Кен Уилбер - Проект Атман
Основной смысл доводов Неймана заключается в том, что пока имеет место телесно — сексуальный инцест (оральный, анальный или фаллический — во всей «телесной области»), самость открыта для «материнской кастрации» — кастрации или распада или травматического разрушения Великой Матерью, которая правит тифоническими/телесными областями. Ибо Великая Мать «угрожает “эго” опасностью самоуничтожения и самоутраты, — иными словами, угрожает смертью и кастрацией» [274]. И здесь мы оказываемся на очень знакомой почве. «Мы уже видели, — продолжает Нейман, — что для нарциссической природы подростка, одержимого образом фаллоса, характерна увязанность сексуальности со страхом кастрации» [279]. Снова знакомое место. «Страх перед фаллосом у женщин символически приравнивается к кастрации Великой Матерью, а на психологическом языке это означает растворение [отпочковавшегося] «эго» в бессознательном» [279]. Во многом совпадая во взглядах с психоаналитиком Феникелом, Нейман утверждает, что на этой материнской стадии «мужественность и героизм «эго»… отождествляются с фаллосом и сексуальностью» [279]. Таким образом, угроза матриархальной «кастрации нависает над «эго», которое еще не порвало своих связей с Великой Матерью» [279]. Такая кастрация может принимать специфическую форму (только на этой стадии) страхов перед действительной генитальной кастрацией (а также более общую форму кастрации — растворения «эго» — ума в иррациональных «вспышках раздражения», гиперэмоциональности и гедонистических импульсах). Это мои слова, но идеи самого Неймана: быть кастрированным Великой Матерью/телесными областями означает быть затянутым из вновь возникших ментальных областей обратно в тифоническо — пранические — телесные; именно такую интерпретацию как раз имел в виду Нейман [279].
Я уже говорил, что для перехода развития через эту стадию, самость должна умереть для телесного отождествления, для своего «материнского инцеста». Вот почему, как мне кажется, Нейман утверждает, что «теперь мы подходим к битве с Великой Матерью и к победе над ней. Вызывающий благоговейный ужас характер этого дракона — Великой Матери — заключается в ее способности соблазнить «эго», а затем кастрировать и разрушить его в материнском инцесте… Но когда «эго» уже не в силах оставаться [на данной стадии], ему нужно победить страх… и совершить то, чего оно больше всего боялось. Оно должно предстать перед уничтожающей силой… Дракона — Матери, не позволяя при этом себя уничтожить» [279]. «Эго» должно пройти через смерть (Танатос) и разделение с материнскими уровнями без регрессии, распада или вытеснения — оно должно прекратить слияние (инцест) и начать дифференцироваться без диссоциации. Если это удается, тогда “эго” героя более не отождествляется с фаллосом и сексуальностью. На этом [новом и более высоком уровне] другая часть тела символически возвышает себя в качестве… “высшей мужественности”: голова, символ сознания, с глазами, как управляющим органом — теперь именно с ней отождествляет себя “эго”» [279].
И снова отметьте: принятие смерти/отделения низшего уровня, дифференциация или разотождествление с ним, возникновение следующего более высокого уровня и отождествление с ним. Это происходит только после того, как преодолена и пройдена тревога разделения (Неймановская «битва с драконом»), и знаменует собой более высокую форму трансценденции. Вследствие этого, говорит Нейман, «главенство Великой Матери и контроль, осуществляемый ею за счет инстинктивной мощи тела [тифона], замещаются относительной автономностью «эго», более высокой [самости], которая обладает собственной волей и подчиняется собственному рассудку» [279].
Далее, согласно Нейману, для новой — ментально — эгоической области — характерна дифференциация от тела. По его выражению, «развитие сознания “эго” сопровождается тенденцией к обретению независимости от тела», ибо «эго» является «миром света и сознательности по контрасту с земным, телесно — ограниченным миром бессознательного…; “эго” и сознание переживают свою собственную реальность благодаря тому, что отличают себя от тела. Это один из фундаментальных фактов человеческого разума» [279]. Отметьте также, что Нейман осознает, хотя и не подчеркивает, разницу между диссоциацией и дифференциацией: «Развитие, приводящее к разделению на две системы [ума и тела], согласуется с необходимым процессом психической дифференциации, но, как любая дифференциация, оно подвержено риску стать чрезмерно дифференцированным и извращенным» [279]. Это и есть диссоциация.
В любом случае, новая ментальная — эгоическая стадия представляет собой мир понятий, воли, рассудка, логики и морали. Сначала она управляется «отцовским инцестом/кастрацией» или, лучше сказать, «культурным или родительским инцестом — кастрацией»:[56] желания и страхи индивида сосредоточиваются в меньшей степени на теле, и в большей степени на социо — культурной Персоне и ее идеях. И теперь именно через эту более высокую среду самость, переходящая от одного раздела проекта Атман к другому, проводит свои новые инцесты и переживает свои новые смерти.
Родительский инцест/кастрация
Мы видели, что нормальное ментальное «эго» приняло дифференциацию, смерть и трансценденцию низших уровней: плеромного, уроборического, тифонического и уровня вербального членства (или «телесных областей» вообще). Но теперь самость отождествлена с ментальным «эго» и потому ожесточенно сопротивляется смерти этой новой структуры. Битва жизни против смерти, Эроса против Танатоса, переходит на ментальный уровень, и проект Атман начинает разворачиваться через эту структуру. Так проект Атман становится уже не телесно — сексуальным, а ментально — эгоическим. В его игре участвуют уже не фекалии и фаллос, а «эго» и Персона.
В главе пятой мы видели, что отличительной чертой ментального «эго» является его внутренняя дифференцированность — разделение «эго» на несколько (необходимых и полезных) субличностей или персон (масок), среди которых преобладающими являются Родитель/Супер — «эго»/Победитель, Дитя/Инфра — «эго»/Побежденный, а также Взрослый/Вычислитель, «эго» — идеал и совесть. Любая из данных субличностей может после своего возникновения диссоциироваться (вместо дифференциации) и пополнить собой погруженное бессознательное (такая субличность становится Тенью или «бессознательной личностью», безжалостно перемешанной с архаическим бессознательным). Кроме того, любая из них может всплывать — и часто действительно всплывает — из фонового бессознательного в качестве внедренного бессознательного (в частности, так происходит с Супер — «эго»): этот процесс, коль скоро он происходит, является совершенно естественным, нормальным и здоровым.
Поскольку я восхищаюсь тем, как работает транзактный анализ,[57] я нередко говорю о совокупном ментальном «эго» (или, по крайней мере, о его раннем и среднем состояниях) как о Р-В-Д «эго». Кроме того, так легче помнить о внутренней дифференцированности «эго» и трех самых важных персонах (Р, «Родитель»; В, «Взрослый»; Д, «Дитя». Кстати, когда, например «Родитель» пишется с заглавной буквы, это означает интернализованного, «внутреннего» Родителя, а не действительного, внешнего родителя). Тем не менее, — и это достаточно важно, — до конца этой главы я ограничусь обсуждением преимущественно Супер — «эго» [Родителя]. Не следует принимать это сокращение изложения за ограничение значимости остальных аспектов «эго». Дело в том, что Супер — «эго» является одной из самых важных субличностей, и поэтому к нему могут быть отнесены почти все теоретические положения (и заинтересованный читатель может затем при необходимости применить их к другим субличностям).
В самом общем смысле, Супер — «эго» — это просто неотъемлемая часть высокоуровневого отождествления ментально — эгоической самости. В частности, оно означает, что ребенок отождествился с родителями — он ментально интернализовал их в форме Родителя, — «смоделировал родителей в своем уме», чтобы помочь формированию своей ментальной самости [14], [38], [51], [97]. Это делается на вербальном и ментальном уровнях, а не на телесном и сексуальном. Поскольку ребенок на данной стадии может формировать идеи и понятия, он способен концептуально или ментально отождествляться со своими наставниками, с родителями. Это не телесный инцест, а отцовский/концептуальный инцест: более высокий уровень Эроса.
Первое введение ребенка в мир физического тела происходит через Великую Мать — начинаясь с рождения и продолжаясь в сосании, укачивании, касаниях, чувствовании, приучении к туалету и так далее. А первое вхождение в ментальный мир осуществляется через посредство членского языка и словесного общения с вербальными матерью и отцом. Довербальная Великая Мать воплощает в себе мир не — концептуальных чувств, ощущений и желаний. Но индивидуальная и вербальная, использующая понятия мать совсем иная: в отличие от Великой Матери, которой она когда‑то была, ее теперь можно понимать на основе слова — и-имени, на вербальном и ментальном уровне [359]. И к ней вскоре присоединяется фигура отца, еще одна вербальная и использующая понятия индивидуальность. Для ребенка все это является более или менее новым, и потому он склонен использовать новых, вербальных родителей, в качестве ролевых моделей более высокого порядка, так что, в конце концов, ребенок отождествляется с родителями, как с Родителем — с Супер — «эго», — и это становится просто частью новой самости более высокого порядка [165], [178]. Ребенок концептуально моделирует самость по образцу родителей посредством родительского инцеста или родительского ролевого моделирования.
