и вытянутая заостренная физиономия. Он напоминал огромную мышь с очками.
Риццо посмотрел на Бенедикта со странной неподвижной улыбкой на лице.
- Охранники приговорили тебя. Ты умрешь за то, что ты сделал с тем надзирателем.
Он прошептал это так тихо, что уже на расстоянии в два фута ничего нельзя было услышать. Потом он отошел.
Джил давно замечал враждебность надзирателей. Они бы обрадовались, если бы он сделал шаг в сторону - это позволило бы им застрелить его "при попытке к бегству". Но он был достаточно умен, чтобы дать им такой предлог, и вполне мог постоять за себя при нападении.
Вечером, когда заключенных выстроили перед возвращением в камеры, металлическая болванка едва не пробила ему голову. Ее бросили откуда-то сзади. Никто не видел бросавшего. Джила встревожило то, что болванку пронесли через контрольный пост. Электрический сигнал звучал даже в том случае, если осужденный пытался прихватить из столовой ложку или вилку. Тяжелый металлический предмет можно было пронести через пост только при содействии охраны.
Через два дня за завтраком он ел овсянку и внезапно рассек себе нёбо. В каше оказались обломки бритвы. Если бы он проглотил их, они порезали бы его внутренности. После того, как он едва не захлебнулся собственной кровью, в медсанчасти ему зашили глубокий порез.
Джил понял, что обломки бритвы были положены в его миску на кухне. Это означало, что убить его пытались два человека - возможно, больше. Он должен проявлять бдительность. Ему повезет, если он переживет ближайшие несколько недель. По ночам его терзали мысли о том, каким будет следующее покушение.
Поэтому, когда однажды утром Риццо подошел к нему во дворике и спросил, согласен ли он бежать, Джил уже созрел для этого. При других обстоятельствах, услышав такое предложение, он бы лишь усмехнулся. Вероятность успешного побега из железобетонной камеры, окруженной кирпичной стеной, мимо вооруженной охраны, круглые сутки стоящей на посту, была безумно малой. Все пытавшиеся вырваться на свободу оказывались в карцере или на тюремном кладбище под палкой с номером. Но сейчас Джилу было практически нечего терять.
Он спросил Риццо, почему после девяти лет отсидки он наконец решился на побег. Ответ прозвучал убедительно. Риццо получил весьма длительный срок за убийство. Жертвой стал партнер Риццо по игорному бизнесу. Подсчитав общую сумму ставок и вычислив, какую сумму должен был составлять доход казино, Риццо понял, что партнер обманывает его. У партнера был сообщник, который ежедневно забирал часть наличных и относил её в банк. Сообщником, имевшим неосторожность сохранять банковские квитанции, оказалась жена Риццо. Впоследствии именно её показания позволили осудить его за убийство. Девять долгих лет Риццо жил ради того дня, когда он сможет рассчитаться с ней.
В эти годы у него было много времени для того, чтобы придумать наилучший способ бегства. Его план был практичным. Будучи помощником повара и пользуясь доверием надзирателей, он похитил запасные ключи от дверей, которые вели в блок "Е" - наименее охраняемую зону. Если им удастся попасть туда, они получат хороший шанс перебраться через стену. Тем более что Риццо имел дубликат большого латунного ключа от стальной двери, которая вела из расположенной на первом этаже комнаты для отдыха в сад.
Они выбрали первую туманную ночь. Периодически от залива надвигалась плотная серая мгла; корабли извещали о её приближении печальными гудками. Клочья тумана окутывали трехэтажную каменную башню, служившую наблюдательным пунктом, откуда охранники следили за внутренней частью тюрьмы, обнесенной кирпичной стеной. В такие моменты видимость сокращалась до нескольких ярдов.
